- Спасибо, - беру упаковку и, только развернув салфетку, понимаю, что сейчас себя выдам перед Стасом.
Что я ему скажу, что проснулась полуголой в чужой квартире? Бред… какой же бред. Нет, не скажу.
Нет, не скажу. Все, что угодно, но не это. Это же… конец всему. Вдох-выдох… Надо просто успокоиться и привести себя в порядок. А завтра на свежую голову все обдумать. Да, так и надо.
Кое-как заставила себя прекратить лить слезы и стала вытирать потекшую косметику. Таксист попался на редкость хорошим мужиком. Как только увидел, что я взялась за косметику, припарковался на разрешенном участке и дал мне спокойно подкраситься. А затем, без единого слова, продолжил наш путь.
Подъехав к дому, я напрочь забыла о головной боли. Все, что сейчас меня волнует – это выпрыгивающее из груди сердце. Надо всего лишь включить режим уверенной стервы, принять душ и ни в коем случае не лить при Стасе слезы.
- Привет, - как можно спокойнее произношу я, скидывая с себя обувь и плащ.
- Привет?! Это что за херня, Аля?
- Я не хочу больше ссориться. Я устала и хочу в душ.
- От чего ты устала? – резко хватает меня за руку. – Где ты была?
- Я же сказала – в парке. Кормила голубей, разговорилась с женщиной. Потом пошла в кафе.
- А с глазами у тебя что? Ты меня за идиота держишь?
- Нет. Просто я немного поплакала. Знаешь, оказывается, сколько птиц погибает от жвачек на асфальте. Ты это знал? – косметику, блин, накладывала. На кой хрен спрашивается. Противные слезы так и текут, обжигая щеки.
- Аль, ты чего?
- Птичку жалко, - истерично произношу я, захлебываясь слезами. – Я пойду в душ. У меня ощущение, что я вся в пыли после парка. Я быстро, - одергиваю ладонь и быстро иду к лестнице.
В ванной я в действительности пробыла немало. Хотя бы, потому что слишком долго рассматривала в зеркале свое тело на наличие каких-нибудь следов. То ли это успокоение самой себя, то ли какая-то оставшаяся надежда, но мне стало намного легче, когда я не нашла ничего такого, что свидетельствовало бы о том, что я с кем-то была. Хотя где-то в глубине души, я понимала, что просто так в чужой квартире и постели - полуголой не просыпаются.
- Ну наконец-то, я уж думал тебя эвакуировать.
- Скажешь тоже, - пытаюсь отшутиться я, проходя в комнату.
- Аль, постой, - ловит меня за плечи и чуть сжимает их. - Я просто не хочу, чтобы ты опять через неделю рыдала с тестом в руках. Понимаешь? – смотрю на него, и только сейчас понимаю о чем он говорит. – Хочу, чтобы ты была беззаботной и незагруженной мыслью о ребенке. Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Нам хорошо.
- Я тебя люблю. Прости меня, - кладу голову ему на грудь и прижимаюсь со всей силы.
- За что простить?
- За то, что… в офисе вспылила. Ты прав. Надо прекратить помешательство с ребенком. Я больше не буду, обещаю.
- Аль?
- Ты меня не бросишь? - вопрос сам вырывается из меня.
- Ну что ты ерунду несешь?!
- Пообещай, что не бросишь. Никогда не бросишь. Просто скажи это, если так и есть.
- Никогда я тебя не брошу. А если сама захочешь уйти – прикую наручниками и не отпущу.
- Это мне нравится, - сквозь смех и слезы проговариваю я.
- Пожалуйста, прекрати плакать.
- Я больше не буду.
- Ну вот и хорошо, - целует меня в макушку и аккуратно, словно пушинку кладет на кровать. – Давай поспим.
- Давай…
* * *
«Больше не буду плакать» - ну да, ну да. Хочешь рассмешить Бога – скажи что-нибудь вслух. Рассмешила. Сколько бы я ни отгоняла от себя дурные мысли, но реальность нагнала меня сама ровно через неделю от самого отвратительного дня в моей жизни. Сказать, что я опешила, открыв сообщение в соцсети - ничего не сказать. Какие к черту слезы. Это истерика. Со мной случилась самая настоящая истерика, когда я открыла фотографии, на которых обнаружила себя в кровати с каким-то мужиком. И это не фотошоп. Та же кровать и квартира, в которой я проснулась, и это определенно я. Не знаю испытывать ли облегчение от того, что мои руки висят на шее этого мужика и нас не сфотографировали за самим процессом, если таков и был. Но в любом случае – это выглядит… да пи*дец как это выглядит. Мне конец… это единственное, что крутится у меня в голове, пока я детально рассматриваю фотографии. С какой скоростью они окажутся у Стаса? Пожалуй, это единственное о чем я думаю в данный момент. Но прочитав входящее сообщение о месте встречи и сумме, я почему-то облегченно выдыхаю. Деньги ведь можно достать, это не проблема! Бегло смотрю на мультяшную аватарку с непонятным именем и, недолго думая, отправляю короткое: «я согласна».
