Но на крыше дома была вертолётная площадка. В пробках мы часов шесть простоим, а на вертолёте за час доберёмся.
Ужин в папином доме будет в десять вечера. Успеем с Артуром по комнатам расселиться. И я смогу познакомиться со сводными братьями и сестрой. Доблестный папаша за жизнь успел детишек настругать разным женщинам.
А родня меня саму пугает.
Допустим, отец Артуру ничего не оставит. А ведь этот человек с юности в бизнесе. И не будет у меня брата. Потому что деньги способны испортить все отношения… Даже любовь к своей однокласснице.
– Жесть, – выдохнула я, полностью пропитавшись настроением Артура.
– И я о том же, – вздохнул взрослый мужчина, откинув голову на стенку лифта.
Наверно поэтому он не смог сохранить семью. Весь в полном напряжении. И может остаться без всего. Я постеснялась спросить, чем он будет заниматься, если его из компании выгонят. Наверняка есть сбережения, и откроет своё предприятие. Или оно уже есть.
Ничего не знаю!
Надо будет изучить родню и семейный бизнес.
На крыше было прохладно. Дул сильный ветер. На ярко освещённой площадке стоял вертолёт. Один из пилотов открыл нам стеклянные двери и предложил сесть.
Внутри, как в салоне автомобиля, только кресел четыре. Два напротив двух. Молочной кожей обиты, между ними столик с подставками для напитков. А главное – окна! Я сразу заняла место и пристегнулась ремнями.
Дверь–купе закрылась, и мы приготовились к полёту.
Артур сидел напротив и внимательно рассматривал меня.
Я знаю, почему богатые мужчины любят бедных серых мышей из деревень. Именно за наш щенячий восторг от всего, чего ни разу не видели, к чему не прикасались.
– Нравится? – спросил старший брат.
– Потрясающе! – восхищённо крикнула я.
Дальше было шумно, поэтому с Артуром мы больше не разговаривали.
****
Я сумела сохранить в себе ребёнка. Не перестала мечтать и верить в любовь. Надеялась, что всё разрешиться хорошо. Лёшенька не обидел меня, он любит, у него есть объяснение своему поступку. И мы будем счастливы. У нас родиться ребёнок, мы построим дом… И дальше по плану маленькой Сонечки, которая потеряла маму и побывала в лапах чудовища. Но храбрый рыцарь меня освободил, осталось только выяснить зачем он сбежал из психушки.
Это был сон. Нет, я понимала, что реальность, но такая лёгкость, тепло и детская радость посетили моё сердце, что я иногда была вынуждена щепать себя за руку, чтобы не ошибиться.
Ощущения из далёкого прошлого, как раз того времени, когда я точно знала, что можно купить лошадь, держать её на балконе и ездить верхом в школу, запрягая зимой в сани.
Я –маленькая принцесса. Я приехала во дворец.
Особняк был шикарен во всех отношениях. Колоссальных размеров. Снаружи вроде скромный, как старинное дворянское гнездо. Впечатляющие, только крыльцо из белого мрамора и белые колонны. Окна небольшие, никаких архитектурных излишеств. Коробочка вытянутая с полукруглой пристройкой. Полностью здание не получилось рассмотреть, мы прилетели поздно. Но того расстояние, что я преодолела от взлётной площадки до крыльца, хватило, чтобы впечатлиться.
Внутри дом изумлял. И мне стоило большого труда, чтобы не открыть рот и не запищать от восторга. Артур разочаровался, надеялся, что я растекусь лужицей на старинном дубовом паркете.
Я бывала в музеях!
А это жильё было похоже именно на музей.
Бордовые стены, картины в золотых рамах. Круглая прихожая, и десятки дверей, ведущие неизвестно куда. От центрального входа вверх тянулась такая же мраморная лестница, как на улице. Ступеньки светились белизной, балясины даже сверкали, как новый фаянс в сортире. Роскошь была настолько дерзкой, вычурной, что я невольно усмехнулась.
Слишком!
Папа, это перебор!
Не удивлюсь, если у него коллекция старинных монет, ружей или ещё чего-нибудь. Когда людям деньги девать некуда, они начинают копить. В этот момент они ровняются с дураками и их фантиками, с одной только разницей - в цене коллекций.
