Помню, когда узнал о диагнозе, ушел в такую депрессию. Недели три не просыхал, мешал алкоголь с успокоительными и бродил на грани реальности. В какой-то момент допился до того, что поимел ассистентку на корпоративе, а рабочий этикет для меня всегда был важнее всего. Не гадил я на месте, где дела делал. Противно стало после случившегося от самого себя — девчонка молодая была совсем, забитая — очки, строгая одежда, серый хвост. Полезла ко мне со своим беспокойством и желанием помочь, а я ей тупо воспользовался, чтобы заглушить нестерпимую боль в душе. Она поддалась, а я не остановился. Это было что-то новенькое, когда кто-то с тобой так искренне. Я ничего особенно не помню из того вечера, но ее искренность — да. Она отпечаталась где-то на подкорке.
С тех пор много воды утекло. Операция, химия, падение объемов строительства, спроса на недвижимость, рост инфляции и девальвация рубля. Но мы выплыли, справились. Я справился. Онколог теперь обещает мне долгие годы жизни. И я потрудился, чтобы они были еще и безбедные. Одно гложет — после удаления опухоли и из-за токсического эффекта химии у меня может не быть детей. Эту фразу врач обронил в самом конце разговора, как малозначимую, и я в целом согласился с ним. Кого волнуют дети, когда ты вырвал себя из лап самой смерти?
Но последние полгода я стал задумываться об отцовстве. По словам врачей, у меня есть шанс попробовать в будущем, не сейчас. Но положительного исхода никто мне не обещает. А натура человека такова, что мы всегда хотим то, что у нас отнимают — запретный плод, все дела.
Поэтому сейчас, когда я обнимаю малышку, которая тонким длинным пальчиком тычет мне в нос и гладит щеку, инстинкты вопят о том, чтобы я хватал самку, тащил в берлогу и занимался потомством. Инстинкты никуда не деть.
— Мы доставим ее в медпункт при отеле, — обращается ко мне парень из охраны. — Извините, вы кем-то ей приходитесь? Парень, жених? Мужа у Алисы вроде бы нет.
— Я… нет. Я просто друг, — киваю в ответ.
— Хорошо, а вы сможете помочь отвести мелких в детскую комнату? Аленка обычно орет у меня на руках, как будто я чудище какое-то. Алиса говорит, это из-за бороды.
— Да, конечно, только сделаю один звонок.
Все еще держа малышку на руках, я наблюдаю, как толпа вокруг распинается о том, что парень на самокате, который ехал не по своей полосе, удрал с места событий на своих двух сразу после столкновения. Ненавижу тех, кто ответственность не несет за поступки. Не мужик это, а имбецил какой-то.
— Да, Руслан Игоревич, — говорит Коля. Он работает в отделе обеспечения безопасности в моей компании. Хороший парень с отличными связями. — Чем могу быть полезен?
— Слушай, свяжись с Ольховским, он вроде бы в городской администрации здесь? Нужно самокатам на хрен отрубить скорость на набережной, на моих глазах чуть девчонку с двумя детьми не убил.
— Свяжусь, отрубим. Будет сделано. — Ценю краткость и действенность.
— И пробейте, кто в промежутке, ну, может, с половины до без четверти пользовался услугами самокатов фирмы… — я прерываюсь, чтобы прочитать название на самокате. — В районе Олимпийского парка, да. Нужен парень до тридцати.
— Призвать к ответственности?
— Именно.
— Хорошо, может, еще по камерам посмотрим, как пойдет.
— Спасибо, я на связи.
— Всего доброго.
Исполнив общественный долг, я удобнее беру малышку, вытираю ей слюни ее же платьем, потому что понятия не имею, что с ней делать — на руках детей от силы пару раз держал. И иду следом за парнем, который катит в коляске мальчишку. Что мешает девчонку туда же посадить? Не знаю, но ей у меня на руках хорошо, по фигу — я не переломлюсь.
В детской комнате я опускаю малышку на ковер, и она, агукая, ползет к горе игрушек. Вроде бы и никто не держит уже — здесь за ними присмотрят, пока мама придет в себя, но что-то останавливает меня и не дает уйти. Зеленые глаза, в которых плещется такая искренняя детская радость, на которую ни один взрослый не способен. А после всего, что пережил я, так тем более.
— Ня, — слышу я откуда-то снизу и опускаю взгляд, вырываясь из потока мыслей. Опять эта маленькая ведьмочка. Смотрит так, что от нее не оторваться. — Ня! — повторяет настойчивее и протягивает мне какой-то деревянный квадрат.