Дура – это диагноз, причем как оказалось неизлечимый. Деньги отдала во все той же квартире, получила «оригиналы», и тишину на все мои вопросы. Ни единого ответа. Парень лет двадцати пяти просто молчал. Сколько бы я не допытывалась – ноль реакции. Дико хотелось его ударить, правда моя единственная попытка оказалась безуспешной. Парень, несмотря на молчаливость, имел отменную реакцию. В какой-то момент мне показалось, что он немой. Правда, до тех пор, пока спустя две недели я не получила от него звонок, с четко проговоренной новой суммой. Никогда в жизни я не могла себе представить, что могу быть такой дурой. Жалкой дурой. Шантажист никогда не отстанет. Это же прописные истины. Только так думала здравая часть меня, а перевешивала та, которая хотела сохранить все, что имеет. Но больше всего удручал не факт своей дурости, а то, что я так и не знала – было или нет. Этот вопрос мучал меня каждый долбаный день. Я так завралась, что в какой-то момент почувствовала, что у меня реально едет крыша. Виски давит так, словно во мне живет опухоль, которая давит на голову. Ненавижу сотовый. Просто на дух не переношу, равно как и любой звук. Я окончательно превратилась в параноика. Шарахаюсь от каждого звука.
Украшения продала, все доступные запасы денег сгребла… Не понимаю, как Стас повелся на идиотскую просьбу помочь «моей хорошей знакомой с операцией». Может, потому что вид у меня скорбный. Знал бы он, о чем я скорблю…
Смотрю на огромную сумму в своих руках и понимаю, что все. Больше я не смогу ничего дать. Ну разве что - взять кредит. Хотя, это уже не поможет. Одна надежда на то, что суммы в моих руках может хватить надолго. Хоть немного передохну и поживу без взрывающейся от мыслей головы.
Оглядываюсь по сторонам и только сейчас осознаю, что сегодня мы не в квартире, а в кафе. И парень улыбается так, как будто сбылась его самая главная мечта.
- У меня больше нет денег. Это последние. Реально последние. Оставь меня, пожалуйста, в покое.
- Да я бы оставил. Мне тебя жаль, если честно, - кажется, я впервые за последнее время пришла в себя. – Ничего личного, прости.
- Кто тебя нанял, просто скажи. Это Таисия, да?
- Тебе надо было сразу мужу рассказать, но в таком случае я бы не получил деньги. А они мне очень нужны.
- Ну, ответь, пожалуйста. Эта его мать, да?
- Не могу, извини. Я свое еще до конца не получил.
Смотрю на него и боюсь задать самый главный вопрос, который фактически сожрал меня за эти сорок долбаных дней.
- У нас был секс? – наконец выдавливаю из себя я, уставившись на него.
- А ты как думаешь?
- Я никак не думаю. Я знаю только то, что я бы никогда не изменила мужу. Просто ответь, да или нет, если тебе реально меня жаль.
- Да не было, конечно. Это же постановка, - впервые за все эти недели я почувствовала себя самой что ни на есть счастливой. – Нужная таблетка, послушное тело, неадекватный мозг. И вуаля, фото на руках. А молчать велено, чтобы ты мучалась. Кто-то тебя хорошо знает, да? И очень любит.
- Ну ты же знаешь кто это, скажи.
- Нет. Я на своеобразном крючке, не меньшем, чем ты. Ладно, мне пора. И за будущее извини.
- Ты о чем сейчас?
- Ни о чем.
Смотрю вслед уходящему парню и понимаю, что неделей раньше, неделей позже – моей счастливой семейной жизни все равно придет конец. Меня сдадут, как только я откажусь нести очередную сумму. Стас не поверит, тем более, когда поймет, сколько я вынесла денег. Одно дико радует и дает надежду – не изменяла. Усмехаюсь в голос, от этого простого осознания. Вот оно счастье…
