– Прекрасно, благодарю, – говорит его отец, но вид у него раздраженный. Камин ужасно нагрел Марину с одного бока. – Мне интересно знать, откуда родом мой новый друг, – продолжает он. – А тебе?
Гай в нерешительности.
– Впрочем, советую быть осторожней.
– В каком смысле?
Александр Вайни не сводит с нее глаз.
– Скимитары. Ручные медведи. Влад Пронзитель. С венгерскими женщинами нужно быть начеку.
– Она не венгерка. Что, правда?
– Марина?
– Акцента не слышно, – говорит Гай.
– Поверь мне. Кровь гуннов. Пусть эта девочка похожа на Фриду Кало, которая встала не с той ноги, но…
Гай тянет Марину прочь.
– Еще увидимся, дружок, – говорит мистер Вайни, провожая ее взглядом.
И подмигивает.
– Жужи, дорогуша, хочешь кавичко?
– Нем.
– Рози, дорогуша, хочешь кавичко?
– Иген, кюсюнюм.
– Сивешен. Лора, – спрашивает милая, доверчивая Ильди, для которой вечер – это лишь кофе и «Смерть на Ниле», – хочешь…
А Лору обуяла паника. Петер возвращается. В прошлом, даже заскучав по нему, она тут же напоминала себе: зато с Мариной ничего не случится. Теперь, когда не осталось сомнений, что девочка выросла, он потянет ее в свою компанию: к беспринципным учителям французского, озлобленным скульпторам, профессиональным натурщикам, поэтам. Лоре хорошо знаком этот сброд: толпы безутешных подружек, любовь к самокруткам, пренебрежение гигиеной. И все они будут вертеться рядом с Мариной. При одной мысли об этом Лора впивается в подлокотники так, что белеют костяшки пальцев.
Ни за что, думает она. Не позволю. И без него в жизни мало хорошего. Лучше быть без отца, чем с таким отцом; если Петер будет держаться от них подальше, все только выиграют.
Это как попасть в телевизор: передача «Взрослый обед». Все что-то вежливо бормочут. Пламя свечей отражается в столовом серебре, стекле и зеркалах, так что и не поймешь, сколько на самом деле огня. Угощение за столом навевает мысли о давно забытой эпохе: мусс из копченого лосося, пастернак и жареный картофель, говяжьи ребрышки. Еда превосходна, но ее непривычно мало, и о ней не говорят ни слова.
– Чудесно, восхитительно, спасибо, – вежливо лопочет Марина, роняя нож и изнывая от навалившейся жары. Обеденный стол – озеро красного дерева; на дальнем его берегу сидит Александр Вайни. Меховой отлив играет в его волосах, когда он наклоняет голову к сидящей рядом блондинке. «Горация», – слышит Марина и понимающе кивает, готовая пробормотать ключевые даты из жизни адмирала Нельсона, но мистер Вайни ее не замечает. По другую сторону от него – Люси Вайни: впустую потраченное место. Он кладет руку ей на плечо, и дочь прижимается к папе.
– Семья, – произносит он, подливая соседкам вино, – нет ничего лучше. Ну разве они не красавицы?
Марина ловит взгляд миссис Вайни, улыбается и говорит «да» тонким, как у мальчика в хоре, голоском.
Ей достался стул чуть ниже остальных, и она скорчилась на нем, как маленькая рабыня. Слева расположился Олли, студент, изучающий землеустройство; он спрашивает, знает ли она Минти или Ивана, после чего уже не отрывает взгляда от тарелки. Справа – Джерри, чье лицо, как Марина сейчас понимает, знакомо ей лишь потому, что он известный политик; Джерри вполне объяснимо ее игнорирует. Интересная брюнетка, Джейни Далримпл, несмотря на Маринины отчаянные улыбки, тоже ни разу на нее не взглянула. Тесная компания незнакомцев, близость взрослых тел, лучистая теплота от плеча политика, пальцы миссис Вайни, живущие своей тайной жизнью, – все давит на Марину. Ее дыхание неровно и грубо, она громко ворочает языком. Выше стола ей жарко, ниже – холодно, как русалке. Еще у нее дрожат ноги: она только сейчас поняла, что жутко боится собак. Каждый раз, когда к ней подковыливает Беккет, дурно пахнущий бочонок слюны и шерсти, она хватается руками за стул.
