Дуэйна я уже знала все, поэтому без колебаний вмешивалась в разговор и подсказывала детали, которые упускали рассказчики.
Мое живое участие было встречено на ура, и я заработала пламенные взгляды Дуэйна. Должна признаться, оно того стоило: каждый пламенный взгляд вызывал жгучий трепет внизу живота, обещая сладостное воздаяние. Интуиция подсказывала, что мне очень понравится месть Дуэйна.
После обеда я подала свои пироги, и не успела, как говорится, пыль осесть, как остались одни крошки.
После десерта случился импровизированный семейный концерт: Клетус играл на банджо, Дрю на гитаре, а Билли и Эшли дуэтом пели классические рождественские гимны. Их голоса звучали удивительно гармонично.
С самого начала и до конца концерта я сидела у Дуэйна на коленях, и он обнимал меня. Он прикасался ко мне, и сердце всякий раз таяло от этих прикосновений.
Около половины второго Дуэйн сказал мне, что пора ехать. На сборы ушло еще минут двадцать. После моих сонных объятий со всеми братьями Эшли заставила меня пообещать, что мы с ней пообедаем, прежде чем она улетит в Чикаго. Все семейство высыпало на крыльцо и махало нам вслед, когда Дуэйн вывелMustangна дорогу и свернул к Мотыльковой просеке.
Я зевнула, глядя на Дуэйна.
– Жалко, чтоRoad Runnerнет, – выговорила я заплетающимся от усталости языком.
– Почему?
– Там были сплошные сиденья, а здесь отдельные.
– Справедливо, – согласился он и свернул с просеки к лесной хижине.
Я с легкой улыбкой покачала головой – Дуэйн не сказал, что мы проведем здесь ночь, но не могу сказать, что я удивилась: в последний месяц он регулярно возил нас в свою крепость одиночества.
Мы устраивали пикники, ходили гулять, говорили, играли в карты. В бревенчатом доме мы обсуждали тетю Луизу и мои к ней чувства. Я несколько раз плакала, а Дуэйн обнимал меня и повторял, что я замечательная, и Луиза, добровольно устранившись из моей жизни, обделила только себя. Я рассказывала обо всех моих передрягах, а Дуэйн слушал и давал советы, если я просила. Он рассказывал и о своих былых неудачах.
Но в основном мы спешили сорвать друг с друга одежду.
Да-да, вот этим мы и занимались. И я наконец получила возможность рассмотреть его ягодицы, бедра и икры, которые оказались чертовски прекрасными.
Дуэйн подъехал к каменным ступеням, выключил мотор и поспешил открыть мне дверь. Не успела я выйти, как он подхватил меня на руки, закрыв дверь ногой. Я прильнула к его широкой груди и поцеловала в шею, а он достал ключи и отпер дом. Подойдя к кровати, он аккуратно уложил меня на покрывало.
Я села и принялась раздеваться. Дуэйн быстро развел огонь, повернулся ко мне и расплылся в довольной улыбке: я уже сидела обнаженная, в одних носках.
– Ложись под одеяло, – велел он, снимая свою одежду.
Я подчинилась. Глаза слипались, но я через силу следила, как он раздевается.
Сонливость и легкое опьянение означали, что я говорила то, что думала:
– Мне нравится смотреть, как ты раздеваешься… Это как разворачивать подарок…
Этот поток сознания был вознагражден широкой улыбкой. Блестящие сапфировые глаза можно было различить и при свете камина.
– А как ты думаешь, что я чувствую, когда ты голенькая и вся моя? Я будто в лотерею выиграл!
Я засмеялась, зарывшись лицом в мягкую подушку. Дуэйн лег рядом.
– Поспи, Джессика, – прошептал он, гладя мои ягодицы. – Поспи, и пусть тебе приснится что-нибудь хорошее.
– Ты и твои пламенные взгляды? – сонно проговорила я, закрыв глаза.
– Или про твои дерзкие ответы?
Улыбка стала шире.
– Или про твою порядочность?
Он засмеялся и сильнее прижал меня к себе.
– А может, мне приснится дом.
– Вот этот? – уточнил он, целуя меня в щеку. Дуэйн улыбался.
– Нет. Дом – это ты.
