Как можно этого не понимать? И как можно не понимать, что, даже если она вернется в Европу, к родителям, они ее не примут?
Она настолько меня не хочет, настолько не хочет быть моей женой, что готова уйти просто в неизвестность?
Да что она о себе возомнила?
– Азат… Я понимаю… – несмело продолжает она отстаивать свое мнение. Ошибочное! Ошибочное мнение! – Но все сделано без моего желания… Я не хотела за тебя замуж, я говорила тебе… С самого начала говорила, но ты не слушал…
– А теперь, после всего… – я обвожу выразительным взглядом ее и наше ложе, на котором совсем недавно мы были так счастливы, я был так счастлив, – ты тоже не хочешь? Да?
Последнее слово выходит диким рыком, практически звериным. Эхо от него бьется о стены нашей темницы, дробится, сводя с ума и надолго оседая в голове.
«Да?, – издевается эхо, – да? Да? Да?...»
– Нет… – тихо отвечает Наира, – теперь я думаю по-другому…
Сначала я даже не воспринимаю ее слова.
Настолько в груди ярость клокочет, все силы уходят, чтоб усмирить ее!
И лишь через минуту осознаю, что сказала мне моя жена.
Она думает по-другому. То есть, для нее то, что происходило между нами недавно, тоже свято. Оно тоже многого стоит.
Облегчение настолько ощутимо, что я не удерживаю выдох.
Подсаживаюсь к ней, тяну на себя за стиснутые на вороте платья руки.
– Иди сюда, – шепчу, привлекая ее к себе, покорную и мягкую. Мою.
Наира невероятно вкусно пахнет, настолько, что невольно сглатываю слюну. Обнимаю ее, глажу, вполне невинно, просто, чтоб успокоить. Напугал ее опять, зверь.
Совсем рядом с ней контроль теряю…
Глупости делаю.
– Просто я переживаю, – шепчет она, доверчиво прижимаясь ко мне, – что ты… Забудешь про меня. Тебе же меня, получается, навязали?
– Глупая, – мягко смеюсь, откидываясь на каменную стену, утягиваю Наиру себе на колени, – мне никто не может ничего навязать. Я все беру сам. Все, что мне надо, все, чего хочу. Всегда беру сам. Я тебя захотел. И взял. То, что мы оказались просватаны и благословлены предками – отлично, приятное дополнение. Но, если б его не было, я бы все равно тебя взял. Ты мне еще в клубе понравилась.
– Но не замуж же? – тихо шепчет она.
А я молчу, думая, как сформулировать… Да, в тот момент я не думал о том, чтоб жениться на случайной женщине, которая понравилась в клубе. Мне много кто нравился, но жениться…
Хотя, если быть совсем честным, то никто не нравился так, как она.
– И замуж тоже, – выдаю, наконец, полуправду, – просто не так скоро. Сначала я бы познакомился с тобой, с твоими родными… Потом мы бы повстречались… А потом…
– То есть, ты не тащил бы меня… Ну… – она тихо сопит от неловкости, не умея назвать вещи своими именами.
– Тащил бы, – тут не могу лукавить, конечно, тащил бы… – А ты бы разве согласилась?
– Нет, конечно! – вскидывается она, – я вообще в первый раз в клуб пошла, мне там страшно было!
– А зачем пошла? – спрашиваю я, переваривая информацию про то первый раз в клубе. Обманывает? Нет?
– Ох… – она краснеет еще сильнее, – Алия… Она потащила. Пришла, сказала, что хочет повеселиться и не хочет замуж…
– Вот как?
Самообладание – это добродетель, самообладание, Азат…
– Да… Я даже не знала, что она в клуб поведет… Я не хотела, устала после перелета, хотела спать… А потом… Потом как-то так получилось…
– То есть, она знала, куда идет, бывала там часто?
– Мне показалось, что да, – вздыхает Наира, теплом обдавая мою грудь, – но я не могу точно говорить… А потом, после всего этого кошмара, она пришла ко мне и сказала, что рассказала маме и Рустаму, будто это я ее повела… Знаешь, это так забавно, как можно в это верить? – смеется она грустно, тонкие пальчики скользят по моей груди, – я же даже дня не провела в городе… Не знаю тут ничего… Как можно поверить, что я сразу найду путь к этому клубу?
