― Он, определенно, огромный, не так ли?
Я фыркаю. Замужняя женщина не может говорить вслух, что кто-то, кроме ее мужа, вызывает у нее интерес.
― Я не знаю, ― отвечаю я категорично. ― В монастыре было не так уж много мужчин.
Я замечаю движение за окнами особняка — толпа служанок разглядывает охотника Райана изнутри дома.
― Его зовут Вульф Боуборн, ― заговорщически шепчет Сури. ― Один из посланников нашей семьи слышал о нем, когда мы жили в Баквене. Он служит семье Валверэй с тех пор, как осиротел. Уже в детстве он пробивал себе дорогу кулаками в уличных боях. Семья Валверэй узнала, что он поцелован богами, взяла его на службу в качестве охотника и дала новое имя.
Ребенок в уличных боях? Уверена, что это не законно, но я была бы наивна, если бы думала, что этого не могло быть.
Ветер меняется, заставляя мой халат распахнуться у бедер. Кожа покрывается мурашками, когда я возвращаю шёлк на место.
Голова Вульфа Боуборна внезапно поворачивается в мою сторону, и все слова, которые он собирался сказать моему отцу, смолкают. Он резко втягивает воздух, а затем его взгляд устремляется ко мне.
Он впервые смотрит мне прямо в глаза, и, поскольку мои ноги обнажены до бедер, я ожидаю, что он будет плотоядно разглядывать меня. Но он смотрит не так. Его глаза оценивают меня, словно я лошадь на аукционе, и он хочет понять, насколько проблемной я буду.
Думаю, я бы предпочла похоть, если уж на то пошло.
― Он поцелован богом? ― спрашиваю я, удивляясь.
Сури кивает.
― Обостренные чувства, говорят люди. Благодаря им он прославился в боях, а теперь ― как охотник. ― Ее взгляд опускается к моей родинке на груди, наполовину скрытой халатом. ― Семья Валверэй любит окружать себя поцелованными богами людьми.
Чувствуя себя неловко, я плотнее запахиваю халат, чтобы он полностью скрыл мою метку. Боги-феи могут спать, но нити их магии остаются в немногих из нас, кого называют поцелованными богами. Мы одарены талантами, выходящими за пределы человеческих возможностей. Никто не знает, кого боги благословят из своего вечного сна, хотя у магии есть небольшая склонность передаваться по наследству. Но не в моей ― ни один из моих родителей не был поцелован богом. Только когда ребенок рождается, с родимым пятном или нет, проявляется милость богов. И только много лет спустя магическая природа их способностей становится явной.
Сури снова смотрит на Вульфа, как на восхитительный десерт, и я почти ожидаю, что она оближет губы. С лицом ангела и телом зверя, кажется, что боги совершили преступление, подарив кому-то столь грубому такую красоту.
Несмотря на мою настороженность, любопытство берет верх. Моя рука тянется к выбившемуся из косы локону волос и накручивает его на мизинец. За последние двенадцать лет я почти не видела мужчин. Монастырем управляли пожилые женщины, давшие обет целомудрия, поэтому они редко даже говорили о мужчинах.
Неужели все мужчины такие… впечатляющие?
Я с трудом сглатываю.
Голова Вульфа снова резко поворачивается в мою сторону, и я замираю.
Он услышал это?
Он говорит несколько последних слов моему отцу, а затем шагает через двор в мою сторону. Я чувствую, как сжимаюсь, несмотря на то, что твердо намерена выстоять. Он движется с какой-то мощной грацией, хотя одно плечо держит скованно, словно старая травма не дает ему покоя. Его сапоги с хлюпаньем останавливаются в грязи в двух шагах от меня.
― Леди Сабина. ― Его голос низкий и хриплый. ― Лорд Райан послал меня сопроводить вас в Дюрен. Это легкое путешествие, но, учитывая характер поездки, я предполагаю, что у нас могут возникнуть проблемы. Повинуйтесь моим приказам, и я обеспечу вашу безопасность.
Характер поездки. Он имеет в виду тот факт, что я буду выставлена напоказ голая, как младенец, во имя какой-то спящей богини, которой до этого нет никакого дела.
Его глаза впиваются в меня, и я сжимаю челюсти в безуспешной попытке усмирить свой гнев. Повиноваться ему? Он совершенно чужой мне человек, и все же считает, что я должна подчиняться?
Над головой сгущаются облака, и тени поглощают нас.
Это не первый раз, когда от меня требуют повиновения. В монастыре меня учили послушанию с помощью тяжелого прута. Глаза опущены. Губы сомкнуты. Мысли о Бессмертной Айюре. Садистский голос Белой матроны все еще звенит в моей голове, как эти проклятые церковные колокола.
Задумавшись, я провожу средним пальцем по основанию ребер. Они все еще чувствительные, еще не до конца зажили.
С крыши спускается певчая птица и садится мне на плечо. Это поползень. Крошечная, как слива, с мягкими серыми крылышками и черной головкой.
Не падай духом, ― шепчет она мне.
Благодаря этой милой поддержке я вспоминаю, что нужно дышать.
Спасибо тебе, малышка, ― говорю я в ответ, зная, что птица слышит меня так же ясно, как и я ее послание в своем собственном сознании.
Присутствие птицы напоминает мне, что я больше не заперта среди жестокосердных женщин. И что в поездке у меня будет друг.
Мист будет со мной.
В конце двора один из конюхов выводит ее. По такому случаю она просто блестит. Она белоснежная, цвета свежевыпавшего снега, грива и хвост мягкие, как лебяжий пух.
Снова раздается звон церковных колоколов. Бонг.
Время пришло.
Пока конюх подводит Мист, я развязываю пояс халата и, заставляя себя дышать ровно, стягиваю ткань с плеч. Руки дрожат, и не только от холода. Сури берет у меня халат и перекидывает его через предплечье, отводя глаза в знак уважения.
После всех трудов по созданию бессмертной косы-венца прошлой ночью она расплетает ее и начинает расчесывать локоны. Она разделяет, встряхивает и расправляет каждый длинный локон, словно распутывает пряди тканного ковра. Затем она тщательно укладывает их, стараясь прикрыть мою обнаженную грудь и ложбинку между ног так, чтобы сохранить мое достоинство.
― Видишь? Я же говорила тебе, что коса создаст красивые густые волны. Практически, как будто ты все
