— Идем куда-нибудь, а то будут сейчас пялиться, — нахмурился парень.
— Ну да, еще автографы просить начнут, — не смогла удержаться я от сарказма. Одарив меня тяжелым взглядом, он промолчал. Оказались мы на пожарной лестнице, которая вела вниз к запасному выходу. Там было тише, да и младшие классы, которые хозяйничали в этом крыле, интереса к нам не проявляли.
— Слушай, новенькая, — обратился он.
— Арина, — уточнила я. — Меня зовут Арина.
— Рома, — представился парень. — У меня к тебе дело на миллион. Я слышал, что до того, как попасть к нам, ты вроде как танцами занималась.
— Ну, имелся за мной такой грешок, — согласилась я.
Вспоминать этот период я не очень любила, потому что на кружок я записалась от того, что он был самым дешевым, а проводить время было где-то надо, пока у нас появился второй мамин сожитель.
С первым, дядей Васей, я как-то нашла общий язык, даже привыкла. Мужик он был толковый, да и зарабатывал неплохо. За три года вроде даже сдружились. А потом маман решила, что для нее он старый. СТАРЫЙ! Представляете. Он старше ее всего на два года. А этот второй, Коленька, был помоложе, да послащавее физиономией. Но вот с работой у него были проблемы. Говорил, что вроде как пришлось бизнес закрыть, мол подставил партнер. Но я почему-то подозревала, что это обыкновенный альфонс. А моя бедная несчастная родительница повелась на слащавые речи, да на внешность полубога. А я с ним постоянно скандалила, он даже пытался меня как-то ударить за то, что я его оскорбила, как ему показалось. Вот и пришлось искать себе занятие, чтобы меньше находиться дома. А потом, ничего, втянулась. Но сейчас не об этом. Сейчас о Романе Барышникове.
— А ты досье что ли собираешь на новеньких? — уточнила я на всякий случай, потому что не знала к чему он клонит. Даже не догадывалась.
— В своей школе я знаю все о всех.
— В своей? — усмехнулась я. — А я думала, она государственная.
— Я не о принадлежности. Но не важно. Мне партнерша нужна. Мы на выпускной танец готовим, а моя сломала ногу.
— Ого! Да с тобой опасно, Роман. Это ты ее так? — почему-то хотелось дерзить.
— Нет, — он, наконец, улыбнулся. — На физре через козла полетела.
— Надеюсь, ты не о себе так самоиронично? — не унималась я. Хотя если честно, это была просто защитная реакция. Я почему-то начинала волноваться.
— Объясняю для «темных», КОЗЕЛ — это снаряд, — по-моему, Роман начинал раздражаться.
— А! Ну тогда у одноклассницы твоей ноги не откуда надо растут, ну или руки. А от меня что требуется, Роман? — ага, типа я не понимала. Но я же девушка гордая, мне же полностью нужно услышать предложение «руки и ног».
— Что ты такая язва-то? — нахмурился он, внимательно оглядывая мое лицо. Что он там видел? Не знаю, вроде ничего особенного. Пара глаз, нос, рот, брови — все как у всех. Глаза большие янтарного цвета, чем наградил меня отец, носик аккуратный, являющийся предметом моей гордости, губы…Всегда хотелось пухленьких. А так вышли нормальные такие губы, без излишек, не тонкие вроде, нормальной формы. Но что самое главное, помадой я никогда их в жизни не красила. Не шла она мне.
— Нормальная я, — пришлось даже обидеться.
— Ладно, так даже интереснее. От тебя требуется, чтобы ты составила мне пару. В танце, — поспешил он уточнить.
— Кроме меня в нашем кассе еще одиннадцать девчонок, и по-моему, каждая посчитала бы за честь с тобой танцевать.
Я набиваю себе цену? Жуть!
— Это мне известно. Не буду ничего объяснять, расхваливать тебя или себя. Короче, согласна или нет? — вот так все серьезно. Хотелось, конечно, препираться, но этот его тон заставил меня немного призадуматься. Вот этой своей решительностью и конкретикой он меня зацепил. Вот так просто в одно мгновение.
— Хорошо, — между тем безразлично пожала я плечами.
— Тогда сегодня в шесть у нас репетиция.
Ушел, больше не сказав ничего. Ну и славно, будет время подумать. А вечером я была в школе, нервно покусывала губы, направляясь в спортзал, где уже звучала музыка.
