– …В общем, вот. Это тебе, – закончив свой скучный монолог, протягивает мне букет густых бутонов и перевязанную белым бантом коробку в виде сердца.
Я сморщиваю нос, чувствуя, как только усиливается неприятное пощипывание в обонятельных рецепторах.
– Я не люблю пионы. У меня на них аллергия.
Стэн неловко смотрит на цветы и мнется с ноги на ногу, и в итоге решает выбросить их вместе с конфетами в уличную урну. Я же успеваю за это время развернуться и с волнением ускориться к блестящей черной Шевроле, потому что боюсь не успеть.
Староватый верный Генри сидит за рулем с таким невозмутимым видом, что и в голову не придет разоблачить его в явном подглядывании. Но ведь я знаю, что он непременно доложит обо всем родителям, и даже в такой ситуации он сохраняет чувство собственного достоинства и выглядит человеком, в котором нельзя усомниться.
- Ким, Кимберли, постой.
Стэн хватает меня за руку и мне приходится остановиться. Я сокрушенно вздыхаю.
– Ну что еще?
Честное слово, две минуты общения с ним вымотали меня больше, чем полдня уроков.
Глаза теплого чайного оттенка тихо вспыхивают и на щеках с миниатюрными ямочками проглядывает милый румянец. Стэн хороший парень. Высокий, с густыми вороными волосами и стройным телосложением, он пошел полностью в отца, унаследовав от матери только карий цвет глаз и мягкотелость.
– Я хочу пригласить тебя на свидание, – радостно вещает он.
– Нет.
Стэн удивляется и, как оказывается, был совсем не готов услышать отказ.
- То есть...?
– Нет, это значит, я не пойду с тобой на свидание, Стэн, – категорически отказываю я. - У меня есть парень, я люблю его и скоро мы поженимся.
Стэн неловко улыбается и отпускает мою руку, смущенно потирая затылок.
- Странно... Твоя мама не говорила, что у тебя есть парень.
И вот здесь меня выбрасывает.
– Ну что ты заладил твоя мама и твоя мама?? А меня ты спросил, Стэн? Я не хочу ходить с тобой на свидания. И общаться тоже не хочу. Пожалуйста, просто отстань от меня.
Его выражение, наверное, запомнится мне надолго, но я слишком разозлена, чтобы подумать о последствиях. Стэн долго смотрит на меня и я представляю, как из его разжатых рук эпично выпадают цветы с конфетами, если бы он их не выбросил. Затем я поворачиваюсь, широким шагом пересекаю двор и зло хлопаю за собой дверцу машины, уверена, что он так и не сдвинулся с места, провожая рентгеновским взглядом уезжающий автомобиль.
5
– Кимберли, Стэн сказал, что ты отказалась от свидания. Могу я узнать почему?
Я даже прекращаю нанизывать на вилку брокколи и поднимаю взгляд, думая, а не послышалось ли мне. Мама, одетая сегодня в обычное домашнее платье и собранными в короткий хвостик волосами, накладывает себе на тарелку из стеклянной формы кусок разделенной на ровные квадратики запеканки. Ее вид настолько непринужденный, что еще больше сбивает меня с толку.
Я ожидала получить очередное наказание за свой отказ и честное слово была готова к этому. Мне даже кажется, что голос мамы всплывает каким-то снисхождением, и я понимаю, что это что-то далеко не похожее на нее. Возможно, она понимает, что вчера перегнула и вместо обычных извинений предпочитает сделать вид, что ничего не было. Ведь это гораздо проще, чем извиниться или не дай Бог снова затронуть тему о Кейне. Последняя мысль закипает у меня в голове и я сжимаю пальцами холодную вилку, закамуфлировав свое недовольство язвительностью.
– А Стэн что, как маленький мальчик, уже успел нажаловаться?
Я вижу, как недовольно она поджимает губы и жду очередного выговора, но удивляюсь, потому что мама спокойно отрезает кусочек курицы в своей тарелке и прожевывает, отвечая после этого спокойно, но твердо:
– Не паясничай, Кимберли. И отвечай на вопрос.
Кончик вилки врезается глубже в мою кожу и это дает мне толчок, спуская злобу по артериям. Я импульсивно откидываю ее на стол, от чего громкий звон неприятно прокатывается ушами.
