— Давно хотел, — ощерился и Рома: сегодня смотреть на лощеную Карпоносовскую физиономию ему было особенно тошно. — Да думал, может, проснется-таки у тебя совесть, вспомнишь, что такое честный уговор. Ну нет так нет, давай тогда воевать по-настоящему.
Кажется, первый натиск Роме удалось сбить без особых усилий. Карпонос презрительно прищурился, но все же переменил тон с императорского на ректорский.
— Ты будешь мне рассказывать про совесть? — задал идеально правильный вопрос он, и Рома не преминул этим воспользоваться.
— Именно я — и именно про совесть, — дурашливо согласился он. — Прибегает тут ко мне Катюха вся в слезах, говорит, Олежек ревнует, требует, чтобы она одному ему внимание уделяла. И как это называется, Карпонос? Честность? Не, не слышали.
Соперник нахмурился: явно не ожидал, что Катя поделится подобными сведениями с Давыдовым. Но ответить Рома ему не дал. Подступил чуть ближе и резко выдохнул, предупреждая:
— Так вот что я скажу тебе, Олежек: или ты Катюхи по всем правилам добиваешься, без этих твоих подлых приемчиков, или я поведаю ей о нашем с тобой споре. Уверен, ее эта информация очень порадует! А заодно и Строева, к которому ты на забухавшего Давыдова жаловаться ходил! Я, знаешь ли, в твоем отношении не слишком сентиментален. Не побрезгую.
Карпонос скрипнул зубами. Кажется, начал понимать, в какую передрягу попал. Однако тут же сбравировал:
— Сам же первый и попадешь под раздачу! У тебя и так репутация ниже плинтуса, а тут такой подарок! Да и Катя вряд ли восхитится твоей идеей поспорить на нее.
Он демонстративно надавил на слово «твоей», но это был выстрел в молоко.
— Ну, мы-то с Катюхой и не такое проходили, помиримся, — усмехнулся Рома и наконец отодвинулся от явно растерянного соперника. — Да и за место я не держусь. В отличие от тебя. Так что играй честно, Карпонос! Не зарывайся — и не порти веселье! Оно только начинается!
Слушать ответ он не стал. Если у Олежека есть хоть капля здравого смысла, он поймет, что Рома предлагает ему отделаться малой кровью. По сути, он выигрывал у Давыдова по всем статьям, оставалось лишь немного дожать Катюху, чтобы потом стричь купоны с победы. И рисковать сорвать джек-пот из-за мешающегося под ногами соперника было далеко не лучшим решением. Вот приручит он Сорокину, влюбит ее в себя окончательно, а потом как бы между ходом расскажет ей о глупом споре, благодаря которому сумел завоевать такую девушку. Катюха сделает вид, что простила, раз уж все теперь так замечательно складывается, и Ромина роль в этом сериале наконец закончится. Бинго!
Настроение, и так поганое, упало ниже плинтуса. А после и вовсе провалилось в тартар, когда попавшаяся ему на крыльце Катюха чуть смущенно улыбнулась.
— Олега жду. Он обещал меня сегодня проводить, но что-то задерживается.
Если она рассчитывала, что Рома скрасит ей ожидание хотя бы в свете мнимого спора, то он решил иначе. Пожелал Сорокиной удачи и оставил ее утешать ненаглядного без своего участия. Кажется, глупо ретировался. Но после нежной сцены приветствия, свидетелем которой он сегодня утром стал, вторая такая же для Роминого душевного равновесия была явно лишней. Три пары потом понадобилось, чтобы уговорить себя, что именно так все и задумывалось, и не двинуть Карпоносу со всей дури за то, что тот облапал сегодня Катюху на виду у всего второго этажа и обслюнявил ее, якобы изнывая от вчерашнего воздержания. Рома почему-то был уверен, что подобного обращения с собой Сорокина ни за что не позволит: помнил, как в школе она уничтожала парней за один только косой взгляд, — и готовился сочувствовать Олежеку по поводу очередной пощечины. Но Катя только обхватила того за шею, прижалась к нему покрепче, поднялась на цыпочки, всем своим видом выражая бесконечный восторг, — а у Ромы чем-то обожгло в груди, и дышать стало тошно — так тошно, что он, кажется, умудрился неправильно решить задачу на Строевской проверочной, потому что всю пару сражался с накатывающим раз за разом отвращением и уговаривал завтрак не стоять колом и не мешать ему дышать.
