— вопросительно изгибаю бровь.
— Отработанный материал! Именно так! — стучит каблучками прочь. — Вот стерва!
Прячу лицо в руках. Фраза отработанный материал отлично описывает мое моральное и душевное состояние. Выныриваю из тьмы печали и тоски от тихого стука. Передо мной высокая стеклянная кружка с кофе и высоко шапкой из пены, а у стола стоит улыбчивый бариста.
— Это вам, — улыбается еще шире.
— Я не заказывала.
— Это лично от меня мой авторский кофе, — его щеки трогает милый румянец.
— Авторский?
— Да, — усаживается за стол передо мной. — Иногда накрывает вдохновение при взгляде на посетителей, и я варю кофе, который бы идеально описал вкусом личность. Как вас зовут?
— Сколько тебе лет? — отвечаю вопросом на вопрос.
— Двадцать.
— А мне тридцать три, — я делаю глоток кофе, в котором переплелись молочная нежность и строгая горчинка робусты.
Бариста молчит и усмехается:
— И что? Тридцать три так тридцать три, — его глаза вспыхивают озорством. — Может, я люблю дам постарше.
— А если я замужем?
— Муж не стена, подвинется.
И я в который раз смеюсь. Ко мне подкатывает милый птенчик и важно хорохорится. Такой симпатичный и сладкий мальчик. Однажды возмужает, женится, добьется успеха и отымеет секретаршу на глазах у жены.
— Как кофе? — спрашивает бариста.
— Мне нравится.
Расцветает самодовольной улыбкой:
— Добавить в меню?
— Тебе бы сверстницу очаровывать, — я щурюсь. — Я для тебя тетка.
— Вы не похожи на тетку, — смеется в ответ.
— В душе я самая настоящая тетка, которая жутко устала. Возможно, даже старуха, — делаю несколько глотков и отставляю кружку. Смотрю в зеленые глаза баристы. — Вот оно тебе надо?
— Я еще не решил, — честно отвечает бариста. — И вы не замужем. Кольца на пальце нет.
— Какой внимательный, — поднимаю правую ладонь и растопыриваю пальцы, — приглядись повнимательнее.
От кольца осталась тонкая и едва заметная полоса.
— Сняли? — охает бариста. — Какое коварство!
Вытаскиваю из сумки кошелек и под кружку с авторским кофе кладу пятитысячную купюру. Бариста удивленно приподнимает брови.
— Сдачи не надо, — я слабо улыбаюсь. — Хороший кофе, поднял настроение. И да, добавь его в меню.
Прячу кошелек, встаю и шагаю к выходу. Мне в спину летят лукавые слова:
— Увы! Напрасно деве гордой я предлагал свою любовь!
Я оглядываюсь. Бариста обнажает зубы в улыбке и лихо откидывается назад на спинку стула:
— Александр Сергеевич Пушкин.
— Спасибо, — глаза щиплет от слез. — Это было мило.
— Буду ждать вашего возвращения и с обновленным меню.
Я коротко киваю и спешно покидаю кафе. На крыльце медленно выдыхаю, смахиваю слезы и прикусываю кончик языка. И что теперь? Я выброшенная на берег рыба, и я задыхаюсь от ужаса.
За окном кофейни на меня с улыбкой смотрит милый бариста. С ожиданием смотрит и молодым лукавством. Он не против со мной повеселиться. По глазам его вижу, что вернись я сейчас и позови его в уборную на “разговор”, то он не откажется. И я ведь могу так поступить. И мимолетная связь с юным Казановой ненадолго заглушит во мне отчаяние, ведь это будет маленькой местью Артуру.
Нет. Я не могу. Или… Я хочу сделать Артуру так же больно, как и он мне. Ткнуть его нахальной рожей в тот факт, что его жена все еще привлекательная женщина и в ней заинтересованы даже молодые парни. Мое эго шепчет, что я должна воспользоваться шансом и почувствовать хоть на миг превосходство над самонадеянным мужем, который вольготно устроился.
Я поддаюсь слабости. Я возвращаюсь в кафе. Открываю дверь и с порога заявляю:
— Имен не называем.
— Любопытно, — бариста выходит из-за барной стойки. — Я не против.
Моя глупая решительность плавится, когда он шагает к двери. Я отступаю в сторону, а он с щелчком проворачивает ключи, оценивающе поглядывая на меня. Что я творю. Стискиваю ручки сумки, а бариста вешает на дверь табличку “перерыв”.
— Еще не передумала? — хитро вскидывает бровь.
— Почти… — тихо отвечаю я.
— Но ты не молчи, если передумаешь, — через секунду стоит передо мной.
Как жаль, что мне уже не двадцать. Я бы могла влюбиться в эти лукавые зеленые глаза с искрами беззаботности.
— Вопрос, — испуганно шепчу я.
— Слушаю.
— Скольких ты соблазнил авторским кофе и Пушкиным?
— Ты хочешь уточнить, насколько я опытен? — он улыбается и пробегает пальцами по моей щеке.
Его касание меня обжигает, и у меня перехватывает дыхание. Ладони потеют, колени подкашиваются. То ли от страха, то ли от желания. Внутри все сплелось в один клубок: и ужас, и обида, и злость, и физическое влечение к юному незнакомцу.
— Давай ты потом сама дашь мне оценку, — бариста ухмыляется, — только честно и без стремления не обидеть.
— Я… — отступаю в закуток с уборными. — Я совершаю большую ошибку…
— Передумала? — клонит голову набок, и немного краснеет. — Знаешь, я тоже чуточку взволнован.
— Да? — с губ срывается истеричный смешок, и заныриваю за угол. — А у тебя, случайно, подружки нет? Понимаешь… — выдыхаю и прижимаю ладони к щекам. — Одно дело, если ты свободный мальчик, а другое…
И тут я вздрагиваю, потому что кто-то ломится в дверь. Раздается злой и приглушенный голос Артура:
— Открывай!
— У меня перерыв! — недовольно рявкает бариста.
У меня сердце в пятки, и я прячусь за горшком с раскидистой пальмой в углу.
— Открывай.
— Это мой муж, — попискиваю я.
— Я эту дверь выломаю к чертям собачьим!
— Нервный какой.
Раздается щелчок, и я прижимаю ладонь ко рту. Зря я вернулась. Ну, что за идиотка!
— Где она?! — рычит Артур.
— Кто? — флегматично спрашивает бариста.
— Моя жена!
— А ваша жена кто?
— Светленькая такая, — раздраженно отвечает Артур.
— За сегодня светленьких было штук десять, — смеется бариста. — Разной степени.
— В зеленом платье, — шипит Артур. — Плакала и была со второй… — неразборчивый рык. — С темненькой.
— Была одна в зеленом платье, — невозмутимо отвечает бариста, — с истеричкой какой-то. Вот истеричка плакала, а вот в зеленом