— Ты больной, Кирилл, — говорит Геля.
— Нет. Я влюбился, — нежно прижимаю её к себе и закрываю глаза от наслаждения. — Геля, скажи, что тоже влюбилась.
— Ты только никому не рассказывай эту историю. Про нас. Потому что на самом деле всё что произошло, это страшно. Если бы я не любила тебя, то со стороны выглядит слишком ужасно.
— Я знал. Что ты любишь.
— Откуда? — она заглядывает мне в глаза.
— Ты следила за мной, когда я на тренажёрах работал, и смотрела с тоской.
— А если всё знаешь, зачем я должна что-то говорить?
— Ну, — я задумался. Сомневался? Плевать на всё, пусть будет так.
— Мясо готово! Я попробовал!
Мы тихо с Гелей смеёмся, возвращаемся на кухню.
Вечер проходит просто потрясающе. Понимаю, что не нужны вечеринки и гулянки, что в кругу любимой девушки и любимого друга мне комфортно.
Мирон всё про машины и Любу, Геля молчит, изучает нас.
А что нас с Роном изучать? Проще некуда.
А потом Мирон уходит.
Мы говорим с ней. Чувство вины перед ней останется на года. Потому что я сам себе не прощу, что сделал. Как начал наше знакомство, и это похищение и всё. Наверно поэтому я к ней, как Корсаров к бабкиному хрусталю с особой осторожностью и трепетом. Дурацкое сравнение, я скорее к ней, как к Ангелу.
Я не настаиваю, она сама предлагает ласки. И сливаясь с ней в единое целое на разложенном диване гостиной, я чуть не рыдаю от счастья.
Эпилог
Мирон втирал Геле что-то неудобоваримое про помпы, перемешивал это с тем, что его Люба теперь работает в парфюмерной лавке. А я фотографировал свидетельство о браке. У нас по плану большой праздник. Мы едем покупать нам кольца, потом будем запускать голубей в небо и кататься верхом. Завтра мы идём с Гелей записываться в танцевальный клуб, она хочет танцевать, я не могу ей отказать.
Но пока фото свидетельства улетало к игрокам университета с предупреждением, что к моей жене подходить нельзя. А так же к Тамаре и Ивану Савельевичу. Неудивительно, что тёща тут же мне позвонила. Не Гелику, мне.
— Кирилл, — шмыгала носом Тамара в трубку. Мирон нас уже выводил из местной поселковой администрации. — Мы с папой поговорили… Он так тебе не доверяет. А я пытаюсь!
— Всё хорошо, вот увидишь, Тамара, у нас с Ангелиной всё будет хорошо.
Выловил Гелю и поцеловал в макушку, её уже от Корсаровского трёпа качало сильно.
— Поклянись мне, что будешь беречь её.
— Клянусь. Ты сама всё увидишь. Я буду жить не так как мой отец. Буду ценить, что у меня есть. Защищать и любить.
— Я верю тебе, сынок. Она очень хорошая, наверно, такой, как ты ей очень нужен.
— Просто необходим. Мы будем жить у меня.
— Хорошо, мы через три дня вернёмся.
Я отключаю звонок, иду к своей машине.
Мы вернулись с Гелей в университет. История о том, что мы расписались, очень быстро облетела все тусовки. На нас вначале показывали пальцами, а потом вдруг начали везде приглашать. Мы особо не любили куда-то выходить, только если по праздникам.
Родителям я не дал нас заклевать и велел не поучать, особенно с отцом вышел неприятный разговор. Мы орали друг на друга, очень серьёзно повздорили. Но, как обычно, бывает в наших разговорах появилась истина, и отец неожиданно заявил, что я осуществил его мечту. История о том, что он с юности был влюблён в Тамару, но получил её только спустя двадцать с лишним лет, я узнал от Гели.
Всё ждали, когда мы разбежимся. Но, чем дольше я жил с этой девушкой, тем сильнее влюблялся. И танцевали мы вместе и учились, и беспрерывно общались, и даже путешествовали.
Родители смирились не сразу, после Нового года устроили торжество без росписи. Геля хотела белое платье и настоящий праздник. Ради неё, ради любимой всё вытерпел. Мирону пришлось в прокат брать костюм, этот придурок затесался к подружкам Гелика и поймал букет невесты, когда моя жена запустила его в воздух.
Мама не приехала. Но поздравила.
Про маму нужно отдельно рассказать, ведь именно она изменила меня до неузнаваемости. И если после росписи с Геликом я ещё хамил и строил из себя невесть что, успокаивался только с женой наедине, то после поездки в Краснодарский край перестал быть диким и ненормальным. Всё встало на свои места.
Мы закончили с Гелей первый курс и отправились знакомиться с моей мамой.
Моя мама уехала к бабушке с дедушкой. У них станица, дом небольшой, но большое хозяйство. Мама помогла, потом устроилась на работу продавщицей в магазин. Но бабка с дедом шустрые нашли ей мужчину. Вдовец с тремя маленькими детьми. Здоровый такой пузатый казак. Он работал в охранном предприятии и носил всё время гимнастерку из габардина, штаны с красными лампасами и фуражку.
Так вот на момент, когда мы приехали с Гелей в их большой дом, мама была беременна. Я не просто опешил, я был в лёгком шоке. И не от того, что она решилась на ребёнка в таком возрасте, а потому что она была счастлива. Никаких скандалов и даже унылых лиц. Всё работало, стекло, бурлило. Дети бегали, коровы мычали, самогон настаивался. Мама помолодела, всё время пищала, когда мой отчим за попу её щипал и скармливала ему с рук ягоды.
И понял я, что она стервой никогда не была. Это мой отец её такой сделал. А вообще-то она нормальная. И я нормальный.
После таких новостей, я впал сам в себя и когда ездили на море, долго сидел на пляже и смотрел вдаль.
Всё же хорошо, что это произошло в девятнадцать лет, осознание себя, как мужчины.
И смеялась Геля, играя на берегу с моими сводными братьями и сестрой, строила с ними песочные замки. Я подумал, что смысл моей жизни сохранить её безмятежность до конца наших дней.
Такой настрой мне очень серьёзно помог в жизни. На втором курсе я начал подрабатывать у отца в фирме. А с третьего ко мне присоединилась Геля. А потом… Она сама проявила инициативу. Мы забеременели. И четвёртый курс для Гели был заочным.
В двадцать один год у нас родился Иван Кириллович Мошников. Мирон Корсаров крестил его и торжественно целовал младенца в писюн на крестинах. И хотя большинство гостей были в культурном шоке, отец неожиданно загрустил и пустил слезу. Потому что это действительно традиция нашей семьи.
Мало встречается таких семей, как у нас с Ангелиной Викторовной. Мало кто может с юности провести сильное чувство сквозь невзгоды и бытовуху, но мы сумели. И самое главное, что я старался избегать скандалов. Их у нас почти не было, только обиды и серьёзные разговоры. Разведённые, брошенный, покалеченные всё время спрашивали, как мы так сумели. Но Мирон же тоже сумел! Что мы с Геликом хуже? Просто любовь, если она появляется, беречь нужно и не пытаться под себя изменить партнёра, нужно меняться самому. Никому мы не нужны такие, какие есть. Работа над собой очень серьёзное дело, и чем раньше ты её начнёшь, тем приятней будет жить любви в твоей душе.
Конец
