Спрашивал машинально. По привычке. Уже не испытывая ничего.
— Не звонила, — неизменно отвечал отец. И сейчас, покачивая головой в такт чмокающей соской бутылочки со смесью Стафании, ответил так же. — А тебе?
— И мне не звонила, — склонился я над тарелкой, но думал совсем не про жену, когда отец добавил громкость телевизора.
— Ты посмотри, что творится, — качнул батя головой. — Весь день сегодня крутят. Опять девчонка пропала. Поссорилась с родителями. Телефон те у неё забрали, решили слишком много она в нём сидит. Зрение село. Учиться стала плохо. А та выскочила из дома сгоряча. Вчера вечером. Да так и не вернулась. Родители её всю ночь по подружкам разыскивали. С утра в полицию позвонили. Волосы на голове рвут, что без телефона ушла. Сейчас бы хоть сим-карту запеленговали. Но ушла ни с чем. Мелочь, может, какая в карманах была. И как в воду канула.
— А сколько лет? — смотрел я на фото девочки, что показывали на экране.
— Тринадцать. Тебе диспетчер не звонил?
— Звонил. На завтра собирают всех — девочку искать. — Наша маленькая волонтёрская бригада по спасению животных была в числе тех, кто всегда участвовал в таких мероприятиях. — Если за ночь не найдут, будем весь день не котят из подвалов доставать, а местность прочёсывать.
Пёс положил косматую голову на мои колени.
— Тебя, прости, не возьмём, лохматый, — потрепал я его за ухом. — На новой Лёхиной машине поедем. Тебе в ней кататься пока нельзя. Вот позамызгает её дядя доктор, наиграется, чехлы купит, тогда и тебе добро пожаловать, Комондоро.
— Да уж, командор, так командор, — скептически посмотрел отец на грязно-серую собачью шесть жгутами.
На самом деле пёс был не комАндор, а комОндор. Порода такая — комондор. Редкая. Пастушья. Так сказал Рейман, Аркадий Рейман, ветеринар из нашей волонтёрской бригады. Необычная шерсть, что не выпадает, как у других собак, а сама скручивается жгутами, у них от природы. Так они среди стада овец маскируются — гривой с дредами.
— Овчар наш, венгерский.
Так иначе называлась порода — венгерская овчарка.
Я отпустил Собакина, и тот лёг у ног.
— Двортерьерский, — хмыкнул отец и снова повернулся к телевизору. — А ты свою машину когда заберёшь с ремонта?
— Завтра после обеда будет готова.
— Кирилл-то звонил? Это ж по его профилю, — кивнул отец на экран, — пропавшая девчонка.
— По его, — тяжело вздохнул я. — Звонил. Выясняют обстоятельства.
— Это что же, уже третий случай выходит, если не найдут?
Я кивнул.
— Будем надеяться, что найдут.
— А Кирилл Евгеньевич, я вижу, настроен на худшее, — сделал он правильный вывод по моему лицу. — Иллюзий не питает.
— На худшее. Менты они вообще люди реалистичные, работа у них такая, — поднял я голову, читая в телевизоре описание. Про красный пуховик и белую шапку с меховым помпоном, что были на девочке. — Первая девочка пропала в прошлом году по весне, — напоминал я вслух. — В марте, как сейчас. Но та была постарше. Выпускной класс, лет семнадцать. Вторая, пятнадцатилетняя, исчезла в октябре. Как раз выпал первый снег. Думали, потеплеет ещё, растает, найдут. Не нашли. А эта совсем малышка. Тринадцать, — тяжело вздохнул я и нахмурился.
— Ох, а сегодня в ночь, ты слышал, какой снег передают? — покачал головой отец, осторожно забирая бутылочку у сладко засопевшей Конфетки. — Словно зима вернулась. МЧС предупреждает: снегопад, ветер, метель.
Хреново, невольно подумал я.
И это только добавило тревоги.
Поздним вечером я всё ворочался в кровати. Сон не шёл.
Слышал, как ушли гулять отец с Командором.
Слышал, как вернулись.
Видел, как за окном повалил обещанный снег.
Как поднялся ветер, немилосердно бросая его порывами в стекло.
Я всё крутил в руке телефон. Экран то загорался номером, что я так и не стёр, то снова тух. Палец машинально давил на кнопку включения, я задумчиво смотрел на забытые цифры…
Не давал покоя её взгляд. Рассеянный. Непонимающий. Растерянный. Совсем не характерный для той собранной дисциплинированной Владиславы Орловой, что я знал.
