которой ему не дотянуться. Я попыталась пожать плечами, но у меня вышло нечто, напоминающее судорогу. Я потянулась за жвачкой, попутно смахнув на пол коробку мятных пастилок для свежего дыхания.
Бо опустился на колени, чтобы помочь собрать разлетевшиеся коробочки пастилок, и наши руки соприкоснулись. Я чуть не упала в обморок и покраснела, как свекла. И тогда Бо мне улыбнулся. Я снова чуть не упала в обморок. А потом он помог мне подняться, и со мной чуть не случился сердечный приступ.
Он спросил, подавшись ко мне:
– Джесс, ты в порядке?
Его прекрасные голубые глаза глядели с заботой и тревогой.
Я кивнула, не в силах ответить, потому что Бо придерживал меня за локти, а я загляделась на него снизу вверх. Бабочки в животе и музыка, слышная только мне (в тот раз звучало «Вечное пламя» «Бэнглз»), заглушили его голос и слова. Я видела, как губы Бо изогнулись в еле заметной улыбке.
Но тут некстати подошел мой братец Джексон и все испортил, велев Бо заниматься своими делами. Бо пожал плечами – непринужденно, а вовсе не скованно – и повернулся к кассе. Расплатившись за бекон с зеленой фасолью и жвачку, он ушел.
Поверьте, я не отличаюсь болезненной застенчивостью или робостью. Я считаю себя вполне уверенной и уравновешенной особой. У меня есть старший брат, поэтому парни для меня не тайна за семью печатями. Но в присутствии Бо Уинстона на меня всякий раз нападало косноязычие, рядом с ним я мгновенно глупела – одним словом, при виде Бо я превращалась в полное посмешище.
Стоп, это два слова. Я поглупела настолько, что разучилась считать.
– Джесс, кроме шуток, ты в порядке? Ты красная как рак. – Клэр стиснула мне локоть и немного отвлекла от пульсирующих от боли висков.
– Ага, – выдавила я. – Скажи, когда он уйдет.
– Ты что, с ним не поговоришь?
Я неистово замотала головой.
Клэр сморщила нос, поглядела куда-то в сторону – предположительно на приближающуюся массивную фигуру – и снова сжала мой локоть:
– Я тебя такой еще не видела. Это не Джессика Джеймс, которую я знаю.
– Ничего не могу с собой поделать. Если я с ним заговорю, то упаду в обморок.
Клэр цокнула языком.
– Две недели назад, когда мы ездили в Нэшвилл, ты подошла к сексуальному незнакомцу у входа в клуб и поцеловала его!
– Так ты же поспорила со мной на десять долларов! С Бо – это совсем другое. Тот парень со мной флиртовал. А еще я люблю целоваться.
– Стоп, ты что, не хочешь целоваться с Бо?
Я нервно зашептала:
– Конечно, хочу, но только теоретически. Кто твой любимый актер? Если голливудский красавец, который случайно окажется еще и хорошим человеком, привезет тебя к себе домой и оставит свет, пока туда-сюда, что ты будешь делать? Вот конкретно? Нет, давай начистоту, что бы ты сделала?
Клэр долго смотрела на меня, а потом спросила:
– А меня предупредят за несколько месяцев до этого? Чтобы я села на низкоуглеводную диету и начала качать пресс?
– Нет.
– Тогда, если начистоту, я убегу куда глаза глядят.
– Вот видишь! Не знаю, как объяснить… В общем, если он захочет меня поцеловать, я умру от стыда!
– А при чем тут Бо и селебрити?
– Это сложно. Я испытываю схожие – но не точно такие же – чувства к Неустрашимой Ингер, Готфриду Вильгельму Лейбницу и Тине Фей.
– Неустрашимая Ингер? Это не та блогерша, которая путешествует в одиночку и о которой ты мне все уши прожужжала?
– Да-да.
– А кто такой Лейбниц?
– Ну ты даешь… Это, можно сказать, отец матанализа! Он уже умер.
Клэр сжала губы, отчего угол рта опять съехал в сторону: видимо, подруга изо всех сил старалась не рассмеяться.
Я беспомощно пожала плечами:
– Что поделать, я математик до мозга костей.
– Ага, законченная математичка в образе сексуального Гэндальфа!
– Господи, я и забыла! – Рука сама потянулась к моей бороде. – Может, Бо меня не узнает?
Клэр снова прищелкнула языком.
– Позволь уточнить: значит, ты запросто целуешь незнакомца на улице, но если тебе вдруг привалит возможность пообщаться с одним из твоих героев – блогершей-путешественницей, покойным папашей самого матана, самой прикольной из ныне живущих женщин или с Бо Уинстоном, тебя накрывает афазия и ты лишаешься чувств?
Я кивнула.
– Дорогая, Бо Уинстон совершенно обычный парень. Откуда такая одержимость? Иди и заговори с ним.
– Пока мы росли, он каждый день совершал что-нибудь героическое, отважное или на редкость доброе. Я говорила, что он спас моего кота? А однажды я видела, как он защитил двух малышей от гремучей змеи. А в другой раз…
– Короче, ты много лет мысленно строила ему пьедестал повыше.
– Я не могу с ним заговорить! Пока не могу. Может, когда-нибудь в будущем, после радикальной внутренней подготовки… – хрипло, отрывисто прошептала я.
– Бред.
– Нет, правда, не могу. Мне ни разу не удалось поддержать разговор с Бо Уинстоном, и пьедестал тут ни при чем. У меня целый список неудачных попыток. Каждый раз, когда я пытаюсь что-нибудь сказать, мозг словно забывает слова, и я начинаю лепетать на суахили, шведском или швейцарском. Бо считает меня настоящей идиоткой.
– В Швейцарии не говорят по-швейцарски. Там немецкий, французский, итальянский – и местный диалект.
– Вот видишь? Я глупею!
Я судорожно сделала вдох – выдох, потому что до меня донесся голос Бо Уинстона: он говорил с малышкой. Звуки были очаровательны – у меня внутри все взмыло, а потом заурчало, будто я маленький катер посреди океана. Я прижала ладонь к животу и поустойчивее встала.
Появившись в поле моего периферического зрения, Бо мгновенно завладел моим вниманием, притянув его, как магнит железные опилки. Его улыбка стала спокойнее, когда он подвел девочку к почтенной леди, в которой я узнала миссис Макинтайр, главную библиотекаршу городской библиотеки. Похоже, Динь-Динь была ее внучкой.
Маленькая фея щебетала о
