адский город, который ненавижу. Никогда ничего хорошего из моих приездов в эту гребаную дыру не выходило. Теперь еще ты.
Я, опешив, смотрела на перекошенное лицо Завьялова и вдруг осознала: он не зол, нет, его исказила странная боль. Интересно, что же такого произошло, что заставляет этого сильного, уверенного в себе мужчину так страдать?
– Отпустите меня, а то закричу, – пискнула я, борясь с желанием просто прижаться к Захару и пожалеть его.
Но что-то мне подсказывало, что моя жалость только еще больше разозлит его. Люди не любят, когда их слабость вдруг прорывается сквозь годами выстраиваемую вокруг себя стену и становится достоянием еще кого-то. А тем более такие, как Захар Завьялов, глядящий на меня сейчас взглядом, полным яростной… нет, не ненависти, тут другое что-то.
– А кричи. Хоть обосрись. Давай сюда свою писульку и вали. Там тебя, наверное, Сева заждался. Альбина в корчах восторга сегодня биться будет. Вы же, Джулия Павловна, не станете скрывать своего избранника от маменьки? Хотя, наверное, именно такую судьбу вы заслуживаете. Глупая, безмозглая курица, которая даже с собственной жизнью не может разобраться и при этом не вляпаться в какую-нибудь историю.
– Да пошел ты! – от злости и обиды я потеряла дар речи.
Надо же, а я почти уже поверила, что он нормальный. И даже жалела это хамло. А теперь я еще и курица. Катишься ты, Юлек, по наклонной, раньше хоть кобылой была. Вот поклясться готова, меня аж опалило до самой задницы его взглядом. Даже показалось, что в воздухе стало потрескивать от скопившейся вокруг нас энергии. Он так и не разжал пальцы, сжимающие мое лицо. Хотя видок у меня, наверное, был тот еще. Как представлю себе хомяка, с годовым запасом жратвы в защечных мешках, на которого я, скорее всего, была похожа, мне делается дурно. Что ж, по крайней мере, перед феей своей лицом в грязь не ударила, выбесила мужика так, что он не то чтобы уволить, а убить меня сейчас готов. Люся бы мной гордилась, вот ей-ей.
– Что тут происходит? – чертова Марта подкралась на кошачьих лапках.
Так тихо, что даже наш постоянно скрипучий офисный пол не издал ни одного звука. Ее голос прозвучал, словно удар хлыстом, и Захар отшатнулся от меня, ослабив хватку. Ну все, теперь я точно похожа на больного лепрой бомжа, потому что кожа у меня на лице очень нежная, и, скорее всего, отпечатки Завьяловских пальцев уже сейчас превратились в синяки. Хороша же я буду на мамулином суаре с мордой больного лишаями далматинца под ручку с полудурочным Севой, в руке которого будет пакет из «Перекрёстка», набитый дешевым лимонадом и тортиком «Лесная полянка». Представив эту апокалиптическую картину, я нервно икнула. Марфа окинула меня презрительным взглядом, от которого, показалось, на мне вся кожа скукожилась и покрылась нервной сыпью.
– Я уволил Юлию Павловну, – хмыкнул Завьялов, а я попыталась поднять рукой отпавшую до пола челюсть. – Она написала заявление по собственному желанию. Не вижу смысла удерживать ее. Хотя придется, наверное, отказаться от выгодного контракта, закрыть к чертям собачьим это дохлое издательство и лишить работы всех ваших друзей. Вы же этого хотели, Джулия?
Да, к такому повороту я готова не была. Похоже, не я довела Завьялова до ручки, а он сейчас валяется на моих мослах, с удовольствием и извращенным садизмом.
– Это замечательная новость, дорогой, – пропела Марта, глядя на меня с превосходством, – наконец-то мы вернемся домой, и я вплотную займусь организацией нашей свадьбы.
Бинго. Такого позора я еще в своей жизни не переживала. Это просто катастрофа. Я даже ничего ответить не смогла, просто развернулась и пошла по коридору, чувствуя себя побитой собачонкой, брошенной на произвол судьбы нерадивыми хозяевами. А случилось вот что.
Я вчера, как всегда, стянула с себя брючки вместе с колготками. Ой, ну не говорите, что так не делаете, ни за что не поверю. Со мной так это происходит с завидной регулярностью, а точнее, почти всегда. Ну и, конечно, сегодня натянула любимые штанцы, совсем забыв вынуть из них чертовы колготы. Сначала они собрались в ком в районе попы, доставляя мне легкий дискомфорт и почесуху, а потом нашли выход через штанину. Может быть, когда я, замерев в Завьяловском захвате, думала о поцелуе, они медленно, как беглые каторжники, ползли вниз, чтобы увидеть развязку – хрен их знает. Но из песни слов не выкинешь. И теперь дурацкие, да к тому же еще и рваные колготки телепались за мной, как тощие змеи, придавая, как я думаю, мне сумасшедший шарм и такой же шарахнутый вид.
– Вы неподражаемы. Такого чуда еще не видал в своей жизни, – услышала я несущийся мне в спину насмешливый голос Захара и злой смех его невесты.
Я почувствовала, как слезы заливают мои щеки, и ломанулась по коридору не разбирая дороги. Но двери раздвижные в холле здания на мою беду именно сегодня вышли из строя, и я на полном ходу вломилась в не пропустившее меня стекло. Денек сегодня просто блеск. А мамино суаре станет его достойным завершением. Контуженная ударом о воротину, я зашарила руками в поисках входа, но тщетно. Двери даже на миллиметр не разъехались, не желая меня выпускать.
До дома я быстро добралась на одном дыхании. Гнала меня обида и разочарование в мужчинах, даже таких омутно-глазастых, и в жизни вообще. Ну и черт с ним. Пусть в собственном соку варится. Дура я, конечно, что поддалась на Люсины сладкие заверения. Пообещав себе, что сегодня же выскажу неуемной подруге все, что думаю о ней и ее умственных способностях, стянула с себя адские веревки, гордо называющиеся «трусики», нацепила любимый трусняк марки «когда мы хоронили Розу Люксембург», удобную пижамку, украшенную уродским горошком и, прихватив с кухни бутылку вина и огромный бутерброд с вкусной любительской колбаской и солеными огурчиками, свалилась на диван и защелкала телевизионным пультом.
Красота! На одном из каналов страдала Таня Буланова – «Не плачь» и все такое». Короче, я прониклась, напряглась и даже всплакнула, приговорив винчик. Потому когда мой телефон нервно завибрировал, я отреагировала спокойно. А точнее – никак.
– Ты где шляешься, гетера недоделанная? – заорала Люся, перемежая нормальный человеческий язык площадной руганью. – Я тут ношусь савраской, пытаясь пристроить твою расчудесную задницу к делу, а ты не ценишь! И женишок твой просто загляденье стал. Мачо мен, мать его ети. Хотела похвастаться, а тебя надо искать с горбатыми собаками! – плюнула в трубку Люсинда.
– А ты