Большей глупости нельзя было и придумать.
Сам же согласился свести Катюху с ее Карпоносом и сам же бросился выполнять обещание с таким рвением, словно ему за это светило приглашение в Силиконовую долину. А чего, спрашивается, стоило немного придержать коней и дать себе время приглядеться к Сорокиной? Выяснить, какая она на самом деле? Подпустить ее чуть ближе, чем обычно? Да, все два года в школе она кусалась и возводила вокруг себя столь неприступную стену, что Рома поверил в бесполезность любой атаки. А потом за полторы недели узнал, что стена эта была нарисована на куске ватмана и стоило лишь свернуть ватман, чтобы за ним увидеть чудную и неожиданно желанную девчонку. Полторы недели, мать их, в которые уместилась целая новая жизнь. И Катюхины слезы. И Катюхины улыбки. И Катюхин аромат. И Катюхина близость, от которой до сих пор горел бок и сбивалось дыхание. Один фильм. Одна пицца. Одно доверчивое объятие.
Так много и так мало.
И Катюха теперь целовалась с другим парнем.
Ну и черт с ней!
Переживет!
Рома почти бегом направился на остановку. Но, едва на кольце показался нужный ему автобус, телефон заверещал, требуя к себе немедленного внимания. Рома, одним глазом поглядывая за автобусом, второй скосил на экран мобильного, но номер был незнакомым. Решив, что до него добрались навязчивые рекламные агитаторы, Рома отбил вызов, однако настойчивый абонент тут же перезвонил снова. Рома отбил и на этот раз и принялся искать в телефоне черный список, но раньше получил сообщение: «Ответь, Давыдов! Я знаю, что ты не на паре!» Следом опять зазвонил телефон, и Рома заинтригованно нажал зеленую кнопку. Автобус гостеприимно распахнул двери, но любопытство оказалось сильнее.
— Ты всегда такой тормоз, Давыдов? — раздался из трубки смутно знакомый голос. Рома поморщился, раздражаясь от развязности звонившей девицы и вспоминая, кто это может быть. Не так уж много у него имелось вариантов. — Если ты и с Катюхой так же трудно раскочегариваешься, я не удивлена, что она сбежала от тебя к другому.
А вот теперь он понял. Катюхой президента школы осмеливалась называть только ее лучшая — и единственная — подруга. От нее Рома и перенял такую манеру обращения. Почему-то Сорокина на него за это не обижалась.
— И тебе привет, Бессонова, — столь же любезным тоном отозвался он. — Какими судьбами? Соскучилась средь питерских ветров по нашей уральской весне?
— По тебе соскучилась, Давыдов! — огрызнулась Сонька с явной угрозой в голосе. Интересно, а ей чем Рома не угодил?
— Соскучилась — приезжай, — провокационно заявил он. — Горячий прием не обещаю, но по старой дружбе…
— Губу закатай, — оборвала его Бессонова. — Уж если б и приехала, то к Катюхе, а не к тебе. Но поскольку до ближайших каникул еще чертова уйма времени, приходится идти окружными путями. Давай, Давыдов, рассказывай, что у вас там происходит, а то я и так пропустила все самое интересное.
Автобус потихоньку наполнялся закончившими учебу студентами, и Рома ничего так не желал, как оказаться сейчас среди них, добраться поскорее до дома, там уткнуться в экран и забыть об универе и всех его пленниках хотя бы до понедельника.
Тон Бессоновой намекал на то, что исполнение этого желания придется отложить.
— Софа, ты же наверняка с подружкой каждый день лясы точишь, — грубовато отозвался Рома, но уж очень не хотелось отвечать на ее вопросы. Особенно сегодня. — За каким чертом тогда я тебе сдался? И с чего вообще…
— Слушай, Давыдов, я на пару забила, чтобы с тобой поговорить, потому что знаю, что вечером ты опять напялишь наушники и до тебя будет не дозвониться! — ошарашила его Сонька то ли своей осведомленностью тем, как он проводит вечера, то ли неожиданно озабоченным тоном. Проблемы у нее, что ли? Но тогда при чем здесь Рома? — Так что будь добр не ерничать и не фантазировать, — продолжила между тем Соня. — Дело серьезное.
