— Две с половиной, Кариш, — простонала Леся и, вспомнив про своего врача, запаниковала еще сильнее. — Елизаветы Максимовны нет в городе, она только послезавтра прилетает. Кариш, мне нельзя рожать… Сделай что-нибудь!
— Так, успокойся и встань.
— Я боюсь.
— Я звоню Глебу, — произнесла я, выудив телефон из сумки, и, наконец-то включив девайс, стала искать номер Вавилова
— Я боюсь…
— Ты что как маленькая? У тебя это уже не в первый раз, — уверенно произнесла я, слушая гудки в трубке.
На самом деле мне было страшно. Жутко страшно, но я была бы не я, если бы показала это Олесе.
— Вот именно потому, что не в первый раз, я и боюсь. Я знаю, что это такое!
От ее слов по спине побежали тягучие мурашки страха. Я тоже боялась рожать, и хоть мне и было до родов как до луны, но, когда я увидела панику подруги, стало только страшнее. Олеся болезненно ахнула и все же начала подниматься, опираясь на стол. По ее ногам уже не текло, а по-настоящему лило. Жидкость была почти прозрачной, а потому не вызывала какого-то отвращения, лишь безотчетный ужас.
— Да, — внезапно в трубке раздался спокойный мужской голос.
Я и забыла, что ждала его ответа, настолько засмотрелась на жидкость, льющуюся на пол.
— У Олеси отошли воды, — четко, но слегка заторможенно произнесла я и тут же успокоилась, потому что Глебу и пары секунд на осмысление ситуации не потребовалось. Он заговорил – выверенно, четко, почти безэмоционально и чертовски обнадеживающе:
— Помоги ей собрать сумку и сходить в душ. За вами приедут. Все, отбой.
Я моргнула, понимая, что так же, как и Олеся, все это время смотрела на лужу на полу, и наигранно бодрым тоном выкрикнула, подхватывая подругу под локоть:
— Как хорошо, что Мариша с Маргаритой Федоровной гуляет. Если бы она тебя сейчас увидела, у Морковочки осталась бы травма на всю жизнь. Соберись! — рявкнула я и тут же смягчилась: — Пойдем собираться.
— А Глеб?
— Я уже с ним поговорила, пока ты тут в прострации находилась. У него есть все контакты, он сам свяжется. Сказал нам собрать сумку. За нами приедут.
— Но как же Елизавета Максимовна? Ее же еще нет…
— Успокойся. Лучше скажи, почему сумку не собрала?
Мы начали подниматься по лестнице, и Леся вместо того, чтобы мне ответить, замерла и, зажмурившись, сцепила зубы, напугав меня до чертиков.
Господи боже мой, как же ей сейчас было больно.
— Это… — несмело спросила я, когда Олеся открыла глаза.
— Да, схватки начались, но пока еще коротенькие, — сглотнув, ответила она и сама быстрее зашагала вверх по лестнице, я сразу же прибавила скорости, нагоняя ее.
В спальне Олеся открыла одну из тумб.
— Все здесь. Я просто боялась складывать в сумку. Помнишь же, как с Маришей было?
Еще бы. Такое не забудешь. Как только я привезла Олесе тапочки, которых ей не хватало, в то же утро она и уехала рожать. Пока я сидела на парах и ни о чем даже не догадывалась, Олеся мучилась, являя на свет мою будущую крестницу. Я присела на корточки и начала закидывать содержимое тумбы в сумку, лишь с запозданием вспомнив, что мне нельзя сейчас сидеть на корточках. Это вроде как вредно. Знать бы еще почему… но я все же опустила одно колено на пол.
— Карин, там большая голубая пачка с прокладками специальными. И где-то должна быть маленькая упаковка с трусиками сетчатыми.
— Зачем тебе сетчатые трусы? — Еще чуть-чуть, и мои глаза, наверное, полезут на лоб.
— Они одноразовые. Господи, Карина, ты можешь не спрашивать! — закричала Олеся. — У меня все белье насквозь мокрое.
— На. — Я протянула ей нужные средства гигиены, и подруга поспешила в душ.
Моя помощь ей там не понадобилась. Слава богу.
Ехала я на скорой вместе с Олесей – наверное, лишь из-за договоренности Глеба. Но в клинике подругу все же куда-то увезли, оставив меня посреди огромного зала, я и опомниться не успела, как на меня налетел Глеб.
