я порвал его ещё на этапе надевания. В подмышках.
Я шумно втянула носом воздух и выдохнула ртом.
Спокойствие, Настюш, только спокойствие и никаких убийств на лестничной площадке.
— Звони. Уже, — процедила я слова, кивнув в сторону дверного звонка.
Дед Мороз посохом нажал на звонок, через пару мгновений открылась дверь и примерно через столько же мгновений каждый из соседей, открывающий нам дверь, особо не обращал на меня внимания. В центре их Вселенной в каждой квартире был Ваня, которого все здесь, конечно, знают, все его, конечно, помнят, и всем очень интересно знать, где он пропадал и надолго ли вернулся в наш город.
— Подросла наша Настюшка? Невеста! — сказал Ивасику сосед из последней на сегодня квартиры.
— Невеста, говоришь? — с едкой ухмылкой переспросил Ивасик. — А жених-то у неё есть, дядь Толь? Не слышал?
«Ты охренел?!» — спросила я одним взглядом.
— Да был какой-то. Додик в дырявых джинсах, — ответил вдруг дядя Толя, а я у меня чуть челюсть не отвалилась.
Ему-то откуда знать, кто у меня был?!
— Прям додик? — переспросил Ивасик, не забывая при этом с выражением лица как у самой хитрой задницы смотреть на меня.
— Он не додик, — всё же решила вступиться я. — Нормальный парень. Был.
И если девчонки из универа услышат, что самый главный повод для их течки называют «додиком», то они всех нас троих вынесут за город на вилах и сбросят в овраг поглубже.
— А сейчас какой-нибудь додик есть?
Этот Дед Мороз определенно обнаглел.
— Не вашего, Дед Мороз, отмороженного носа дело, — вздернула я гордо нос и обратилась к соседу, вручив последний магнитик, имеющийся в мешке. — С Новым годом, с новым счастьем, дядь Толь! Встретимся в следующем году.
— С Новым годом, Насть. Бате привет передавай.
— Передам, — кивнула я и смогла расслабить плечи и больше не держать спину ровной, когда дядя Толя скрылся в своей квартире.
— Устала? — спросил Ивасик, когда мы подошли к лифту.
— С чего вдруг такое участие к моей скромной сопливой персоне?
— Мелкая и злопамятная, — хохотнул Ивасик.
— Посох и костюм верни.
— Ну, давай хоть в кабину лифта зайдём, чтобы я начал раздеваться.
Молча закатив глаза, я первой вошла в подъехавшую кабину, дождалась, когда Ивасик протиснет свои широкие плечи и нажала кнопку своего этажа.
— Поможешь?
— Напеть, чтобы ты разделся?
— Если, предлагаешь — пой. Но я просил подержать шмотки.
— В темпе, — вздохнула я и старалась смотреть куда угодно, только не на раздевающегося рядом со мной Ивасика.
Под красным пальто у него оказалась черная футболка, плотно прилегающая к его телу. И этот чёрт будто специально напрягался и перекатывал мышцы под загорелой кожей, чтобы я пялилась.
— Нравится? — спросил он с улыбкой обольстителя, поймав меня с поличным за подглядыванием.
— Думаю, через какое место тебя надували, что тебя так разнесло?
— И что надумала?
— Думаю, что об этом лучше не думать. Моя хрупкая детская психика этого не выдержит.
— Ну, не такая она у тебя и детская, раз ты уже с парнями встречаешься, — хмыкнул Ивасик, отдав мне и бороду, и шапку вместе с пальто и посохом.
— К счастью, тебя это не касается.
— Просто интересно — много парней было?
— Кажется, когда тебя надували, случайно выдули мозг. Ты бы поискал. Мой этаж, пока.
— Ничего на праздники не планируй, — прилетело мне в спину, когда я вышла из лифта.
— Это ещё почему?
— Выкраду тебя завтра в одиннадцать утра. До Рождества.
— В одиннадцать утра я буду в пижаме доедать «селедку под шубой». А ты ей явно проигрываешь.
— До завтра, — подмигнул мистер Шкаф за секунду до того, как закрылись створки лифта.
Глава 3. Настенька
Наверное, закончившийся вчера год можно считать не таким уж плохим, учитывая, что под потолком висит гирлянда, а не я.
Празднование мы закончили часа в четыре утра. На правах самой мелкой из взрослых я в своё удовольствие ела конфеты, шоколадки и торт вместе с детьми своего старшего брата. Шампанским тоже, конечно, придавливала, но так и не нашла прикола в напитке, приносящем запах из желудка прямо в нос. Наверное, по этой же причине я не люблю колу и любые другие шипучие напитки.
К праздничному столу папа оклемался и был бодр и свеж, будто не дегустировал коньяк и шампанское у всего подъезда. Как и положено, мы жгли бумажки с желаниями, опускали их пепел в бокал шампанского и частично дожевывали эти бумажки, потому что они не сгорали полностью.
Активированный уголь своими руками.
Обменялись подарками, поиграли в настолки, подвели итоги года, померившись достижениями, и счастливые и сытые разошлись спать. Обе мелкие племянницы ушли со мной в комнату, уснули мы все вместе, но сейчас их рядом не было.
На часах уже десять утра, я слышу в квартире голоса, а это значит, что все уже проснулись доедать салаты. Тут главное успеть отхватить всё самое вкусненькое — бутерброды с икрой, «селедку под шубой», оливье, мясо из духовки, заветренную колбасу и такой же сыр, напоминающий теперь куски кожи с папиных пяток. А ещё салат из кальмаров и соленая сёмга. Шикарно жить на запретишь. Раз в год, правда. Но даже так, всё равно, классно.
Сбросив с себя одеяло, я села в постели и всунула ноги в… воздух.
— Что ж, — вздохнула я. — Кто первый встал, того и тапки.
Раз племянниц рядом со мной нет, то убежали они из комнаты в моих плюшевых прелестных тапках.
Пришлось босыми ступнями ступать по чуть прохладному после теплой постельки полу. Натянув на голову капюшон от пижамы-комбинезона в виде дракона, которую мне подарили вчера, я подошла к окну, чтобы лично стать свидетелем первоянварского апокалипсиса.
На снегу разбросаны конфетти после хлопушек, местами вкопаны коробки из-под фейерверков, которые ещё никто не собрал, а улица полнится кадрами из фильма про зомби.
Мне давно известно, что первоянварские зомби делятся на четыре типа:
— зомби-ответственные, которым нужно выгуливать собак. Но утром первого января не совсем понятно, кто кого выгуливает;
— зомби не первой свежести — те, кто ещё не спал с прошлого года и теперь идут куда-то, съежившись от холода и спрятав руки в карманы пуховиков, стараясь не запинаться о собственные ноги;
— зомби-тусовщики — те, что кто встретил Новый год настолько хорошо, что идут по городу компанией в несколько человек с мишурой на шеях и параллельно поют, рискуя заразить весь город вирусом безудержного веселья;
— и четвертые, самые беспощадные, зомби-дети. В них нет ничего человеческого. Они одержимы горками, и их
