Багажник захлопывается, затем в ушах раздается звук закрывающихся дверей, а двигатель набирает обороты. Машина несется вперед, унося меня прочь от моей жизни.
Меня похитили.
Паника опутывает грудь тугой и липкой нитью. Мой разум пытается осмыслить происходящее, в то время как сердце бешено стучит. Аромат роз наполняет полную черноту, и я понимаю, что лежу на букете. Я втягиваю горячий воздух, прижимая ткань к ноздрям с каждым отчаянным вдохом. В горле саднит, как будто оно набито ватой. Выхлопные газы пропитывают багажник, и по моей спине стекает капелька пота.
Я пытаюсь освободить запястья, пальцы нащупывают пластиковые стяжки. Ковровое покрытие пола царапает мою кожу, когда я пытаюсь освободиться. Чем сильнее я сопротивляюсь, тем меньше воздуха попадает в легкие, тем сильнее паника. Грудь болит от давления.
Усилием воли я заставляю свое тело сохранять спокойствие. Для этого я вспоминаю, кто мой отец, кто мой дядя и что меня найдут.
По мере того, как я сосредотачиваюсь на дыхании, паника ослабевает, и, обретя некое подобие стабильности, я мысленно считаю проходящие секунды. Я стараюсь запомнить каждый поворот, каждую остановку. Измеряю расстояние, которое проезжаем.
К тому времени, как машина остановилась и двигатель замолк, могло пройти пять минут или двадцать. Я потеряла всякое ощущение реальности и своего местонахождения. В густой темноте мои мысли устремляются к матери.
Ее бледная кожа. Закрытые глаза. Гладкие волосы, элегантно расчесанные по плечам.
Белый атлас в гробу.
Сердце бешено колотится, боль в груди грозит сломать ребра. Пульс разгорается жидким огнем по венам, и я пинаю багажник.
Ноги, стучащие по земле за пределами машины, отражаются в замкнутом пространстве, искажая мое восприятие. Дышать становится труднее, вены на шее пульсируют.
Багажник со скрипом открывается, и свежий воздух врывается в мои горящие легкие. Руки хватают меня за плечи и вытаскивают из машины. Когда мои ступни оказываются на земле, я вынуждена идти, спотыкаясь о собственные ноги, пакет все еще закрывает мне обзор. Мы проходим через подъезд. Я предполагаю, что мы внутри, потому что прохладный воздух сталкивается с моей разгоряченной, покрытой испариной кожей, а звуки наших шагов отдаются эхом.
Грубые пальцы впиваются в плоть моей руки, и я останавливаюсь.
— На колени, — рычит мужской голос. — Не отрывай взгляд от пола и закрой рот.
Меня бросают на пол. Острый ожог пронзает бедро, когда я скольжу по твердой плите. Сгорбившись, чтобы восстановить равновесие, я шатко поднимаюсь на колени, юбка платья застряла. Руки по-прежнему связаны за спиной, и я ощущаю прохладный воздух на своем обнаженном декольте — во время борьбы платье задралось. Пакет срывают с моей головы, и свет становится слишком ярким.
Дыхание сбивается, я с трудом пытаюсь наполнить легкие, через заклеенный рот.
В поле моего зрения попадает пара черных ботинок. Я вздрагиваю, когда прохладный воздух обдувает мою кожу. Грудь напрягается, я поднимаю глаза на человека, который смотрит на меня сверху вниз, и перестаю дышать.
Он поднимает подбородок в знак невысказанного приказа, и человек слева от меня срывает скотч с моего рта. Жгучая боль не мешает мне вдохнуть беспрепятственно поток воздуха, чтобы расширить легкие. Я кашляю, прочищая дыхательные пути.
Его тяжелый взгляд, словно якорь, тянет меня за собой. Этот напряженный синий взгляд останавливается на моем обнаженном декольте, темные брови сведены вместе. Я не знаю, что это — сексуальный взгляд или он разглядывает татуировку с воробьем, но оба варианта кажутся мне одинаково инвазивными, и я инстинктивно втягиваю грудь внутрь, моя обнаженная кожа пылает там, где касаются его глаза.
Не решаясь узнать, кто меня украл, я окидываю его взглядом, отмечая черный костюм и галстук, ботинки Dr. Marten, загадочные татуировки на шее, аккуратно уложенные темные волосы — все, кроме прядей, спадающих на его эгейско-голубые глаза.