— Все хорошо, — шепнул он мне в макушку, приобнимая за плечи, и куда-то повел.
Кого он пытался в этот момент успокоить, меня или себя, я не знала. Но была ему благодарна, а еще безмерно рада за подругу, что той достался такой золотой мужчина. Жаль лишь, что нашелся он после того, как она напоролась на знатного мудака. Хотя это вселяло в меня надежду. Вдруг я тоже после своего мудака встречу достойного мужчину…
О том, что я мысленно называла Марка своим, хоть и мудаком, хотелось поежиться. Пока мы с Олесей ехали в машине скорой помощи, Марк звонил мне дважды. Я даже скидывать его не стала — много чести, — просто отрубила полностью звук на телефоне, и все.
Немного погодя в клинику приехала мать Глеба, женщина оставила Маришу на няню. Появившись на пороге помещения, в котором мы ожидали, она тут же порывисто обняла уже порядком взъерошенного Глеба и повела его к удобному диванчику.
Вавилов же до прибытия матери только и делал, что метался из угла в угол, постоянно повторяя, что никогда в жизни больше не станет слушать Олесю, ведь он настаивал на совместных родах, подруга же его отговорила, и чисто по-женски я ее понимала. Да и вряд ли Вавилову стало бы спокойнее, наблюдай он все это время за Олесиными мучениями.
Через какое-то время в нашей комнате ожидания появился еще один папаша, своим поведением точь-в-точь напоминающий Глеба. Время же тянулось бесконечно. Оксана Борисовна два раза уходила и приходила с перекусом для нас всех, и если я заставляла себя что-то съесть, то Глеб отказывался. Конечно, его можно было понять, мне самой кусок в горло не лез, да вот только мне уже пора было начинать думать не только о себе.
Спустя целую тьму времени, когда за окнами уже стемнело, заявился пузатый мужчина с хаотично бегающим взглядом и подозвал к себе Глеба. Они вместе с Оксаной Борисовной отправились в ординаторскую, я же осталась ждать их у двери кабинета. Разговора не слышала, но крик Глеба и шум, словно кого-то прожили об стену, прекрасно дали мне понять, что ничего хорошего не случилось. Тут же из кабинета вылетел Глеб, и я, схватив его за рукав белого медицинского халата, которые нас всех заставили надеть, судорожно шепнула:
— Глеб…
Он понял меня без слов.
— Она уже в палате в послеродовом отделении. Саша в детском, пока, — выдохнул мужчина, сжимая кулаки.
— Что не так? — Я взволнованно прикусила губу: реакция Глеба, поведение того врача и странный шум в кабинете говорили о том, что что-то не так.
— Заместитель заведующей отделением не пустил меня к врачу, который принимал роды у Леси, до последнего уверяя, что тот идиот все сделал правильно. За что и получил… Заместитель.
— Глеб, да успокойся же ты, — тут же шикнула на него вышедшая из кабинета Оксана Борисовна. — Пойдемте, Лесе сейчас…
Глеб кивнул, заставляя замолчать свою мать лишь одним движением головы, и двинулся в сторону лифта. Они оба ничего не говорили, чем только увеличивали мою панику, уже в лифте я обняла себя за подрагивающие плечи и все же недовольно произнесла:
— Может, вы прекратите молчать?
— Нужно было договариваться о совместных родах, как я и хотел!
Глеб заехал кулаком в дребезжащую створку лифта, заставив меня выпучить глаза. Я никогда не видела Вавилова таким, да и не представляла, что существует на свете хоть что-то, способное вывести его из равновесия. Даже тогда, когда мы нашли Олесю с пробитой головой в ее квартире, он вел себя по-другому. Четко принимал решения, не позволяя себе такой роскоши, как бессмысленные приступы злости.
— Ей нужно было делать кесарево, — спокойно проговорила свекровь Олеси. — Скорее всего, ошибка врача действительно есть, что он вовремя не заметил слабую родовую активность. Лесю нужно было кесарить, и все.
Она прикрыла глаза и подняла голову вверх, Глеб тут же шагнул к ней и притянул Оксану Борисовну к себе, крепко обнимая. В этот момент лифт издал звуковой сигнал и его створки начали разъезжаться. Я же начала нервно грызть, пожалуй, последний целый ноготь. За весь сегодняшний день от моего маникюра почти ничего не осталось.
