Бросаю взгляд на телефон. Сейчас час тридцать дня. Получается, что на сборы и прощание с ребёнком и родителями у меняя остаётся чуть более двух часов. При мысли о скором расставании с сыном и о предстоящем перелёте у меня перехватывает дыхание. Сдерживаю себя, стараясь не разреветься, захожу в спальню и склоняюсь над детской кроваткой.
Мой кроха сладко спит: лицо безмятежное, губки слегка приоткрыты, вьющиеся каштановые локоны спадают на лоб, оттеняя персиковую нежность чуть подзагоревшей кожи — идиллия и покой, достойные кисти художника.
— Маленький мой, как же объяснить, почему маме приходится уезжать без тебя?! — смахиваю набежавшую влагу и даю себе установку не раскисать.
Не хватало ещё сына своими слезами растревожить!
— Скучаю. Уже скучаю!
Словно почувствовав моё присутствие, сын шевелится, открывает глазки и радостно улыбается, перехватив мой взгляд. Улыбаюсь в ответ, а потом беру его на руки и, всё оставшееся время, практически не выпускаю из объятий.
Вопреки моим опасениям, Кирилл принимает известие о моём внезапном отъезде с недетским достоинством и пониманием — не плачет и не требует взять его с собой.
— Мамочка едет лечить папу. Папочке плохо, но мама даст ему волшебную конфетку и ему будет хорошо. А потом они вместе прилетят сюда и будет мой День рождения. — доверительно сообщает он бабушке.
Выражение его мордахи, при этом, настолько забавное, что мы с мамой не выдерживаем и начинаем смеяться.
Это немного разряжает атмосферу, настраивает на позитивный лад.
Время, до приезда такси, проносится незаметно.
Полечу налегке. С собой лишь сумочка с документами, кошельком и базовым набором косметики — не вижу смысла таскаться с чемоданом. Всё равно скоро вернемся сюда с Глебом, да и не к чему мне в городе купальники и пляжные наряды, а всё остальное вполне заменимо. Обойдусь как-нибудь.
Глебу я о своём скором прилёте решаю не сообщать:
Во-первых — вполне возможно, что мой любимый сейчас отдыхает и мне бы очень не хотелось ненароком его потревожить.
Во-вторых — зная про мою ужасную аэрофобию, он наверняка начнёт меня от полёта отговаривать. Нервничать будет, волноваться…
Нет уж! Во время болезни покой крайне важен!
Ну а в-третих — хочу сделать ему сюрприз. Уже представляю себе его радость и удивление, когда я неожиданно появлюсь на пороге!
К слову, о моей аэрофобии: летать я действительно очень боюсь. Каждый перелёт для меня превращается в своеобразную пытку. Если бы не острая необходимость — ноги бы моей не было на борту самолёта! Но ради любимых я готова пойти на многое.
Как истинный перестраховщик, приезжаю задолго до завершения регистрации. Меня смущает погода, но успокаиваю себя тем, что билеты же продают, а значит всё должно быть ок.
Прохожу в чистую зону и начинается моё длительное и томительное ожидание.
Несколько часов спустя, издерганная и уставшая, поднимаюсь на борт самолёта как на эшафот. Еле передвигаю одеревеневшими ногами, ладони потные, взгляд, скорее всего, дикий и загнанный. Нервно прыскаю, представив, как выгляжу со-стороны: «Красотка!»
Взлетаем.
Мечтаю о сне. Только бы удалось! Лететь четыре с половиной часа — как чудесно было бы отключиться и промотать всё это (в идеале ещё и посадку).
Самолёт ощутимо встряхивает.
Девушка, сидящая у иллюминатора, с видом заправского охотника достает свой смартфон, прижимается к стеклу и увлечённо начинает снимать происходящее за бортом.
— Вот это разряд! Потрясно! — комментирует она заснятое — ничего се шандарахнуло! Самолёт, вон как трясёт. Жуть! Офигеть просто!
Сидящий рядом с нею парень коварно улыбается:
— Свет, а ты в курсе, что наибольшее число самолётов падает именно при взлёте или на посадке? Помнишь, я те видос показывал — вот так же чуваки снимали, снимали, а потом «бац!» и… засняли своё падение. Круто ж?!Прикинь и ты так же… и опубликуют потом твоё «Потрясно!» уже посмертно… — мелкий паршивец давольно ухмыляется и глядя на растерянную физиономию подруги, начинает гаденько так хихикать.
