У Мег слезы навернулись на глаза. Лгун, — кричало ее сердце. Но она не могла отрицать того факта, что эта прекрасно изданная, дорогая книжка, которой она восхищалась в московском «Доме книги» и которую не могла себе позволить, загадочным образом оказалась среди ее вещей. И все благодаря темноволосому, красивому сотруднику КГБ, сопровождавшему группу иностранных студентов, который отвозил ее из тюрьмы в аэропорт.
Мег, вместе с другими семнадцатилетними ребятами из ее автобуса, была задержана за то, что они раздавали свои джинсы, футболки и прочие личные вещи доброжелательным русским подросткам. Ничего не подозревая, Мег подарила молоденькой девушке солнечные очки… и угодила за решетку. Ее до сих пор бросало в дрожь при мысли об этом кошмарном событии.
В тюрьме один из охранников сообщил ей о смерти ее отца в Соединенных Штатах. По его словам, из-за опрометчивого решения Мег нарушить закон и ее сношений с фарцовщиками она не сможет вернуться домой на похороны.
Он казался Мег роботом, не способным на проявление чувств. Он оставил ее одну, чтобы она «обдумала» свой поступок, и Мег в отчаянии рухнула прямо на пол. Несколько часов она оплакивала свою мать, погибшую годом раньше, и своего любимого отца. Уильям Робертс умер в тысячах километров от нее, и она никогда больше его не увидит.
Но незадолго до рассвета Кон пришел за ней, провел ее по длинным коридорам к задней двери, где уже ждала машина, готовая отвезти ее в аэропорт. Она не встретилась со своими спутниками по поездке, зато вернулась в Соединенные Штаты вовремя, чтобы успеть на похороны. Книга осталась единственным напоминанием.
Только благодаря своевременному вмешательству Кона ей позволили беспрепятственно вернуться в Штаты. Его совершенно бескорыстный подарок заставил Мег изменить свое мнение об агентах КГБ как о бездушных монстрах.
Шесть лет спустя Мег с радостью воспользовалась возможностью съездить в Россию по культурному обмену. Она надеялась отыскать Кона и лично поблагодарить его за доброту.
Естественно, она с ним встретилась. По своей наивности она верила, что их встреча была случайной, и не подозревала, что Кон следил за ней даже после ее возвращения в Штаты. Это означало, что его чувства никогда не были искренними. И что во время второй своей поездки в СССР Мег стала его мишенью. Она узнала об этом от агентов ЦРУ после возвращения. Каждый поступок Кона был направлен на то, чтобы возбудить в ней любовь. Так случалось и раньше, с одинаково наивными и, как правило, молодыми американцами — туристами, дипломатическими работниками. Случившееся между Мег и Коном, как оказалось, не было редкостью. «Любовь» Кона объяснялась политическими причинами; он действовал по приказу.
А теперь он приехал за Анной.
— Ты правда мой папа?
Простой вопрос Анны нарушил молчание. Надежда, прозвучавшая в ее серьезном голосе, едва не довела Мег до слез. Приближался момент истинны. Кон не отступит.
— Да. Я твой папа, а ты моя маленькая дочурка. У нас с тобой одинаковые голубые глаза, одинаковые каштановые волосы и прямые носы. — Он легонько ущипнул Анну, и та хихикнула. — Но улыбка у тебя мамина. Видишь?
Он вытащил несколько фотографий из кармана пиджака.
— Вот мы с твоей мамой едим мороженое и пьем шампанское. Я только что признался ей в любви. Взгляни на ее рот. Вот здесь изгиб, — он прикоснулся к нижней губе Анны, — в точности как у тебя.
Анна хихикнула снова, а затем положила драгоценную книгу прямо на пол, чтобы взглянуть на черно-белые снимки. Впервые в ее жизни у нее не находилось слов. Как и у Мег, внезапно вспомнившей, что Кон точно таким же жестом касался ее губ. А потом целовал до умопомрачения….
В тот миг она даже не замечала, что их фотографируют.
Должны быть и другие фотографии. Мег почти не сомневалась, что все их ночи и дни были засняты на пленку. Ее охватывала глубокая, мучительная боль при мысли, что самые чудесные мгновения ее жизни — их с Коном любви — пылятся в архивах КГБ.
— Мама, смотри! Это ты.
— Верно, — пробормотал Кон, — а вот мы с твоей красивой мамочкой сфотографированы перед гостиницей и в музее.
Кон не смог бы выдумать более успешного плана для завоевания сердца дочери, чем представить ее любопытному взору эти доказательства былой любви.
Во время обеих поездок Мег по России ей строго-настрого запрещали фотографировать, за исключением снимков, сделанных на Красной площади. Поэтому у нее не сохранилось на память ни одной фотографии Кона.
— И вот еще, — сказал он, когда Анна просмотрела остальные снимки, — мы с твоей мамой в аэропорту. Я уговаривал ее остаться в России и выйти за меня замуж, но она все равно села в самолет. — Его голос наполнился грустью, и Мег цинично подумала об его незаурядном актерском таланте.
Теперь его рука обвивала тонкую талию Анны, а девочка, сама того не замечая, прижалась к его груди. Глядя на дочь, Мег почувствовала, что ее сердце разрывается на куски.
Анна взглянула на мать взволнованными глазами.
— Почему ты так сделала, мама? Почему ты уехала от папы?
Мег глубоко вздохнула. Она презирала Кона за то, как он поступил с ней. Как поступил с ними обеими.
— Потому что, если бы я осталась хоть ненадолго, то уже не смогла бы вернуться в Америку. А у меня были дела дома. Я не могла бросить своих учеников.
— Разве ты учительница?
После краткой паузы Мег ответила:
— Уже нет, киска. Но была… когда-то.
— Как миссис Бизли? — Казалось, Анна потрясена ее признанием.
— Да, я работала в средней школе. — Но став матерью-одиночкой, Мег сильно изменилась. Осознав, что в действительности произошло с ней в России, она бросила преподавание русского языка, чтобы никогда больше не вспоминать эту страну и свое прошлое. Анна была слишком маленькой, чтобы понять, поэтому Мег никогда не рассказывала ей об этом.
К несчастью, Анна отыскала «Щелкунчика» в кладовке, куда Мег запрятала старые книги. Девочка влюбилась в него с первого взгляда и везде носила с собой. У Мег не хватало духу отобрать у нее книгу, но об ее происхождении она умолчала.
— Это правда, папа?
По единственному вопросу дочери Мег поняла, что все изменилось безвозвратно. Мало того, что Анна безоговорочно признала Кона своим отцом, теперь она еще и сомневается в ее правдивости.
Вот ирония судьбы — мать всем жертвовала ради ребенка на протяжении шести лет, но стоило появиться мужчине, чей вклад ограничился лишь мимолетным удовольствием, как он с молниеносной скоростью завоевал и любовь, и безоговорочное доверие своей дочери.
— Да, правда. Твоя мама прекрасно говорит по-русски. А когда она четыре месяца в Санкт-Петербурге преподавала английский русским школьникам, мы с ней все свободное время проводили вместе.
