всех остальных нужно сделать то же самое, Вик.
— Но…
— Ты понятия не имеешь, сколько раз тебя обманули.
— Я такая дура, Валь.
— Даже спорить не буду. Но теперь ты моя дура.
— Валь…
— Считай, у нас дружба с привилегиями.
Такой расклад меня полностью устраивал. Наша привязанность росла и крепла день ото дня. Я продолжила работать его помощником, он снял для меня квартиру поблизости. Спустя три месяца предложил съехаться, я ответила отказом и этот вопрос больше не поднимался. А спустя еще три месяца нелегкая свела меня с Кирой. Точнее, она позвонила мне. На тот самый номер.
Конечно, я рассказала о звонке Вале. Он ответил категоричным «даже не думай», но мне удалось убедить его проверить ее слова. Оказалось, не врет. И вызволять ее мы бросились уже на пару, но операцией руководил Валентин и мужа Киры посадили за мошенничество. После этого она спокойно с ним развелась, а всю свою благодарность обрушила на Валентина. Ох, как же его, бедолагу, ломало.
Конечно, я его отпустила. Благословила и дала пинка под зад, чтобы не упустил свое счастье. Вскоре они поженились, а спустя еще пару месяцев вдруг выяснилось, что Кира искренне полагала, мы с Валей все еще любовники. В тот момент, когда она расплакалась, услышав обратное, я впервые за долгое время почувствовала себя нормальной. Попытки успокоить привели к вопросу в лоб:
— И что, ты не скучаешь по нему? Не тоскуешь? Не болеешь? Я пришла к тебе за помощью и что? Сама украла твое счастье!
На ее лице читалась самая настоящая паника. Она так боялась, что в какой-то момент я передумаю и уведу его уже от второй жены, что мы с Валей решили пойти на хитрость. Так я стала его «любовницей».
Если по-честному, кое-что мне все-таки перепадает. Не интимная близость, разумеется, скорее контакт тел. Крепкие объятия, как сейчас, прямые комплименты, игривые взгляды, флирт, милые подарки без повода, половину из которых покупает сама Кира, цветы по праздникам. Это приятно, это позволяет мне чувствовать себя желанной и нужной. Но да, это еще и чертовски странно.
— Ты какая-то дерганая в последнее время, — замечает Валя. — Все нормально? Ничего не стряслось? Ты же знаешь, что можешь рассказать мне все. Вообще все, Вик.
— Да, конечно, — отвечаю без раздумий. — Не знаю даже… наверное, Кирюха нагнетает. Думаю, стоит рассказать ей. Вы уже год в браке, пора угомонить своих тараканов.
— Ага, семь месяцев из которых я ей типа изменяю, — иронизирует Невзгодов. — Давай я тебя с кем-нибудь познакомлю? Сходим на двойное свидание, она увидит, что ты на меня не претендуешь. Не претендуешь же? — вворачивает игриво и получает локтем в живот. — Понял, — хрипит наигранно, а на моих губах появляется широкая улыбка.
— Боюсь, в таком случае она решит, что ты кинешься меня отвоевывать. Я за правду, Валь.
— Что-то мне не манится сообщать жене, что большую часть брака я ее обманывал. Говорил, что изменял, а сам нет, — раздраженно говорит, а мне почему-то смешно становится. — Абсурд какой-то…
— Придумаем что-нибудь, — обещаю и разворачиваюсь, намереваясь чмокнуть в щеку, но звонок колокольчика над входной дверью заставляет вздрогнуть.
Валя с неохотой расцепляет руки, я, испытывая странное волнение, сползаю с него и обхожу стол. Беру поднос, ставлю на него чашку с остывшим кофе. Когда поднимаю блюдце с ложечкой, она позвякивает в моих трясущихся руках.
Валя удивленно приподнимает брови, я смущенно пожимаю плечами, не понимая, от чего так разнервничалась, но звуки шагов из приемной точно по вискам бьют. Тяжелая поступь, глухие уверенные шаги, которые прекращаются, когда мужчина оказывается в дверном проеме в кабинет Невзгодова.
Я замираю, пристально наблюдая за реакцией Валентина. За тем, как его серые глаза наливаются свинцом, приобретая характерный серебряный отлив. Как меняется его лицо, становясь похожим на маску. Как напрягаются его мышцы, натягивая ткань рубашки на бицепсах. И чувствую до боли во всем теле знакомый запах, которым постепенно наполняется комната.
— Я бы хотел нанять тебя, — слышу и голос вошедшего.
Поднос гуляет в моих руках. Ложечка предательски позвякивает, выдавая мое состояние с головой. А я все стою спиной к вошедшему, надеясь, что у меня галлюцинации. Что все происходящее лишь игра разума. Что я спятила. Что после той аварии я так и не пришла в себя в больнице. Что в коме, в аду, черт! Где угодно, только не здесь и не сейчас.
— Вы уже занимаетесь этим делом. Я хочу помочь.
— Помочь? — едва шевелю губами и медленно разворачиваюсь. — Помочь? — переспрашиваю, сцепившись с ним взглядом.
— Именно так, — поступает сухой ответ, после которого я нервно хихикаю и перевожу взгляд на Валентина.
Пусть он сам решит, нужна ли нам такая помощь. Во мне же борются желания запустить в наглого Смолина подносом, наорать на него и, как это не печально, броситься ему на шею.
— Я слушаю, — скупо отвечает Невзгодов, руководствуясь, полагаю, исключительно логикой, и кивком указывает на гостевое кресло напротив своего стола.
Я любила его всю свою сознательную жизнь, с самого детства. Лучший друг старшего брата, восемь лет разницы. Пропасть. Но такая манящая… знала бы я, что однажды шагну, а там ничего, кроме темноты и щемящей пустоты, сбежала бы гораздо раньше. Брат пытался предупредить, но я была слишком влюблена. Одного предостережения оказалось недостаточно.
Происходящее все еще кажется нереальным. Я стою с идиотским подносом в руках, Смолин устраивается в кресле в разнузданной позе, уголки Валиных губ дергаются в усмешке, которую он быстро прячет.
— Итак, — незамысловато начинает разговор хозяин кабинета.
— Я хочу знать, как погиб Андрей, — говорит Смолин абсолютную чушь, и я делаю свой выбор — агрессия. Презрительно фыркаю, шваркая подносом об стол.
— Любопытная формулировка, — Валя деловито откидывается на спинку стула. — Пояснишь?
— Из реки выловили кого-то другого, это очевидно, — с ленцой вещает Смолин. — А вот в то, что мой друг кинул меня на непомерную тогда сумму и просто свинтил — в это верить я отказываюсь. Единственное логичное объяснение — он просчитался. Доверился не тому, его убили, наверняка исподтишка. Тело надежно спрятали. Не знаю его мотивов, не знаю конечной цели. За три месяца до его смерти я был слишком занят тем, что ублажал его младшую сестренку, которую он мне навязал. Отсюда вывод, что его плану примерно столько же.
— Какая же ты сволочь, Смолин, — проговариваю с отвращением. — Навязал?
— Я приехал сюда не мелодраму разводить, — одергивает меня, не поворачивая головы. — Было и было, проехали.
— И зачем же ты приехал? Спустя шесть