– Да это же очевидно, мама! Он даже не знает, какие цветы я люблю! Притащил пионы и эти дурацкие конфеты! – Мама бросает на меня предостерегающий взгляд и я сбавляю громкость своего голоса, неохотно беря вилку обратно. – Для приличия мог бы поинтересоваться хотя бы у тебя, если не хватало духа спросить о моих предпочтениях прямо.
Мама жеманно вздыхает и откладывает приборы в сторону, отодвигает тарелку по дымчато-белой жаккардовой скатерти и сцепляет руки в замок на столе. Ее взгляд будто рентгеном полощет мою душу.
– Кимберли, мы же с папой лучше для тебя хотим.
Я фыркаю. Взгляд бросается на пустое место за обеденным столом, и я кривлю губы. О чем тут говорить, если он идет утром, когда яещёсплю, и возвращается, когда яужесплю?
- Закрыть в четырех стенах и сватать за нелюбимого – это ты считаешь лучше?
– Ну вот что ты в нем нашла, в этом Кейне? – мама слегка импульсивно взмахивает руками, задевая посуду, через что воздухом проносится легкий звон, и я понимаю, что не только я сегодня останусь с пустым желудком. Я опускаю взгляд в свой ужин и нервно ковыряю сырный квадратик, просто чтобы чем-нибудь занять руки.
– То, чего нет у других, мама. Я люблю его и никогда не откажусь от своих слов.
– Он использует тебя и бросит.
– Неправда! – подвергаюсь провокации и мгновенно затихаю, опуская взгляд обратно в тарелку. Почему-то мой голос начинает заикаться. - Он... Он сказал, что будет ждать сколько нужно.
Мама смотрит на меня, долго смотрит, и мне кажется, что в какой-то момент все меняется, а в ее глазах впервые проскальзывает что-то граничащее между теплым сочувствием и пониманием.
- Какая же ты у меня наивная...
Похоже, я действительно ничего не понимаю, потому что я вижу на ее лице улыбку, а в следующее мгновение она перетягивает стул поближе и прижимает меня к себе, гладя волосы. Я не сопротивляюсь, но и не жмусь в ответ, не даю возможности понять, что меня так легко размягчить.
- Совсем не наивная, - отбрыкиваюсь я, но почему-то мой голос звучит заглушенно и ослабленно. – Вот увидишь, скоро он станет богатым и утрет нос всем, в том числе твоему Стэну. А потом заберет меня с собой в Северную Флориду и вы с папой ничего не сможете сделать.
Мама продолжает меня гладить.
– Милая, я понимаю, ты увлеклась им. И сейчас тебе кажется, что это любовь всей твоей жизни. Он наверняка наговорил тебе всяких обещаний, но это только слова, Ким, - тут я отклоняюсь, чтобы посмотреть на нее. Мама продолжает: - Скажи мне, он уже сделал что-то, чтобы воплотить свои обещания?
Я чувствую, как мое сердце делает кульбит и теряюсь.
- Нет, он...
– Вот видишь, – не дослушивает, перекладывая прядь волос мне на плечо. – Такие парни, как он умеют только красиво говорить.
– Ты ничего не знаешь, мама, – возражаю я, но в моем голосе неожиданно куда больше растерянности, чем возмущения. – У него сейчас просто сложный период.
– А кому же сейчас легко?
- Нет, ты не понимаешь... - быстро раскачиваю головой, вдохновленная тем, чтобы донести ей. – Его сестренку забрали в детский приют, он работает на двух работах и откладывает на обучение в солидной брокерской компании. Он делает все, чтобы вернуть свою сестру и обеспечить нам хорошее будущее.
– Хорошо, Ким, – неожиданно просто соглашается мама. – Пусть даже так. Допустим, он трудится, не покладая рук. Когда-нибудь сможет добиться успеха. Но там где успех, там есть власть, и там всегда женщины, понимаешь меня?
- Не совсем...
Я вижу, как ее рот разъезжаются в легкой улыбке, готовясь говорить, и я близка к тому, чтобы вот-вот понять ее посыл.
– Возможно, сейчас он клянется тебе в любви, но потом будут другие. Ты сейчас удобна. Потому что другие девушки не интересуются им. А тебе, наивной глупышке, он просто запудрил мозг, наобещав горы ради тебя свернуть.
Повисает затяжное молчание.
- Ты ничего о нем не знаешь, мама, - мое волнение пробивает трещину в голосе, из-за чего он становится нетвердым и дребезжащим. И я впервые не слышу в своем голосе убедительности и уверенности.
