— Папа, когда ты говоришь о себе в третьем лице, я начинаю волноваться.
— Ой, заткнись. Я сам найду. Хочу покурить. Сейчас! — Он заканчивает разговор.
Я смотрю на свой телефон и качаю головой. Он действительно с каждой минутой становится все безумнее.
— Думаю, нужно проведать его. — Я еще пару раз глажу Сало, прежде чем взять коробку печенья из тайника, который мы сделали в магазине. Мои работники каждый день приносят домой вкусности для семей. — Может, сахар подсластит старику настроение.
Дорога к особняку на холме, окруженному припорошенными снегом деревьями, не занимает много времени. Поместье Лавджоев сохранило свое место с видом на Оленью долину более ста лет назад.
Когда я вхожу, папа мечется по своему кабинету и орет на бедного мистера Финли.
— У нее грудь спереди, юноша. Очень большая! Вы, конечно, дуете в мундштук, а не в грудь. Но грудь, тем не менее, очень важна. Это как искусство! Это искусство. Мне это нужно!
— Извините, сэр, но я вообще не видел ничего подобного… предмета…
Когда я вхожу в офис, мистер Финли без особого энтузиазма роется в книжном шкафу, в то время как папа выдвигает ящики из своего стола.
— Что такого особенного в трубке? — Я ставлю коробку с печеньем на угол его стола.
Папа прищуривает глаза, его седые волосы густые и растрепанные.
— Это что… что это такое? Печенье? — спрашивает он.
— Да, из пекарни.
— Пекарни Лоррейн? — Он наклоняется и открывает коробку.
— Да. Кстати, она спрашивала о тебе.
— Да? — Он берет печенье в форме рождественской елки, покрытое зеленой посыпкой. — Лоррейн. Когда мы были молоды, ее фигура — была как… Как мечта. Ее задница — на нее можно было ставить стакан. И она была такой забавной. Умной. В ней было все, на самом деле. — Его взгляд становится мечтательным. — Но, конечно, она была не из хорошей семьи. Если честно, никем. — Он кашляет. — Не для меня. Твоя мать… Да, твоя мать была более подходящей. С хорошей родословной, по крайней мере, так говорил мой отец… — Он замолкает, погруженный в свои мысли, но затем, кажется, приходит в себя. — Да, твоя мать была более подходящей.
У меня, разумеется, нет времени вдаваться в подробности того, во многих отношениях моя мама была абсолютно неподходящей женой и матерью, поэтому стараюсь сосредоточиться на том единственном, что могу исправить.
— Зачем тебе трубка? — Я оглядываюсь на беспорядок, который он устроил.
— Трубка? — Он жует печенье и почти улыбается, его глаза все еще мечтательные, поскольку, вероятно, представляет задницу младшей Лоррейн. — Какая трубка? Кто хочет трубку? Разве доктор Сандерленд не сказал, что мне больше нельзя курить? Не то чтобы я часто этим занимался. Твоя мать ненавидела этот запах. И я сделал все, что мог, чтобы она не докучала мне. — Он корчит гримасу, но откусывает еще кусочек печенья и снова едва улыбается. — И тебе курить не советую, сынок. Это ужасная привычка. Достаточно того, что ты стал механиком. Открыл магазин и все такое. Ты мог бы стать кем-то важным, знаменитым. Как Бобби Кеннеди — но живым, конечно. Это важно. — Он задумчиво жует. — Верно, быть механиком — это одно, но курить — перебор. Я настаиваю.
Мистер Финли стонет и начинает наводить порядок в комнате.
— Рад, что мы разобрались. — Я не закатываю глаза, но определенно думаю об этом. — Если у тебя все в порядке, мне нужно кое-что сделать в магазине. — Не совсем — моя работа больше связана с Руби, чем с основной работой. Я хочу знать, работает ли мой план, и, что более важно, я хочу знать в ту же секунду, как она появится в городе.
— Отлично. Начнем с того, что я не знаю, зачем ты сюда пришел. Я тебя почти не вижу. Тебе действительно следует проявлять больше интереса к поместью, поскольку ты его наследник. Тебе нужно найти хорошую пару, как это сделал я. Так что, поселись здесь и, и, и… и делай то, что мы делаем. Да? Да. — Он кивает сам себе.
— Да. — Я притягиваю его к себе для краткого объятия и не обращаю внимания на слюни, которые он оставляет на моем плече. — Увидимся через несколько дней, если я тебе не понадоблюсь. Ладно?