Её многозадачности и Цезарь бы позавидовал. Ничего она не путала, не теряла, не забывала. Всё держала в уме: даты, время, цены, имена, фамилии.
План — была её религия. Цифры — её стихия. Продуктивность, организованность, трудоголизм — образ жизни.
И вдруг эта беспомощность. Неуверенность. Недоумение.
Или я просто ищу повод? Оправдание, чтобы позвонить?
Нет, к чёрту это!
Я кинул на кровать аппарат, повернулся на бок к нему спиной и засунул руки под подушку.
А проснулся не от плача ребёнка, как обычно, а от трели всё того же телефона.
— Алло, — сонно сказал я, спросонья не разобрав, кто звонит.
— Слушай, Рим, я что-то забыл уточнить, мы завтра во сколько выдвигаемся?
— Князев, ну ты спросил! — узнал я по голосу друга адвоката, ещё одного из нашей пятёрки, поворачиваясь на другой бок и закрывая глаза. — Кирилл сказал, чем раньше, тем лучше. Как рассветёт. Лёха заедет за мной часам к восьми.
— А завтра что у нас?
— Суббота, Олеженька. Март. А там и осень. А там и внуки пойдут. А там и пенсия…
— Ладно, спи, пенсия, — усмехнулся Князев. — Тоже выдвинусь тогда часов в восемь. А с мелкой чья очередь сидеть?
— Батина, беспокойное ты хозяйство, — заскрипел я кроватью.
— Вот, я же говорил, в эти выходные не моя, — кому-то в сторону сказал он, а потом снова мне: — Ладно, прости, что разбудил. Моя тут просто распереживалась.
— Твоя — это кто? — усмехнулся я. Холостой красавец адвокат Олег Князев был нарасхват у слабого пола.
— Совесть, Римус, совесть, — хмыкнул Олежек. — Спи, завтра поговорим.
— Угу, — кивнул я, нажал клавишу отбой, но даже руку опустить не успел, как телефон разразился новой третью.
— Ну, что ещё? — ответил я, проведя пальцем по экрану, даже не открывая глаза и зевнул. Тишина. — Алло? Алло-о!
В трубку вроде как дышали, но молчали. Или мне показалось? Я открыл один глаз, но телефон как раз потух. Ну, потух и потух. Я ткнул клавишу, что ставила его в беззвучный режим, осторожно покачал люльку, где заворочалась Стефания. И уснул.
в клуб анонимных анонимов
звонил сегодня аноним
они ему дышали в трубку
он им
Глава 4
Солнце с утра не золотило верхушки зданий, а хотелось.
Город, придавленный снегом, белел под низкими свинцовыми тучами, не желающими сдавать своих позиций, словно в осаде. Словно вернулась зима.
— Ты чего смурной, Рим? Не выспался? — спросил Алексей.
вот у поэтов пели б птицы
играл бы в небе перламутр
а у меня лишь слово жопа
для утр
Я крутил в руках телефон, хмуро глядя на серость субботнего утра в лобовое стекло его нового джипа.
— Да выспался. Только чему радоваться-то, Лёх? Девочку не нашли. А по такому снегу уже, боюсь, и не найдём. Даже следов.
На дорогах ожидаемо наблюдался коллапс. Несмотря на утро выходного дня, сугробы на большинстве машин на стоянках и во дворах, что владельцы ещё и не начали откапывать, техника не справлялась даже на центральных улицах. Мы ехали так медленно, что уже выпили термос кофе, который дала нам с собой жена Алексея, и теперь у нас обоих было одно желание — как говорится, «же лемон пассе», привязать коня, поздороваться с берёзой: я дёргал ногой, выстукивая азбукой Морзе на коврике неизвестные мне слова, подозреваю, ругательные, Лёха барабанил пальцами по рулю в такт музыке, что звучала по радио.
Звонок, на который я ответил вчера не глядя, оказался с неизвестного номера.
Я перезвонил, пока ждал Алексея на улице. Мне ответил голос оператора: «Абонент недоступен». И это не прибавило оптимизма.
Я ругал себя, что первым делом подумал не о жене, не о том, что ошиблись номером или звонили какие-нибудь «разводилы» — я подумал о Славке. Хотя звонить мог кто угодно.
