Мэнди вдруг почувствовала, что не в силах говорить. Ведь остановиться на полдороге она не сможет, придется выкладывать все начистоту. Валери сделала глубокий вдох, хищно раздувая ноздри:
— Что-то с Робби?
Мэнди взглянула на мать. Откуда она знает?
— Что-то с Робби? — с нажимом повторила та.
Мэнди печально кивнула:
— Я только что видела его на автозаправке с другой женщиной. У нее рыжие волосы, и она старше Оливии. Мам, они были так увлечены друг другом.
Валери в ужасе прикрыла рот ладонью. Одно дело — подозревать, и совсем другое дело, когда твои подозрения оправдываются.
— А они тебя видели? — Она внезапно осипла.
— Нет. Вернее, женщина видела, но, скорее всего, не придала этому значения — она ведь меня не знает.
В воздухе повисло молчание.
— Ублюдок! Вот ведь сукин сын! — взорвалась Валери. — Нет, ну если ты несчастлив в браке — отлично, собирай вещи и вали отсюда! А вести себя так — это низко и подло!
Мэнди кивнула и заплакала.
Валери вся кипела от злости, но старалась держать себя в руках.
— А малышки? Бедные крошки! Он о них подумал? — Валери крепко прижала младшую дочь к себе. — Ты у меня такая хорошая девочка. Мы поможем Оливии пережить все это. Если мы будем рядом, она справится. Я точно знаю.
Мэнди стало трудно дышать.
— Никакая я не хорошая девочка, мам. Я мерзкая и подлая! Я совершила такую гадость, что сама не понимаю, как со мной такое могло случиться. — Мэнди старалась подобрать правильные слова и рассказать матери о том, что происходит между ней и Джейком. Но вместо этого разрыдалась у нее на груди, заливая слезами ее оливково-зеленый свитер.
— Послушай, — сказала Валери, крепко, как никогда раньше, прижимая к себе Мэнди. — Никакая ты не мерзкая, ты просто видела нечто отвратительное. В этом нет твоей вины, ты ничего плохого не сделала.
Мэнди зажмурилась, зная, что предстоящий разговор будет не из легких. Похоже, сейчас было не время и не место рассказывать о своих проблемах, она даже обрадовалась утешениям матери. Мэнди не могла припомнить случаев, когда они с мамой говорили бы по душам.
— Что случилось, тетя Мэнди? — донесся до них тонкий голосок. В дверях стояла малышка Милли.
Мэнди отерла слезы и высвободилась из объятий матери:
— Ничего, милая. Я просто что-то не то съела, и у меня заболел животик.
Милли поглядела на нее беспомощным взглядом, а потом предложила:
— А ты попроси бабушку погладить тебе животик. Мне всегда от этого легче становится.
И она умчалась наверх с воплем:
— Тетя Мэнди приехала! А еще она плачет, потому что у нее животик болит!
— Значит так, — сказала Валери, опомнившись. — Ты сейчас же все расскажешь Оливии. Она должна все узнать. Хватит! — Она потрясла головой. — Оливия и так сделала все возможное, чтобы спасти семью, но теперь уже слишком поздно.
Все мысли Мэнди были только о том, как выпутаться из этой ситуации, но выхода она так и не нашла.
— Ладно, мам, пойду наверх, — со вздохом сказала она. — Хочу побыстрее с этим покончить. Ради всеобщего блага.
Мэнди сглотнула. Ей было жутко. Валери склонила голову дочери на плечо:
— Хочешь, я с тобой пойду?
— Нет, мам, спасибо. Подожди нас здесь, мы спустимся. Можешь пока присмотреть за девочками. Займи их чем-нибудь на полчасика.
— Конечно, — кивнула Валери. — Я сейчас схожу за ними, а ты поговори с Оливией у нее в спальне.
Мэнди открыла дверь и осторожно присела на краешек безупречно заправленной кровати сестры:
— Солнце, мне с тобой надо поговорить. Тут кое-что произошло, и я… — Мэнди умолкла, зная, что ее новость больно ранит сестру. В этот момент она ненавидела Робби за то, как он поступил по отношению к своей прекрасной семье, за то, что он поставил ее в такое неловкое положение, но еще больше она ненавидела себя — здесь у нее даже слов не находилось. Она взглянула на замершую в ожидании сестру. В этой мешковатой белой хлопковой пижаме она казалась двенадцатилетней девочкой. После мытья волосы у нее стали очень пушистыми.
Оливия вдруг побледнела, на глазах у нее выступили слезы. Чтобы унять дрожь в руках, она скрестила их на груди.
— Ты про Робби хотела поговорить, да? — спросила она наконец.
Мэнди неподвижно сидела на кровати. Она смогла только кивнуть.
— Как ты узнала? — спросила она.
Оливия закусила губу и обвела взглядом комнату, словно вдруг перестала понимать, где находится. Она поджала пальцы ног, будто в попытке уцепиться за ковер и сохранить равновесие, но все равно слегка покачнулась.
— Женщина всегда сердцем такое чувствует, — тихонько прошептала она, обращаясь не то к Мэнди, не то к себе самой. — Я знаю, когда Робби грустно, когда он радуется, когда на него накатывает вдохновение или когда он чем-то разочарован. Я все про него знаю. — Она улыбнулась, будто на секундочку забыв, что находится не на вечеринке, где можно рассказать дамочкам, как она любит своего мужа. Она вся переменилась в лице, даже глаза, казалось, потемнели. — Что ты видела?
Мэнди глубоко вздохнула:
— Я была на автозаправке.
— Где? — выпалила Оливия.
— В Челси, — едва слышно пробормотала Мэнди, — на Кингс-роуд. Робби зашел в магазин на заправке, когда я уже расплатилась и вернулась к себе в машину. Я увидела, что в машине у него сидит женщина.
— И?..
— И… и… — У Мэнди задрожала нижняя губа, а по щекам потекли слезы. Она старалась со всей возможной деликатностью рассказать сестре, что видела. — И он ее обнял, а потом поцеловал… — Мэнди чувствовала себя ужасно неловко. — А она поцеловала его в ответ. Они явно не просто хорошие знакомые, назовем это так.
Оливия прочистила горло. Она с детства так делала, когда нервничала. Она зло смахнула текшую по щеке слезу:
— Как она выглядит, Мэнди? И не пытайся врать из деликатности, просто скажи мне правду. Она что и впрямь такая красавица?
Мэнди внимательно поглядела на сестру:
— Она старше тебя.
— Насколько старше? — продолжала Оливия свой нетерпеливый расспрос.
— Не знаю точно, но я бы сказала, года сорок три — сорок четыре.
— Опиши ее, — тут же последовала просьба.
Мэнди сосредоточилась, стараясь припомнить все в подробностях.
— Длинные рыжие волосы, голубые глаза. Кажется, она была в шубе. И да, еще у нее были накладные ресницы, губы она жирно мажет блеском, а еще она показалась мне очень худой.
— Худой? — эхом отозвалась Оливия. — Насколько?
— Очень худой, насколько мне удалось рассмотреть, — мрачно сказала Мэнди.
— Худее меня? — спросила Оливия с несчастным видом.