Поворачиваюсь к девушке, встречая теплую услужливую улыбку.
— Пойдемте со мной. Я вас проведу через служебный вход и помогу вернуться в палату.
В сердце вспыхивает надежда и какая-то сумасшедшая, детская радость — я едва не кидаюсь ей на шею. Сейчас трудно поверить, что совсем недавно была почти что переполнена ненавистью к этому человеку. Тоже ведь ошиблась в своем отношении к ней. Как и в случае с Егором. Слишком поторопилась с выводами и едва не наделала непоправимых глупостей.
— А у вас… не возникнет проблем? — мне не обойтись без ее помощи, но совершенно не хочется, чтобы из-за меня Алисе потом пришлось разгребать неприятности. Но она продолжает улыбаться, покачав головой.
— Вечерний обход будет после девяти часов, да и то избирательно, врач зайдет только к сложным пациентам. Егор к таким не относится. А уборку в его палате уже сделали. И камер поблизости нет, так что опасаться нечего. Пойдемте! — она хватает меня за руку и тянет за собой.
Узкая стеклянная дверь выводит нас на длинный технический балкон, тянущийся сплошной линией вдоль всего корпуса. Через два пролета Алиса пригибается, жестом показывая, чтобы я сделала то же самое. Кивает на установленную над окном камеру.
— Она единственная в этой части здания. Людей здесь, правда, практически не бывает, поэтому дежурный за ней особо и не следит. Но перестраховаться не помешает.
Я не могу сдержать нервного смешка. Чувствую себя шпионкой, скрывающейся от погони. Как в кино. Кто бы мог подумать, что подобное будет происходить со мной на самом деле?
— Ну вот, пришли, — Алиса останавливается перед очередной балконной дверью. Достает из кармана белую пластиковую карточку, прикладывая ее к ручке, и я слышу характерный щелчок. И сердце синхронно подпрыгивает, потому что осознаю, что сейчас увижу ЕГО. И нам предстоит серьезный, очень серьезный разговор, столько всего нужно объяснить…
— Дверь оставьте приоткрытой, через нее и выйдете. А во дворе корпуса уже можно не опасаться кого-то встретить, пациенты иногда выходят перед сном погулять, поэтому вопросов не возникнет.
Я совсем не заслуживаю такого участия. Про нее думала отвратительно, а те мысли, которые допустила в отношении Егора, и вспоминать стыдно. Но судьба почему-то оказалась очень милосердной. Осипшим от волнения голосом благодарю Алису и тихонько проскальзываю в палату.
За моей спиной закрывается балконная дверь, и я оказываюсь внутри помещения. Наедине с чувством вины, со своими страхами и… с Егором.
Он разворачивается на кровати, впиваясь в меня ошеломленным взглядом. Но изумление тотчас сменяется такой радостью, что делается не по себе. Я так отвратительно с ним обошлась, а он даже не скрывает своего доброго отношения. Не просто доброго — вижу в глазах откровенную любовь. Ту, которую никак, ничем не заслужила.
— Алиса помогла попасть в палату… Время посещений ведь уже закончилось… А я хотела с тобой поговорить, — поясняю тихонько, даже не пытаясь скрыть дрожь в голосе.
Егор становится еще более довольным — прямо светится весь.
— Иди сюда, поговорим. Я только за, Юль.
Приближаюсь, замирая в полуметре от кровати. Как легко было обвинять во всех смертных грехах и как трудно признаться, что была неправа. Особенно когда не вижу с его стороны никакого осуждения.
— Егор… я… — кажется, что никакие слова не будут уместными. Ничто не станет достаточным оправданием.
Вот только он этих оправданий не ждет, каким-то образом умудряется изловчиться и дотянуться до моей руки. И спустя мгновенье уже притягивает меня ближе, заставляя опуститься на край больничной койки.
— Прости… Я не знала, как все было на самом деле. Даже не представляла…
— Алиса рассказала, да? — хмыкает парень. — Я ее об этом не просил. Сам хотел все объяснить, надеялся, что все-таки смогу тебя убедить выслушать. Жаль, что она меня опередила.
Мотаю головой.
— Наоборот, правильно! Я только теперь поняла, какой дурой была. Поверила во все эти наговоры…
Так стыдно, что не знаю, куда деться. Вот ведь парадокс: я мечтала с ним объясниться, а сейчас хочется провалиться сквозь землю.
Но Егор подносит мою руку к губам и целует в середину ладони. Теплое дыхание ласкает кожу, растекается от запястья по венам. В меня будто проникают его чувства, такие надежные, сильные, настоящие. Сердце трепещет, вырываясь из груди. Что-то лепечу, пытаясь объяснить, снова прошу прощения за все грубости и колкости, которые наговорила ему. А он как будто не слышит. Тянет меня еще ближе, прижимая к груди, зарывается лицом в волосы. И, несмотря на то что мы в больнице, и здесь все пропитано лекарствами, чувствую знакомый запах. ЕГО запах. Горьковато-пряные древесные нотки, которые, как тут же осознаю, уже успели стать родными.
Поднимаю голову, оказываясь близко-близко к его лицу, так, что вижу собственное отражение в темных зрачках.
— Ты слишком хороший… — наши губы почти соприкасаются. — Я тебя не стою.
Его ладонь скользит вверх по спине, поглаживает плечи и опускается на шею. Уже понимаю, что будет дальше, ощущаю, как искрит желанием воздух, как подрагивают пальцы до того, как надавить чуть сильнее и сократить расстояние между нами. Позволить слиться внезапно пересохшим губам.
— Я же не покупаю тебя… — скорее угадываю, чем слышу, потому что Егор шепчет едва различимо. Но так сильно нуждаюсь именно в этих словах. А он как будто знает, видит, чувствует мое сердце. Все мои сокровенные мысли. И добавляет, избавляя нас от последних разделяющих сантиметров. — Какая разница, кто и чего стоит? Достаточно того, что мы просто друг другу необходимы. Правда ведь?
* * *
Я ведь собиралась поговорить. Просто поговорить. Объясниться, попросить прощения — и отправиться домой. Оставить Егора отдыхать, а самой убраться подальше от соблазна. Как же вышло, что за окном уже совсем стемнело, за дверью палаты стихли голоса, а я все еще здесь? Лежу, уткнувшись в его плечо и мечтаю только о том, чтобы это время подольше не заканчивалось.
Грудь Егора вздымается чуть чаще, чем когда я только вошла. Наверно, даже не заметила бы этой разницы, если бы не еще одна ощутимая деталь. Очень-очень ощутимая. Он возбужден. Ни тонкое шерстяное одеяло, ни одежда не могут этого скрыть. И мне одновременно страшно и невероятно хорошо. Боюсь пошевелиться и раздразнить его — и не хочу отодвигаться даже на сантиметр. Не хочу терять это сладостное ощущение тепла, близость, которую прежде не чувствовала никогда в жизни.
Как же жаль, что мы в больнице! Егор после аварии, у него сотрясение, и я просто не имею права желать большего. Но только как
