жизни я не сидела так близко к настолько ослепительно привлекательному мужчине. Флирт был сферой компетенции Олив, а не моей.
Или, может быть…
Может быть, я не принадлежала к спектру Лео Уинтера. Может быть, он сел просто потому, что место было пустым.
Ой. Здесь был мужчина в поисках доступной женщины, а я выглядела как разодетый подросток.
— Ппрривееет. — Прикосновение живота к моей руке было первым сигналом о том, что Мужчина с Животом, которого я видела раньше, вернулся. Он облокотился на стойку с другой стороны от меня. Затем его палец коснулся пряди моих волос. — Рыжая.
— Помни, что я сказала. — Я отмахнулась от его жирных пальцев. — Не трогай.
— Ты мне нравишься, Рыжая, — невнятно пробормотал он.
— Оригинально, — невозмутимо ответила я, отодвигаясь на самый дальний край стула, прежде чем сделать большой глоток пива.
Мы с Олив приехали в бар на моей машине, планируя взять такси до дома, если выпьем слишком много. Но в такси не было необходимости, потому что, если она не вернется в ближайшие пять минут, я уйду отсюда. Она может сама вызвать такси или попросить Эмметта подбросить ее до дома моих родителей.
— Как тебя зовут?
Я проигнорировала его.
— Рыжая. Я просто буду звать тебя Рыжая.
Тьфу. Я отодвинула свое пиво, готовая сорваться с места, когда спокойный голос Лео остановил меня.
— Отвали, Бобби. Ты мешаешь.
Мешает? Чему именно он помешал?
Не сказав больше ни слова, Бобби исчез. Свободное место в баре рядом со мной быстро заняла женщина, которая посмотрела через мое плечо на Лео. Но он не обратил на нее ни малейшего внимания.
Он повернулся боком, чтобы смотреть мне в лицо. Его пристальный взгляд скользнул по моему профилю, горячий и ленивый, как солнце, движущееся по послеполуденному небу.
Дерьмо. Дыши, Кэсс.
— Как нам следует тебя называть? — спросил он, и его тембр проник глубоко в мои кости, расплавляя костный мозг.
— Ч-что ты имеешь в виду? — О, черт. Заикание. Правда? Официально я была самой неудачливой женщиной в этом баре.
— Прозвище. Я не буду называть тебя Рыжей. Как насчет, — Лео щелкнул пальцами, — Фейерверк?
Будь это любой другой мужчина я бы посмеялась. Но это слово, фейерверк, было таким же взрывоопасным, как и сам предмет. Пламя на моих щеках запылало, пока я боролась с девичьей улыбкой.
— Я, эм… я не любительница фейерверков. Скучная, помнишь?
Он ухмыльнулся.
— Может быть, ты не встречала никого, кто знает, как поджечь фитиль.
В глубине моего сознания зазвучала сирена, кричащая: «Опасность, опасность, опасность. Этот мужчина не из твоей лиги.». Но я украла пьесу из книги Олив и отключила сирену.
Сегодня вечером я не была скучной. Я не была хорошей девочкой, которая любила старые книги и рано ложилась спать. Не была девушкой, которая делала все, чего от нее ожидали. Сегодня вечером я была сексуальной женщиной, которая увидела, что фантазия в пределах ее досягаемости, и потянулась к ней.
— И как бы ты поджег фитиль? — Каким-то чудом мой голос звучал ровно.
Лео наклонился ближе, его пронзительные светлые глаза потемнели.
— Своим языком.
Кассандра
Шесть недель спустя…
— Привет, это я, — сказала Олив в своем голосовом сообщении. — Мы думали пойти выпить пива сегодня вечером в ту новую пивоварню, так что это твое предупреждение за пять часов. Ты отсиживалась в библиотеке все выходные. Ты вообще приходила домой прошлой ночью? Закрой книги. Возвращайся домой вздремнуть. Затем приготовься повеселиться.
Я сунула телефон в карман и уставилась через стеклянное окно двери на подъездную дорожку.
Олив не знала, что я в Клифтон Фордж. Я не сказал ни ей, ни кому-либо другому, когда вчера перед рассветом покинула Миссулу. Она думала, что я ушла на учебу, когда на самом деле весь мой мир резко остановился, и я вернулась домой.
В последнее время я многое скрывала от своих друзей, например, тот факт, что меня похитила и держала в плену банда мотоциклистов. И что, согласно тесту на беременность, который я сделала три дня назад, я была беременна ребенком от мудака.
— Кэсси?
Я вздрогнула, испуганная маминым голосом, затем отвернулась от двери, у которой простояла десять минут. Оцепеневшая.
— Я думала, ты уже ушла, — сказала она, вытирая руки кухонным полотенцем.
— Забыла свой блокнот. — Я подняла предмет, который держала в руке. Я не забыла его, но не хотела признавать, что просто выйти из дома и дойти до подъездной дорожки отняло у меня все мужество, которое было у меня в эти дни.
— Милая, ты можешь попросить нас проводить тебя на улицу, — сказала она, подходя ближе. Мама была как ищейка, когда дело доходило до того, чтобы вынюхивать ложь.
— Я в порядке. — Если «в порядке» означало «напуганная, униженная и жалкая».
Тот факт, что я вообще стояла на ногах, был чудом. Большая часть меня хотела свернуться калачиком и никогда больше не вставать с постели.
— Мне жаль, что с барбекю не получилось. — Мама положила руку мне на плечо, приглашая обнять, и, как это было миллион раз, я упала в ее объятия.
Мамины объятия творили чудеса. С ними я чувствовала себя защищенной, любимой и теплой. Ее объятия и объятия папы были причиной того, что я не впала в кому и не была постоянно в слезах.
— Почему бы тебе не остаться здесь и не отдохнуть? — спросила она. — Ты можешь весь день смотреть фильмы на диване. Я сбегаю в магазин и куплю ингредиенты для соуса со шпинатом и артишоками, который ты так любишь.
Меня затошнило. Упоминание об артишоках грозило отправить меня бегом в ванную на еще один сеанс с унитазом.
— Фильмы потом. Я думаю, мне будет полезно выбраться из дома.
Этот поход в кафе был испытанием. Я бросала себе вызов сделать что-то нормальное. Чтобы доказать, что ублюдки, которые схватили меня на этой самой подъездной дорожке, на которую я пялилась, не повлияли меня.
— Хорошо. — Мама погладила меня по спине, затем отпустила. — Я здесь, если захочешь поговорить.
В ее голосе слышалась мольба, та же, что была в нем с момента похищения. Но я не хотела говорить ни о том дне, ни о беременности. Пока нет.
По крайней мере, до тех пор, пока я сама не смогу разобраться в этом.
Обычно я все рассказывала маме. Когда мне нужно было рассказать кому-то о курсе, профессоре или одногруппнике, я звонила маме. Когда я отмечала хорошую оценку, я звонила маме. Когда я сидела в ванной своего дома в Миссуле, держа в руках
