ощущение замурованного в голову колокола.
Мамуля, царствие ей небесное, попросила меня съездить на дачу. Погода стояла непривычно жаркая для июня. В небе неторопливо плыли воздушные, как взбитое суфле облака, на зеленых ветвях наливались яблоки, вовсю цвели ирисы и лилии, и я… цвела, как роза. Молодая, здоровая и любимая, не то что теперь…
Костик уехал на сборы, и я охотно согласилась помочь матери – все лучше, чем томиться в душном городе.
Дорога в Ольховку занимала примерно час. Я купила билет на электричку, бутылку ароматного кваса и села в вагон возле окна. Меня еще тогда не покидало странное предчувствие – за мной следили. Прожигали в спине дыру пронзительным, злым взглядом… Я не знала, как себя вести в этой ситуации. Звонить папе или Косте? А что бы я сказала? Поделилась с близкими пустыми подозрениями? В общем, я попыталась отвлечься и достала из рюкзака книгу. Время за чтением пролетело незаметно. Я вышла на перрон, опасливо озираясь, но, как и того следовало ожидать, преследователя не обнаружила…
Помню, как Костя мне писал… Я довольно улыбалась, читая его милые пошлости. Откладывала тяпку и отирала взмокший лоб садовыми перчатками.
«Вёсенка моя любимая, я так скучаю. Приеду и съем тебя. Мне кажется, твой папа специально делает так, чтобы меня отправили подальше».
«Не выдумывай, Котик! Он тебя полюбит, вот увидишь!»
«Так хочу бросить все и приехать к тебе. На даче никого нет?»
«Опять ты о своем? Пошляк!»
Я отвечала любимому, отвлекаясь от работы – полола землю вокруг молодых деревьев, белила стволы, подрезала ветки кустарников. В точности исполняла наказ мамы. К тому времени ее здоровье пошатнулось окончательно – тяжелые приступы бронхиальной астмы случались почти каждый день, их провоцировали любые запахи и волнения. Закончив работу, я вернулась в дом. Сварила картошку, выудила из рюкзака недопитую бутылку кваса.
Очнулась я на закате… Вскочила с постели, а потом снова упала на подушку, сжимая виски. Невыносимая боль выдавливала глаза, а предметы двигались, как живые. Мне было плохо… С трудом поднявшись, я оглядела комнату шальным, как будто пьяным взглядом. В домике царила тишина, пели птицы, а ситцевые занавески слегка подрагивали от ветерка. Прищурилась, завидев свои вещи на кресле: футболка, шорты, лифчик… Из одежды на мне оставались только трусики. Но я не помнила, как раздевалась… Несколько часов стерлись из моей памяти, словно ластиком. И эти несколько часов навсегда изменили мою жизнь.
Пошатываясь, я натянула одежду и побрела на кухню. Что произошло? Я ведь ничего не запечатлела в памяти… Она возвращалась обрывками. Размытыми кадрами, из которых я так и не смогла сложить картинку. На столе стояла тарелка с недоеденной вареной картошкой, а бутылка кваса пропала… Зато появился букет ландышей. Не помню, чтобы я рвала их… Я вообще ничего больше не помнила. Ничего… Иногда мне казалось, что я вижу лицо парня – красивое, молодое. Оно склонялось ко мне близко-близко. Парень что-то говорил, шептал, просил…
После этой поездки Костя обвинил меня в измене. Уехал навсегда. Смеялся, когда я пыталась все ему рассказать. Все, что помнила. У него были доказательства повесомей – так он говорил. Только какие доказательства, я так и не узнала…
– М-м-м… – пытаюсь пошевелиться, разбуженная светом фонарика, направленного прямо в глаза.
– Весна Валерьевна, вы в реанимации городской больницы. Я Андрей Иванович, ваш лечащий врач. Вы меня слышите?
– Д-да… Дышать… тяжело… А… Алеша.
– Алеша – ваш родственник?
– Сын, – с трудом выдавливая слова, хриплю я. – И он один дома. Он маленький.
– У вас есть близкие? Муж, родители? Кому мы можем сообщить?
– Костя… – тянусь слабой кистью в карман. Там будто огнем жжет его визитка.
Константин.
Закат разливает в небе оранжево-розовые чернила, бессовестно чертит ими небо, а потом растворяет весеннюю синеву в своих красках. Отпускает солнце на покой, укладывает его спать, заботливо толкает под горку… Оно катится, как расплавленный докрасна диск и скрывается за горизонтом. И моя уверенность, что Весна придет, тает на глазах… Катится куда-то к черту… в прошлое, где мы были так счастливы. Я маюсь, меряя комнату шагами и жду… Поглядываю на неподвижный телефон на столе, чувствуя, как меня распирает злость. Прокатить меня решила? Оскорбилась? Не понравилось мое предложение? Давай же, Весна… Приди и попроси меня тебе помочь. Смотри на меня грустными, пустыми глазами, унижайся передо мной… Отрабатывай любезность Константина Духина – того, кого вы считали никем. А сейчас ты пришла… жалкая и тощая как щепка. Пришла, потому что от меня зависит свобода твоего папаши.
«Попроси меня хорошо, Весна. Для такой, как ты это проблема?»
«Нет, Костя, не проблема. Ты меня считаешь шлюхой, и я…»
«Ты такая и есть. Жду тебя в шесть»
«Напиши адрес»
Пальцы против воли складываются в кулаки, а забытая обида лезет сквозь истлевшую броню самоконтроля. Гребаного самообладания. Ненавижу… Ненавижу ее всей душой. Зачем я только предложил ей это? Хотел унизить, вывалять в грязи, утопить ее в той боли, в которой живу сам, увидеть слезы в чистых, как весеннее небо глазах… Так тебе, Весна Завьялова! Ты шлюха, предательница… И, да, судя по всему, тебе все равно, кого ублажать: за свободу генерала Завьялова ты и не на такое пойдешь. Я мечусь по комнате, как дикий зверь, не сразу замечая, что звонит телефон. Надо же, Весна собственной персоной! Какое оправдание ты придумаешь? И, почему, черт возьми, униженным чувствую себя я?!
– Да.
– Добрый вечер, – звучит на том конце провода незнакомый мужской голос.
– Простите, вы…
– Весна Валерьевна сжимала в руках записку с вашим номером телефона. Мы не знаем, куда еще можно позвонить? Я врач городской больницы. Меня зовут Андрей Иванович.
– А где Весна? – не своим голосом спрашиваю я. По спине ледяными мурашками прокатывается дурное предчувствие.
– Она в реанимации.
– Как? Я видел ее утром. «Бледную, жалкую, чуть живую… Готовую на все. Просящую меня»
– У нее пневмония. А еще налицо признаки сильнейшего переутомления. Очевидно, она мало спит и много работает. Мы поместили ее в реанимацию. Если у нее есть родственники, может, вы поможете нам их найти?
– Да… – хриплю я, опадая на стул.
– И как теперь поступить с ее сыном? За мальчиком некому присмотреть.
– За мальчиком? – переспрашиваю тупо. У Весны есть сын? Значит, и папаша имеется. – А вы не пробовали связаться с его отцом?
– Хм… Простите, у нас нет его номера. Так вы поможете?
Черт! Врач сопит в трубку, напряженно ожидая ответа. Кажется, проходит
