еще кусочек курицы, наслаждаясь вилкой больше, чем мясом, прежде чем сказать. — Но когда жизнь закрывает дверь лифта, она открывает почтовый ящик.
Я фыркаю от смеха.
Майк раздраженно машет хвостом.
— Извини, конечно, ты не понимаешь. Он не слышал меня, потому что говорил по телефону. Я не заметила. Так что, да, это было больно. Но я сказала, что у меня его письмо, так что теперь, если я придумаю, как его достать, у меня будет предлог подняться к нему наверх. И он был восхитительно благодарен, — я вздыхаю.
— Жаль, что я не сказала, что у меня есть что-то, что было бы легче достать. Я могла бы сказать, что потеряла его почту, — я щелкаю пальцами.
— Или что ты ее порвал. Нет, подожди, он не должен знать о тебе, пока я не буду уверена, что могу ему доверять.
Я смотрю на кошачью шерсть на своей рубашке и ахаю.
— Что, если у него аллергия на тебя? — я качаю головой.
Нет. Я этого не сделаю. Я отказываюсь проживать еще один год девственницей.
Вилка в моей руке вибрирует.
Или моя реакция на мысль о том, что еще один день рождения пройдет в одиночестве, настолько сильна, что у меня до сих пор дрожат руки.
Нет, это все же вилка.
Я бросаю ее на стол.
Она перестает двигаться. Конечно, перестает, потому что вилки неодушевленные предметы.
Пока она снова не начинает дрожать.
Боже мой, это землетрясение. Я никогда не была свидетелем землетрясения.
Но пол не движется.
И в комнате ничего больше не движется.
Только вилка.
Возможно, землетрясения в Новой Англии настолько незаметны, что я не осознаю, как сотрясается все здание.
Майк отталкивает лапой вилку от меня на другую сторону стола. И она падает.
— Майк, — говорю я с упреком, затем наклоняюсь, надеясь, что смогу забрать вилку со своей стороны. Если это землетрясение, то находиться под столом должно быть безопаснее, не так ли?
Возможно, Майк пытался спасти мне жизнь. Хороший котик. Он действительно любит меня.
Я ныряю под стол за вилкой, но не вижу ее. Черт. Когда я начинаю пятиться из-под стола, я вижу пару хорошо начищенных кожаных туфель. Я удивленно выпрямляюсь. Звук удара моей головы о стол эхом разносится по комнате, и я матерюсь. Боль затуманивает зрение. Майк появляется рядом и, как обычно, ведет себя абсолютно бесполезно.
Не знаю никого, кто носит блестящие туфли. Это точно не Грег. И не ремонтники. Я оставила дверь своей квартиры открытой, или кто-то только что вломился?
Меня грабит кто-то в модельных туфлях? Не может быть, чтобы злоумышленник не знал, что я здесь. Я оглядываюсь в поисках вилки. Лучше было бы пырнуть кого-нибудь ножом, но под рукой больше ничего нет.
И вилки нигде не видно.
Вот и вся моя удача пропала.
Я вздыхаю и пытаюсь успокоиться. Брюки над блестящими ботинками аккуратно выглажены. Что за преступник гладит свои брюки? Даже мистер Номер 414 этого не делает, а он тот еще модник.
Я медленно сдвигаюсь, чтобы заглянуть через край стола. Должно быть, я ударилась головой сильнее, чем думала, потому что, когда я поднимаю взгляд, вероятность того, что то, на что я смотрю, настоящее, уменьшается. Выглаженные брюки цвета хаки дополнены оливковой форменной курткой с поясом и большим количеством медалей. Я с трудом сглатываю. У меня галлюцинации — побочный эффект сотрясения мозга? Как быстро такое происходит?
У мужчины широкая грудь, толстая мускулистая шея, точеная челюсть и такие пронзительные голубые глаза, которые притягивают женщин и держат их в плену. Его волосы коротко и аккуратно подстрижены. У моего ушибленного мозга хороший вкус.
Его голос на несколько октав ниже, чем у мужчины наверху, когда он говорит:
— Ты совсем не такая, какой я тебя представлял.
Я стону и поднимаюсь на ноги.
— Серьезно? Повреждение мозга может породить великолепного мужчину, но не того, кто будет считать меня привлекательной?
— Мэм, вы ушиблись?
Господи, у него сексуальный голос. Мужественный и требовательный. Все в нем жесткое и выдержанное. Это тот тип мужчин, которым другие мужчины уступили бы дорогу, если бы он шел в толпе. Опасный. Грубый.
Что за устаревшая униформа? Он увлекается косплеем? Я могла бы это понять.
Я касаюсь болезненного места на затылке.
— Я умерла? В этом есть смысл. Было землетрясение, но вместо того, чтобы спасти, стол раздавил меня. И ты мой духовный проводник на другую сторону, — я в панике оглядываюсь. — Майк выжил, или он тоже мертв?
Великолепное военное видение хмуро смотрит на меня.
— Кто такой Майк?
— Мой кот.
Он оглядывается.
— Это не рай. Какое-то время я думал, что это может быть рай, но это — это определенно что-то другое.
— Ты тоже мертв?
— Не думаю.
— Значит, ты здесь не для того, чтобы проводить меня в рай?
— Правильно.
— Ну, я не собираюсь идти в ад. Я уверена в этом. Я не грешила. Я имею в виду, я не делала ничего такого, что оправдывало бы путь куда угодно, кроме как в рай. Ладно, вру. Сегодня я замышляла кражу. Но, по большому счету, насколько это плохо? И что касается чистоты. Ты уж точно не чище меня. Я даже не влюблялась в мужчин, и некоторые даже не рассматривали меня как пару. В этом я абсолютная девственница. Это должно что-то значить.
Уголок его рта приподнимается, как будто его это забавляет.
— Я учту, но эта информация в данный момент не является необходимой. Кто ты?
— Подожди, подожди. Если я не мертва, то я без сознания. Я могу понять это. Я без сознания и под столом. Все, что мне нужно сделать, это очнуться, — я легонько хлопаю себя по лицу с одной стороны, а затем с другой.
— Просыпайся, Мерседес. Тебе нужно завести друзей, трахнуть парня и позаботиться о кошке. Проснись.
Мужчина в оливковой униформе оглядывается по сторонам, а затем снова переводит удивительные голубые глаза на меня.
— Какой сейчас год?
— Иллюзия путешествия во времени. Вот к чему ты ведешь?
Ладно, мозг, я вижу, тебе трудно, но это лучше, чем великолепный незнакомец, который не находит меня привлекательной. Это похоже на головоломку, которую я должна разгадать, чтобы прийти в себя?
— Да-да. Какой сейчас год?
— Две тысячи двадцать четвертый.
— И где мы?
— В моей квартире в Провиденсе, Род-Айленд.
— Победили ли мы Японию?
Я пожимаю плечами.
— Что?
— Вторая мировая война.
Не уверена, почему я фантазирую о солдате, когда всегда засыпала буквально на всех военных фильмах, но я готова подыграть, чтобы очнуться.
— Мы победили. Сбросили