Нет, я не осуждала коллекционеров, я просто их не понимала. Если ты не выставляешься в музеях и не несёшь культуру в массы, будь то самовары, прялки или те же ружья, то нет смысла в накопительстве.
Чахнуть над добром?
Папа мне уже представлялся Кощеем бессмертным, с пробитым яйцом и поломанной иглой.
Артур, не сумевший добиться от меня поросячьего восторженного визга, как в вертолёте, взял мой чемодан и двинулся наверх.
Мне было жаль его разочаровывать, но всё время взрываться эмоциями – показать себя не с самой лучшей стороны. Во мне вдруг проснулся папа, которого я ещё не видала. Закинув гордо подбородок, я, как настоящая аристократка, последовала за братом.
На парадной лестнице лежала алая ковровая дорожка, прищеплённая еле заметными тонкими проволоками. На первом лестничном пролёте мраморная статуя обнажённой девушки с кувшином.
Девушка имела современные формы. То есть её невозможно было спутать с древнегреческой красавицей. Маленький носик, личико с проваленными скулами и силиконовыми губами. Силикона не было, но белый мрамор точно отображал, что на модели, с которой делали эту статую, губы подкачены. Неприятная худоба, силиконовая грудь, непропорциональная весу девушки, и оттопыренная попа.
Так и хотелось высказаться. Но я же аристократка, мне нельзя показывать своё «Хоспидя, что за страхоё*ище?!»
– Нравится? – спросил Артур.
– С кого её лепили? – спросила я.
– Не лепили, резали, – поправил Артур. – Это моя мать. Её нет в живых.
«Прости», – подумала я. А вслух не смогла произнести ничего, только кивнула.
Выше две узкие лестницы справа и слева. Мы разошлись с Артуром в разные стороны. Он оставил мой чемодан на втором этаже и махнул мне рукой, ушёл в ближайшую деревянную дверь.
Пустота помещений.
Полумрак.
Висели красивейшие настенные светильники в виде изогнутых виноградных лоз. Работали через одного, создавая таинственную атмосферу.
Гулял по полу приятный сквознячок.
Я прошла по паркету дальше. Попала в тихое место, где за стеклянными дверями полукругом пустовал балкон.
Я вышла на балкон и вдохнула полной грудью прохладный воздух.
Была ночь, и было очень хорошее освещение. Бесчисленные фонари теснились у дорог, в саду и на огромных пространствах бывшего дворянского гнезда.
С балкона вид на сад. Ветер поднялся и раскачивал лиственные деревья, достаточно высокие, чтобы скрыть горизонт, спрятать от взгляда лужайки и конюшню.
Да! У моего отца есть конюшня.
Лошади!
Тёплые потоки ветра обвили меня, и я вытащила шпильки из причёски, подставляя лицо дуновениям. Волосы упали ниже пояса и разметались, подхваченные ветром.
Мне хотелось стонать и кричать от восторга. И пусть я здесь ненадолго. Я даже допускаю, что отец мне ничего не оставит, или оставит что-то незначительное в наследство. Я ему благодарна только за то, что подарил этот упоительный вечер наполненный детской мечтой и сказкой.
И я свободная, как ветер, лёгкая, как бабочка и безмятежная, как дитя. Нет, я не плакала, но была на грани.
Как же мне было хорошо!
Приеду, обязательно навещу своего психа и расскажу, как хочу жить. Что в нашей деревни обязательно появится дом с садом и конюшней на горизонте. И пусть Лёшка женился на мне ради денег, я помогу ему построить его мечту, потому что она и моя тоже…
Лишь бы любил.
А он любит.
Я не могу ошибиться.
Будет гроза, только перед ней бывает такое волнительное ветреное состояние. Я раскинула руки в стороны, ловя ветер…
– Ваша комната, Софья Борисовна, – сказал женщина за спиной.
Я обернулась и улыбнулась. Горничная в тёмном платье, похожем на старинную школьную форму, с белыми кружевами в седых волосах, как у буфетчицы в опере. Она взяла мой чемодан и пошла от балкона дальше по второму этажу дворца.