– Да, глупо, – соглашаюсь я, проклиная себя, дурака. Простая же мысль, почему я сразу не выяснил все подробней? Почему поверил ее родственникам? Только потому, что они – родственники, и в их интересах не порочить ее честь? Судя по тому, как ее братец подкладывал под меня свою сестру, родственники они – так себе… Ничего, разберемся. Со всем разберемся. Мысленно ставлю себе зарубку пообщаться подробнее на эту тему с женихом сестренки Наиры, а то, может, человек не в курсе, что за него замуж не хотят? Я же не в курсе был…
– Ну вот… Я просто столько пережила, Азат, я так испугалась… – продолжает Наира, – мне никто не сказал про… тебя. Я честно не знала ничего! Честно-честно!
– А зачем приехала?
– В гости к бабушке! Папа и мама настояли…
Я молчу.
Ситуация мерзкая, конечно, как ни крути. Шоу уродов.
И главный урод здесь я, потому что, не разобравшись, набросился на девочку…
Так зол был в тот момент, зол и груб, хотелось куражиться над ней по-звериному. Просто потому, что понравилась сильно. И потому, что была недостойна проявленного интереса. Как я думал тогда.
И вот теперь, обнимая доверчиво льнущую ко мне женщину, понимаю, что вел себя дико. Что, в самом деле, надо было поговорить… Но как? Я тогда ни одного ее слова слушать не хотел. И не поверил бы ни одному ее слову!
– Не переживай. Теперь ты – моя. Все будет по-другому.
– Правда? – она поднимает лицо от моей груди, смотрит своими огромными темными глазами, и я не могу сдерживаться больше.
Целую ее, потом мягко заваливаю на покрывало, опять силой развожу тонкие пальчики, заставляя открыть для поцелуев нежную грудь.
Наира больше не шепчет отказ, покорно позволяет себя целовать, только вздрагивает, когда излишне увлекаюсь…
Нежная такая, нежная… Вкусная… Моя…
Я настолько увлечен моей женщиной, что не сразу понимаю, что в пещере слышатся какие-то посторонние шумы. Словно камни катятся… А потом… Голоса!
Нас нашли.
Наира. Спасение
Наше спасение происходит как-то… спокойно. Обыденно.
Может, потому, что я не успеваю переключиться от нежных, таких горячих поцелуев своего мужа, к реальности? И все происходящее кажется сном?
Смутно припоминаются события спасательной операции.
Вот Азат замирает, прекращая меня целовать, а я, не разобравшись, жалобно стону и сама тянусь к нему за лаской. Развратница, ох, какая развратница! Он меня приучил к себе так быстро, так крепко! Даже осознавать это все тяжело!
Вот муж вскакивает с нашего импровизированного ложа, осматривает меня, лихорадочно сдирает с себя пиджак и укрывает, полностью пряча разорванный ворот платья.
Затем идет ко входу в пещеру, где уже видны лучи фонарей…
И только тогда, только в тот момент до меня доходит: нас спасли! Нас наши! Ох, в это даже не верится сначала! Прекрасно, превосходно просто!
Вскакиваю, торопливо запахиваю пиджак мужа, стыдливо поправляю юбку…
Придут же наверняка мужчины… Они увидят меня, поймут, чем мы тут… Ох, стыдно!
В этот момент приходит понимание, насколько много во мне женского, присущего моему народу. Я не бегу к спасателям, наплевав на свой внешний вид, как это сделала бы любая европейка… Нет, я сижу на топчане и, стыдливо кутаясь в пиджак, терпеливо жду, когда за мной вернется мой муж. И думаю о том, что у меня разорвано платье и волосы в беспорядке, и что все-все поймут… Только посмотрят – и поймут… Откуда во мне столько стыдливости?
Со стороны входа в пещеру слышны возгласы, смех, пещеру расчерчивают лучи мощных фонарей.
Спасатели входят в наше временное пристанище, Азат идет первым. Он сходу укрывает меня каким-то покрывалом, прячет от чужих взглядов.
– Вы как себя чувствуете? – спрашивает один из мужчин, внимательно рассматривая меня.
– Спасибо, – шепчу я, опустив ресницы, – все хорошо…
– Вы в порядке? Пойдемте, вас осмотрит врач…
– Он пойдет со мной, – отрезает Азат, беря меня за руку и ведя в сторону выхода, – ее осмотрит наш семейный врач.