— Отлично. — Он отмахивается от меня и тянется за другим печеньем. — У меня есть молодой Финли, который выполнит любое мое поручение.
«Молодому Финли» шестьдесят, если не больше, но нет смысла напоминать об этом моему отцу.
Мистер Финли одаривает меня доброй, многострадальной улыбкой, когда выхожу из кабинета.
Я спешу обратно к своей машине, чтобы вернуться в город. Присматривать за пекарней — работа на полный рабочий день. Хорошо, что мне принадлежит весь квартал прямо через дорогу. Теперь все, что мне нужно сделать, это затаиться и ждать, когда появится Руби.
Как только она окажется здесь — она моя.
Глава 4
Руби
К счастью, перелет домой был не долгим. Я приехала прямо впритык к посадке на самолет. Но успела, и это все, что имеет значение. Последнее, что мне было нужно, — это задержаться и передумать возвращаться домой. К тому же, я знаю, что если бы у меня действительно было время подумать о последствиях моего решения, я бы, возможно, и не поехала.
Теперь пути назад нет, хотя из-за этого, скорее всего, меня уволят. Хотя выбора не было. Что я должна была делать? Оставить бабушку в беде, когда она нуждается во мне? Это не имеет ничего общего с желанием вернуться домой, которое я испытываю уже несколько лет. Во всяком случае, я так себе говорю.
Достаю телефон, чтобы позвонить бабушке и сообщить, что приземлилась, но сразу попадаю на голосовую почту. Какого черта? Затем я вижу сообщение от нее. Что это с ней вдруг?
Бабушка: Попрошу кого-нибудь встретить тебя.
Черт. Она, должно быть, действительно в шоке, если даже не может приехать за мной. Я отправляю ей ответное сообщение с вопросом, кого она отправила, прежде чем направляюсь к выходу.
Есть еще одно сообщение от моей соседке по комнате, но я не утруждаю себя его прочтением. У нее всегда есть на что пожаловаться. Когда я сказала ей, что в последнюю секунду уезжаю из города, она даже пожаловалась на это. Я думала, она обрадуется, что меня какое-то время не будет. С другой стороны, кто будет убирать за ней? У нее есть штатная горничная. Я пыталась избавиться от ее беспорядка, но не вышло. Она повсюду оставляет свое дерьмо. Наш дом не такой уж большой, так что у меня нет особого выбора, кроме как убирать за ней. Это само по себе будет отпуском, быть вдали от нее.
Я вдыхаю, когда меня обдает холодным воздухом. Иногда забываю, насколько здесь на самом деле может быть холодно. Я не ненавижу это. Я просто не учла этого, когда уезжала в аэропорт. Так спешила, что совсем забыла свое зимнее пальто.
Когда бабушка не отвечает, я оглядываюсь, чтобы посмотреть, кого она могла прислать. Мое сердце замирает, когда я замечаю Нокса. Я быстро отвожу взгляд. Я еще даже не в Оленьей долине, а уже сталкиваюсь с ним! Почему, черт возьми, вселенная так жестока? Начнем с того, что он — главная причина, по которой я никогда не возвращалась домой. Не то чтобы когда-нибудь в жизни призналась бы в этом вслух хоть кому-либо.
Я поворачиваюсь к нему спиной, зная, что он, скорее всего, меня не узнает. В старших классах он едва обращал на меня внимание. Он был на несколько классов старше меня и вращался в богатой компании. Все девочки любили его, а мальчики хотели быть на него похожими. Я ненавидела себя за то, что тоже оказалась в этой категории. В Ноксе всегда было что-то такое, что притягивало мой взгляд, как бы сильно я ни старалась его отвести.
Потом он уехал и разбил мне сердце. Я тогда даже не осознавала, насколько сильно была в него влюблена. Пока не услышала, как он плохо отзывался обо мне. Его слова раздавили меня. Не помогло и то, что за несколько дней до этого он действительно был добр ко мне. Во мне все еще оставался слабый огонек надежды, что тоже могу ему понравиться.
Тогда я была глупышкой. Возможно, я все еще такая, потому что у меня внутри все сжимается, чтобы не обернуться и не взглянуть на него еще раз, как в старые добрые времена. Он выше, чем помню. Годы пошли ему на пользу. Не думала, что он может стать еще красивее, чем был в старших классах, но я ошибалась.