— Поиграйте с ней, она явно просит, — советуют мне, но я уже и сам опускаюсь на колени, чтобы малышка вложила мне в ладонь деталь и показала, что ту нужно опустить в соответствующее отверстие на коробке.
— Ня! — радуется и вручает мне теперь уже круг.
Следом идет треугольник, звезда, гриб, а затем по новой. Я и не замечаю, как выпадаю из реальности, хотя бы на время представив, что у меня может быть семья. Дочь. Нормальная жизнь.
ГЛАВА 4
Я вскакиваю с кровати и опираюсь на локоть, а после шиплю от боли. Смотрю на повязку на руке, затем на обработанные йодом ссадины на коленках и моментально забываю о боли, когда не нахожу Аленку рядом.
— Тише-тише, — говорит Олеся, вставая с постели в противоположном углу. — Ты как?
— Где дети?
Какая разница, как я, если Аленка не в порядке. Без нее попросту не будет меня. Она — смысл всей моей жизни.
— Я как раз собиралась за ними, они под присмотром в детской комнате, я их покормила. Хотела дать тебе отдохнуть, но ты и часа не проспала. Меня отпустили присмотреть за тобой. Ты как себя чувствуешь вообще?
С мыслью о том, что мое зеленоглазое солнышко в безопасности, на меня наваливается вся тяжесть случившегося, и тело начинает неистово болеть, а раны печь. Я обмякаю, медленно и уже без прежнего рвения опускаю ноги на пол и не сдерживаю слез.
— Прости, что не уследила, из-за меня Аленка с Артуром могли…
— Не могли, — прерывает Олеся. — Они в порядке, и мы вместе сейчас пойдем к ним. И не неси ерунду, уж точно не из-за тебя. Развелось этих самокатов, но Руслан Игоревич задаст им жару.
Едва встав на ноги, я чуть было не заваливаюсь обратно.
— Р-Руслан? Игоревич?
— Да, это наш постоялец, — Олеся думает, что я просто не понимаю, о ком она говорит. Она даже не представляет, что в этот момент творится у меня в душе. Как колотится сердце и скручивает желудок. — Он был жутко возмущен всей ситуацией. Парень, который сбил тебя, бросил самокат и сбежал, представь? Так он поднял свои связи и обещал наказать виновных. Рамиль говорит, слышал, как Гончаров требовал у кого-то чуть ли не прикрыть лавочку всю эту. Боже, я буду только рада! Вечно Артур им под колеса лезет, за ним не уследишь.
Она вручает мне бутылку воды и заглядывает в глаза.
— Ты точно в состоянии…
После встречи лицом к лицу с отцом Аленки я, наверное, смогу что угодно.
Переодевшись в удобный спортивный костюм, который скрывает все мои ушибы, мы с Олесей приходим в детскую комнату, и я едва ли не падаю на коленки от радости при виде крохи. Лишь в последний момент понимаю, что это не лучшая идея. Делаю к ней шаг, второй, третий, подхватываю на руки и крепко-крепко обнимаю, позабыв про остальной мир. Мой мир — это Аленка. Иногда мне хочется сжать ее так сильно, что приходится себя сдерживать. Я безгранично люблю ее и готова ради нее на все.
— Алиса, — долетает до меня низкий голос, который я узнаю из тысячи других, потому что он принадлежит Руслану. У меня что, галлюцинации? Я так сильно ударилась головой?
Поворачиваюсь с крохой на руках, которая как ни в чем не бывало дергает меня за волосы, мечтая выдрать все до одного, и застываю с приоткрытым ртом. Это невозможно. Опять? Он должен был уже исчезнуть, как мираж, что он здесь делает? С моей доченькой? Я крепче прижимаю ее к себе и всем видом молча демонстрирую, что никому ее не отдам.
— Я рад, что вам лучше, — он осматривает меня с макушки до пят. Интересно, о чем думает? Но его взгляд явно оказывается удовлетворенным, хотя на мне тонкие свободные штаны и толстовка светлых тонов, а волосы я собрала в низкий хвост.
Он задерживает взгляд на моих глазах и как-то подозрительно их щурит, а я быстрее отворачиваюсь. Я больше не хочу, чтобы он меня узнал. Нас с ним точно ничего не объединяет, кроме Аленки, а вот она… Если я и считала Гончарова бессердечным животным, то возможно ошиблась — к детям, судя по всему, он был явно не так уж и равнодушен. А если он решит, что может лучшее ее воспитать? Дать больше? Если он решит доказать, что я плохая мама, с его связями у него это выйдет легко и просто.