Впрочем, это еще не самое страшное. Жужи и остальные знают, как вести себя в обществе, однако ей хороших манер не привили. Что толку от ваших уроков, хочет сказать им Марина, если я умею лишь придерживать двери, уступать место старшим и уважительно относиться к пожилым иностранкам? Здесь все иначе, все наравне, и она понятия не имеет, как себя с ними вести. Она уже попала в неприятную ситуацию с рукопожатием. Добиться синхронности тоже непросто. Кто должен первым садиться за стол – все женщины, или только старшие, или мужчины старше ее, и кто кого должен обслуживать, и когда приниматься за еду? Марина взяла к столу недопитое шампанское, потом во избежание упреков перелила его в винный бокал и теперь потеряла всякую надежду разобраться, для чего предназначены остальные. И зачем здесь столько столовых приборов? Она раздумывает, едят ли хлеб ножом и вилкой (для чего-то они ведь нужны!), прислушивается, на свое счастье, к голосу здравого смысла, а потом с ужасом наблюдает, как миссис Вайни собирает пальцем соус с тарелки. Марина продолжает отпускать неуместные комплименты. Когда все садились за стол, ее шаткий стульчик скрипнул под ней, и она, чтобы скрыть смущение, сказала: какой миленький, – и Люси Вайни сказала: этот? фу, кошмарный, – и миссис Вайни сказала: все равно он почти целиком из пластика.
Марина пытается напустить на себя интеллектуально-рассеянный вид каждый раз, когда Александр Вайни глядит в ее сторону, а тот продолжает ободряюще улыбаться и однажды даже подмигивает. К тому времени, как подают бренди и пюре из ревеня со взбитыми сливками, Марина оставляет попытки влиться в беседу. Забыв о Гае, она смотрит на миссис Вайни и снова думает: пожалуйста.
Студент Олли все больше совеет и вообще ведет себя странно. Марине приходит в голову ужасная мысль: возможно, он пьян? Она краснеет от стыда и отвращения. Слава богу, Рози здесь нет, думает она и тут же понимает, что Злой Рок только и ждет такой вот оплошности. Если завтра она позвонит домой и выяснит, что семья жестоко убита, все мы знаем, кто будет в этом виноват.
Наконец после бренди, портвейна, виски и печенья «Оливер» (ужасного разочарования) обед подходит к концу. Кажется, она и сама захмелела – может такое быть? Марина знает, что должно последовать дальше, но этого почему-то никто не делает.
– Передислоцируемся? – шепчет она политику, а тот, изобразив изумление, отшатывается. Ее туфли промокли от собачьей слюны. «В постель, – думает Марина. – Моя хлопковая комната, мой туалетный столик, мой сельский пейзаж за окном…»
Однако у Гая другие планы.
– Не включай свет, – говорит Марина. – Я хочу спать.
Свежий воздух переносит ее в детство. Она даже почти перестала тревожиться, что Гай вдруг решит заглянуть в ее косметичку и обнаружит улики. Замечтавшись о мягкой постели, она обходит спальню, залитую лунным светом, прикасается к окаменелости на подоконнике, думает о за`мках и темных еловых лесах, которые сливаются в воображении с заоконной дымкой далеких деревьев, террасой и бесконечной анфиладой маленьких комнат. Теперь, когда она уже не боится «Поворота винта» и сплюснутого лица Питера Квинта за шторой, Марина подходит вплотную к окну и, оставляя носом след на стекле, ищет глазами ежей на росистой лужайке.