— Думал не придешь, испугалась, — прозвучало от Ромы вместо приветствия.
— Тебя что ли, Барышников? — о, да! Я узнала его фамилию. Так было легче язвить. Правда танцевали мы молча. Я схватывала хореографию, которая, кстати, была не особо трудная. Но вот для многих пар это было, похоже, каторгой. Ее я освоила уже к следующей репетиции. Мне нравилось находиться рядом с ним, мне нравилось ощущать свою руку в его, прикасаться к нему, и чувствовать с какой осторожностью он прикасается ко мне, как аккуратно делает поддержку, поднимая меня на вытянутых руках. И даже разница росте не смущала. Потому что уже тогда его рост был за метр восемьдесят, а я тянула на семиклассницу с метром шестьдесят и худенькой фигуркой с острыми подростковыми коленями, которых безумно стеснялась. По-моему, ему был очень комфортен и мой овечий вес, и моя комплекция.
Через три репетиции мы даже начали мимолетом общаться в школе, потому что до этого кроме «Привет!» больше в лексиконе фраз не присутствовало. Перешли потом на «Как дела?», далее уже фразы подлинее и поинформативнее.
Майские праздники ознаменовались кучей выходных и очень редкими репетициями, потому что была подготовка ко Дню Победы, где меня задействовали в смотре строевой песни. Это была элита, которую снимали с уроков, которой все потакали и считали, чуть ли не национальными героями. А ко всему прочему мы еще и выиграли среди двенадцати школ города. И вечером того же дня после небольшой вечерней репетиции последнего звонка, Барышников поперся меня провожать. Разговор по дороге завязался как-то сразу, мы смеялись, откровенно друг над другом издевались. Постояли даже перед моим домом, поболтали. Я больше слушала его, чем рассказывала, потому что о своей жизни говорить я не любила.
— Все, Ром, мне пора! — огласила я вердикт после двадцатиминутного излияния души с его стороны, из которой я узнала, что он средний ребенок в семье. Что у него есть старший брат и младшие брат и сестра, что с отцом он не очень ладит, что жизнь он принимает как кино, потому то сам может себе писать сценарий.
— Хорошо, — как-то грустно согласился он. — Арин… — окликнул, когда я уже дошла до калитки.
— Что? — остановилась я.
— А поцелуй на прощание? — мне было легче думать, что он шутит, но все таки вернулась и чмокнула его в щеку, приподнявшись на цыпочки.
— Разве это поцелуй, Погудина? — хмыкнул Рома, мгновенно притянул меня к себе и поцеловал по-настоящему, в первый раз в жизни, мой первый поцелуй. Он был сладкий, дурманящий, безумный. Потому что целоваться Барышников умел. Я даже не сопротивлялась если честно, а он меня через мгновенье отпустил.
— Вот это поцелуй, малышка, — улыбнулся он, чмокнул меня еще раз в губы и, попрощавшись «До завтра», растворился в вечерних сумерках. А я так и осталась стоять, смотря вслед исчезающей его высокой худощавой фигуры, не понимая еще, что попала, при чем конкретно и сильно.
Уснуть я так и не смогла, хотя бабушка суетилась, видя мой потерянный вид, мою рассеянность. Напоила на ночь теплым молоком с медом, даже колыбельную попыталась спеть. Я с наслаждением принимала ее ласки, когда теплая морщинистая рука гладила меня по волосам, и успокаивающе баюкал хриплый голос. А я, чтобы ее не обидеть притворилась спящей. На самом деле мысли в голове кружили разные. И, наконец, решившись, нашла в журнале вызовов его номер. Он звонил как-то, не помню по какому поводу, но я принципиально номер не сохраняла.
«Барышников, это что было? Что за нафиг?» — руки дрожали, потому что по идее этого я не должна была делать. Но сделала, показала, что я думаю о произошедшем, о нем. Два часа ночи, на вряд ли ответит. И уже было повернулась на другой бок, оставив телефон на тумбочке позади, как звук входящего сообщения заставил меня подскочить. Может, прояснит? Я не была до конца честна с собой, мне не хотелось ясности, мне просто хотелось услышать о его симпатии. Да-да, я простая смертная девушка, и весна так же действовала на меня. Глубоко выдохнув, я открыла конвертик с заветными словами от абонента «Барыш». Так его именовали окружающие, на сколько я знала.
