— Мила, я попросил прощения, разве нет? — добавил он тут же с прежним раздражением. — Что мне еще надо сделать? — и не дал мне даже выдать парочку каких-нибудь вариантов. Я бы что-то да придумала секунд за пять. — Ты живешь в мире идеальных людей, которые не оступаются? — Пауза, но теперь без всяких вариантов. — Я реально испугался, что проспал митинг. Он был для меня важен, очень важен… Нормальные люди зарабатывают деньги, чтобы ими наслаждаться, и тратят на бизнес деньги чужого дяди, а я из тех идиотов, которые вбухивают в стартапы свои — все до последней копейки, чтобы было чем заняться и не умереть от скуки. От меня сейчас зависит судьба пятидесяти человек, понимаешь? От того, сумею я убедить большого босса, что моя команда ему позарез необходима или не сумею. Иначе через год мне нечем будет платить людям зарплату. И себе, кстати, тоже.
Я молчала — а что я должна была сказать? Возьми с полки пирожок? Но пирожка не было, была лишь каша, которая блестела маслом, как сейчас мое лицо: мне было душно в обществе Олега. Он жутко душный, невыносимо…
— Знаешь что? — и я действительно знала, что сказать. — У всех людей есть проблемы своего масштаба, но я не вываливаю свои на твою голову. Ты же вывалил и вообще нафиг меня ими засыпал. Кто ты? Я тебя не знаю и, вот честно, знать не хочу. Я согласилась открыть дверь в твоём доме. Ты не предупредил меня, что твой дом — ящик Пандоры. Я не соглашалась быть тебе будильником и кухаркой, на которую можно орать… Да пусть у тебя рухнет весь бизнес, мне-то какое дело? Ты мне никто.
— Встать и уйти? — выплюнул Олег мне в лицо, которое и так лоснилось, точно после крема.
— Я тебе говорила это два дня подряд. Но тебе скучно. Могу поверить. Но я не собираюсь тебя развлекать. Я ещё раз тебе повторю: ты мне никто. Если ты попросил помощи по-соседски, то будь добр, веди себя как сосед. С уважением к соседу.
Олег встал, и мне пришлось вздернуть подбородок — увы, не из-за обиженной гордости.
— Я уйду. Помогать мне не надо. Я сейчас поеду в контору и попрошу секретаршу вызвать мне сервис по обустройству дома. И тебя больше не потревожу. Идёт?
— Бежит.
Мы стояли теперь оба. Смотрели друг на друга, точно враги. На ровном месте поругались. А, может, и не на ровном. Все же совместный ужин был большой глупостью, а завтрак — вообще без вариантов. Впрочем, никто и не поел.
— Кашу съешь и езжай на работу! — выдала я маминым голосом.
— Я в пользу Агаты отказываюсь, — процедил Олег сквозь зубы. — Я сегодня не бегал. Мне каша не положена, ну совсем…
И действительно пошёл от стола к дивану, на который бросил ноут. Сунул его в кейс, схватил пиджак и направился к двери. Собака удивленно подняла от миски голову и даже сделала два шага, затем недовольно тявкнула и вернулась к недоеденной каше. В одном ухе у меня стоял звон бьющегося о миску ошейника, а в другом громкий хлопок замка. Ну вот и все… Дверь, которую я нечаянно открыла чужим ключом, захлопнулась сама собой.
Глава 28 "От желания так просто не избавишься"
Чтобы избавиться от желания, желание надо удовлетворить! Особенно, когда надо-то всего-ничего: подняться в спальню и выглянуть в окно, чуть раздвинув пальцами жалюзи, чтобы не засекли. Это не подглядывание в замочную скважину: мне действительно нужно удостовериться, что Олег уехал, и я могу наконец без страха быть застигнутой врасплох начать заниматься своими личными делами. Сходить в душ, например. Или выгулять нормально собаку. Ходьба или топтание на месте раздражают, а вот быстрый шаг успокаивает нервы и убыстряет работу сердца, а то бедное начало сдавать сбои: то остановится, то к горлу подпрыгнет.
— Тебе тоже интересно? — спросила я собаку, которая встала на подоконник передними лапами и начала безбожно тыкаться мордой в пластик жалюзи.
Агата, кажется, даже кивнула — во всяком случае взвизгнула уж точно.
— Лучше б уехал, да? — искала я того, кто б разделил мое желание.
Собака закивала и коснулась мокрым холодным носом моих пальцев, державших жалюзи. Вот, желание двух баб игнорировать не стоит. Верно, Олежка? И заставлять долго ждать. Ты ж на работу, а не на свидание собрался. Сколько мужики обычно тратят на душ? Минут пять? И еще пять на бритье. Есть тебе дома, кажется, нечего… Еще накинем минут пять на одевание и еще пяток на завязывание галстука…
Да я столько у окна не простою! Пришлось сесть — тело вынудило меня, точно не разум: коленки затряслись. С чего это вдруг?
Он ушел… Как я и хотела. Еще и последнее слово осталось за мной. Вернее, за Агатой. Ты ж тявкнула, правда? И я погладила собачью морду, которая тыкалась во все мои доступные места: в ладонь тоже. И я нагло сжала пальцы вокруг мокрого носа, будто отбирала невидимый мячик. У меня тоже отобрали косточку, так мне и надо… На чужой каравай рта не разевай, подавишься. И я даже закашлялась. Поднесла к глазам руку — вся в шерсти. Агата, тебя вместе с полом необходимо пропылесосить.
— Не спишь? — это звонила Инга Кирьянова собственной персоной. Не выдержала игру в молчанку.
— Мам, ты на время смотрела? Я на курорте или на работе?
Хмыкнуть я не успела, мать ответила слишком быстро. Как всегда, впрочем, точно готовилась к разговору со мной с чек-листом.
— Ты сама говорила, что у тебя там санаторий «Малая Родина»
Так, одну галочку она поставила. Как любил говорить ее любимый Михаил Задорнов, «опчичила одно мероприятие» по загонянию меня под плинтус. Не выйдет — у Лолы дома плинтусы приклеены и еще гвоздиками прибиты. Нет, это все в теории — пока Агата не пыталась их отодрать. К счастью!
— Да, и тут здоровый распорядок дня: подъем в шесть утра…
Блин, встань я в шесть утра — дверь осталась бы цела. Я даже обернулась на нее, а потом снова в окно глазами хлоп-хлоп. И жалюзи от собачьего носа хлопали моим ресницам в такт: что только Агата вынюхивала, непонятно. Наверное, пыль, потому что я чихнула.
— Простыла?
— Нет!
Хотелось сказать, что задохнулась от твоей заботы, мамочка, но промолчала, чем и оставила вопрос без ответа, но следующий не особо заставил себя ждать:
— Тебе что-нибудь привезти? Я могу заехать после работы.
— Мам, тебе интересно, где я живу? Или на собаку посмотреть хочется? Я могу прислать фотки…
А сейчас не отвлекай меня от шпионажа… У меня аж глаза заболели смотреть между жалюзи, точно в прорезь карнавальной маски.
— Я думала, тебе надоел домашний арест, — выдала Инга уже с заметной злостью, то есть своим обычным голосом, в котором звучала перманентная издевка над дочерью.
— Я ж не в одиночке сижу, — усмехнулась я, сильнее прижимаясь к окну.