— Да пошёл ты, Петь! — вспыхивает девушка, после минутной заминки. — Запарил! Нафига обламываешь-то так?! Просила же оставить свои дурацкие чернушки на земле! Мало того, что нервируешь, так и отвлекаешь же — вон какую вспышку из-за тебя пропустила.
Девушка хмурится и обижено надувает губки.
А Петя, будь он неладен, продолжает:
— Вот помнишь месяц назад самолёт упал — триста с лишним трупов: семьи, старики, молодые, пара беременных теток, детишек дофигища — все в мясо. Вот точно так же в грозовой фронт попали. Отказало там что-то не критичное, а пилоты не справились. Человеческий фактор… Так там видос был, с телефона одного из покойников в сеть слили — трясло их сначала, вот прям как нас сейчас, а потом кидать вниз начало, в воздушные ямы, значится, и капитан такой: «Полёт проходит в штатном режиме, просьба не волноваться…» и всё такое. И туууут их кааак швырнуло, как давай трясти, маски повылетали. Ну и визг там такой поднялся, паника. Этот, который снимал, только «пля!» из себя и смог выдавить. Но видос пилить продолжил. А потом свет отрубился, вопли и… всё. Обидно наверное, когда твое последнее слово — это «пля»… Как думаешь? Да ты снимай, Свет, снимай! Глядишь и тоже прославимся! Увековечимся в послесмертии… — давясь смехом продолжил гадёныш. Его явно радует испуганный вид девушки — шуточка удалась. И кого, в такой ситуации, вообще волнуют переживания какой-то «левой» незнакомой «тётки»?!
— Не надо… — прошелестела я.
Мне казалось, что прокричала, но судя по реакции девчонки, поняла, что голос мой прозвучал сдавленно и тихо.
— Девушка, что с вами? Вам плохо? — забеспокоилась неожиданно-отзывчивая Света, — Что Вы сказали? Может стюардессу позвать?
Парень озадаченно взглянул на моё лицо и сконфужено умолк, оборвав свои жутики на полуслове.
Самолёт ощутимо тряхнуло и кинуло в воздушную яму. Света, подогретая спутником, пронзительно вскрикнула.
Я почувствовала, как моё тело сковало от ужаса, ледяная волна прокатилась от макушки до копчика, картинка перед глазами исказилась и поплыла, стало нечем дышать, а в ушах послышался мерзкий гул.
— Дышать не могу… — пробормотала я хватая ртом внезапно сгустившийся воздух.
Самолёт трясся, дрожал и вибрировал, а потом опять резко ухнул вниз. И вместе с ним, в тёмную беспросветную бездну небытия полетело и моё сознание.
Чернота нахлынула, накрыла, и мир перестал существовать.
Глава 5
Прихожу в себя и не сразу понимаю, где нахожусь. Лежу на чём-то удобном и мягком. В глазах постепенно проясняется — вижу напряжённое лицо стюардессы, склонившейся надо мной. За её спиной ряд из парных, широких кресел. На стене — иллюминаторы, под потолком — отсеки для ручной клади. Ощущаю лёгкое потряхивание.
Я всё ещё в самолёте, только вот месторасположение моё внезапно поменялось с эконома на бизнес-класс.
— Ну вот, — бархатистый мягкий голос справа от меня — Я же говорил, что девушке нужно дать немного полежать и она непременно придёт в себя.
Поворачиваю голову в сторону источника звука.
На соседнем кресле сидит молодой, симпатичный мужчина, около тридцати с небольшим лет на вид.
— А теперь, принесите нам воды со льдом, пожалуйста. — обращается он к стюардессе.
— Конечно, — отвечает та, удаляясь за ширму, и практически сразу возвращается, неся бутылку воды и стакан со льдом.
— Как Вы себя чувствуете? — вопрос явно адресован мне.
Силюсь ответить, но в горле словно комок встал, вместо членораздельной речи мои голосовые связки воспроизводят что-то невнятное, среднее между клёкотом и хрипом.
Мужчина слегка склоняется ко мне, в попытке разобрать, что же я там говорю.
В этот момент я начинаю испытывать смущение и неловкость, вдруг осознав, что буквально полулежу рядом с нависшим надо мной незнакомым парнем.
Пытаюсь принять вертикальное положение и не сразу понимаю, как это сделать — до этого мне никогда не доводилось летать бизнес-классом. Предупредительная стюардесса проворно помогает мне справиться с этой задачей.