Гравитация цепляется за мое тело, увлекая меня сквозь пол к скалам. А передо мной — прекрасный демон, с опасными письменами на руках и адским огнем в пронзительных глазах. В глубине его глаз горит жажда жестокости, и он смотрит на меня так, словно я — то, что нужно для утоления этого голода.
Глава 2
Семья и долги
Люциан
Одурманивающий аромат лаванды заполняет воздух. Не цветок, а цвет. Горький пурпур синего. Смесь насыщенного красного и паучьего синего, кровоточащий по швам, как тромб под кожей.
Это цвет моей жизни.
И это оттенок девушки, стоящей передо мной на коленях, ее пепельное лицо призрачно бледное.
Виолетта Карпелла.
Сама суть ее имени вызывает отвращение и страдание, оставляя едкое послевкусие. Единственная бледно-лиловая Карпелла, которую я хочу видеть в своем доме, — это мертвая, после того как я лишу воздуха ее легкие.
Сцепив руки за спиной, смотрю на девушку. Она откровенно пренебрегает приказом, не в силах удержать взгляд на мраморном полу. Ее неестественно большие глаза смотрят на меня, густые ресницы потемнели от сценического грима и свежих слез. Ее платье порвано и заляпано грязью, оно низко спускается, обнажая нарисованного воробья над небольшой выпуклостью груди.
Несмотря на то, что она уже много лет участвует в моих проектах, я вижу ее впервые.
Она — точная копия своей матери.
Темные волосы выбиваются из неаккуратного пучка. Бриллиантовая диадема криво сидит на голове, а тушь размазывается по щекам. Пятнистая кожа и опухшие глаза выдают ее страдания, хотя сейчас она молчит.
Я жду, что она будет бороться, плакать, умолять и просить пощады.
Ее сдержанность, несмотря на тяжелое положение, впечатляет… для Карпеллы.
Мой взгляд привлекают ее руки, перепачканные засохшей кровью. Из одного из порезов на груди течет свежая струйка.
Я ищу виновного среди своих людей. Мэнникс, один из моих самых верных солдат, именно он занимался ею, когда ее привели в дом.
Я спускаюсь с помоста в гостиной, останавливаясь рядом с ее распахнутой юбкой.
— Кто тебя ранил? — спрашиваю я. Ее глаза на мгновение поднимаются, на секунду встречаясь с моими, после чего она опускает взгляд в пол. — Я задал тебе вопрос.
Сглотнув, она тянется к тонкой шее.
— Шипы. — И тут я вижу увядшие лепестки роз, прилипшие к ее платью, и вспоминаю о цветах, которые я доставил ей в гримерку.
Ее нежный голос обволакивает меня, как одеяло, сжимая живот в узел. Мои руки опускаются к бокам и скручиваются в кулаки. В моем теле нет ни одной молекулы, которая не жаждала бы погасить ее.
Чем она мягче, тем сильнее желание разорвать ее на части.
Ненависть — это ветвь моего семейного дерева, и Карпелла отравили почву этого дерева.
Я перевожу взгляд между Кристоффом и Мэнниксом.
— Где розы? — На лицах моих мужчин появляются озадаченные выражения, прежде чем Мэнникс вздергивает подбородок.
— В багажнике, босс. — Его острый взгляд устремляется на девушку. — Она привезла их с собой.
Я передергиваю плечами.
— Сходи за ними. — Мэнникс кивает один раз.
— Да, босс.
Когда он уходит, я направляюсь к бару и наливаю в стакан бурбон. Поднимаю бокал и взбалтываю янтарное содержимое — виски цвета глаз девушки. Мой взгляд падает на слова, начертанные на костяшках пальцев: mbrise an diabhal do chnámha. Проклятие на гэльском языке, которое переводится как «дьявол ломает твои кости».
Я натягиваю манжет на татуировку. Это напоминание только для меня; мои враги не умеют читать по-ирландски. Когда Мэнникс входит с цветами, я отпиваю глоток бурбона и возвращаюсь, чтобы забрать у него испорченный сверток.
Я огибаю девушку и останавливаюсь позади нее. Вытащив из кармана нож-карамбит, я поворотом запястья извлекаю изогнутое лезвие и подхожу к ней вплотную, опустившись на корточки. Свободные пряди ее шелковистых каштановых волос рассыпаются по голым плечам.
Приближаясь еще ближе, я ощущаю дрожь ее тела, словно вибрирующий ток в воздухе, натянутый, между нами, шнур. Проворными движениями я провожу острием лезвия по ее волосам, наблюдая за тем, как пряди шевелятся, вызывая мурашки на ее коже.
