он меня опускает.
Ровно через минуту он занимает пространство напротив. Притягивая к себе, ищет губами поцелуй, но я отворачиваюсь.
— Не трогай меня. Ладно? — обжигаю его холодом.
— Все еще дуешься? — усмехается Коул.
— Это неуместный вопрос и описание того, что я чувствую, — четко констатирую факт.
— Позволь мне попробовать иначе. Сейчас. Не отталкивай меня, Пикси, — бросая на меня чувственный взгляд, он аккуратно сталкивает нас лбами.
— Если ты не будешь отталкивать меня. И расскажешь мне. Зачем ты так делаешь? И что означают твои замочные скважины?
Наградив меня удивленным взором, за которым следует бархатистый смех, он наконец выдает:
— Думаешь, именно в них спрятан ключ к моей душе?
— Мне не нужен ключ от твоей души, Коул. Только факты. Кто эта женщина? Девушка? Бывшая? Может, та из отеля? Или просто фантомная муза? Она так ярко выделяется на твоей спине… и глаз. Повернись, пожалуйста, — прошу я.
Коул переворачивается, вновь демонстрируя мне свою спину. Влажные капли воды стекают по его рельефным мышам, напоминая дорожные указатели на карте.
— Почему глаз за решеткой? И что написано здесь? — касаясь гладкой, но стальной кожи пальцами, обрисовываю линии на его теле.
— Даже первобытный страх уступает перед самой страшной силой на свете. И имя ей любовь. И даже монстр сможет снова стать человеком… [6]
— Ты все-таки романтик? — не могу сдержать смеха.
— Есть немного. Ты не знала? Я создал тебе свадьбу на Марсе. Кто еще может этим похвастаться?
— Я и правда впечатлена. Была. До того, как ты превратился в оголодавшего каннибала, намеренного обглодать меня до косточек.
Колман разворачивается ко мне и, прижимая меня к бортику ванной, нависает над моим лицом.
— Каннибалом я готов быть, только когда мой язык скользит по твоей голодной и влажной щелке, — шепотом заявляет он, обводя мои губы своими.
— Снова твой черный юмор.
— Ты еще не привыкла?
— За четыре года… успела. Но каждый раз раздражает.
— А похоже, что возбуждает, Пикси, — замечает Коул, накрывая раскрытой ладонью мою грудь. Зажимает вершинку соска большим и указательным пальцем, проверяя ее на твердость. Хотя все и так невооруженным глазом заметно. Нервно выдыхаю, испуская томное «ахх, да».
— Такая красивая. Идеальная малышка. С роскошными сиськами и тесной киской. Я везунчик…
— Заткнись, идиот! — шиплю я, плескаясь в него водой.
— Заткни меня, глупая, — дразнит, проводя носом по носу.
Кажется, я готова целую вечность провести с ним в этой ванной. Дурачиться. Бесконечно касаться друг друга. Тактильная любовь, что может быть лучше? Жадные прикосновения пресными разговорами не заменишь.
— Так кто эта женщина? — я намерена пытать его до победного.
— Нэнси Мердер. Моя мать.
— Расскажи мне о ней. Расскажи о своих родителях. Я твоя жена, неужели не могу знать?
Коулман долго и тяжело выдыхает, бросая на меня недовольный взгляд. Явно не хочет открывать свой внутренний ларец Пандоры и намерен беречь свои тайны до последнего.
— Нечего рассказывать, детка. Мое детство — тотальное дерьмо. Отец любил закинуться дурью, подсадил на наркоту мою мать, а сам периодически попадал за решетку. Нэнси из всех вариантов заработка выбрала самый древний. Ничего другого она не умела и не хотела делать. Я жрал лапшу за десять центов и прятался в шкафу, чтобы не смотреть на то, как ее трахают клиенты, — очень кратко и дозировано выдает мне информацию Коул. — Я ни разу не принц, Пикси. Мы не должны были встретиться. Никогда. Наши миры не пересеклись бы, если бы не случайные стечения обстоятельств, поднявшие меня на так называемую «верхушку».
— Ты когда-нибудь перестанешь говорить все это?! Нет никакого разделения на верхи и низы, по крайней мере в моей голове, — укоряю его. — Продолжай… клиенты? Я правильно понимаю…?
— Ага. Правильнее некуда, — с мрачным скепсисом заключает Коулман.
— Тебя били? — спрашиваю в лоб.
— Ну не так сильно, как ты, — отшучивается он, заключая меня в крепкие объятия. — Закроем тему, Пикси? К чему это интервью?
— К тому, что хочу знать тебя. Всего. Все-все-все. Все, что возможно… Я хочу большего, большего, большего. И мне никогда не будет достаточно.
— Может, ты хочешь большого Мердера? — с этими словами вечно «голодный» муж обхватывает меня за задницу и опускает на свои бедра прямо в ванной.
— Мне так его называть? — с придыханием мурлыкаю я. — Опять переводишь тему?
— Ты и так знаешь меня лучше всех, Пикси, — отмахивается Коулман.
— Тебя — да. Но не то чудовище, которым ты иногда становишься. Я не понимаю… как ты можешь так быстро переключаться. В тебе словно живет два человека.
— Быть может, оно так и есть. Уже страшно?
— Нет. Я смеюсь в лицо опасности. Помнишь?
— За это я тебя и люблю, Анджелина Мердер, — совершенно серьезно и глядя в глаза произносит Коулман. Сердце замирает в груди, а потом совершает «мертвую петлю», не меньше.
— Я тоже люблю тебя, Коул. Не идеального принца.
Он слишком резко опускает взгляд, будто не в силах вынести моего искреннего признания. Коулману тяжело слышать эти слова. Чувствую, как напрягаются его мышцы, что сигнализирует мне о том — его защитные механизмы работают как часы.
Его голова работает как идеальный механизм. Всегда. Кроме… «вспышек». Словно матрица внутри барахлит, ломается. А потом снова встает на место.
— Но себя я люблю больше, Мердер. И я не позволю, чтобы ты так обращался со мной. Мне нужно, чтобы ты слышал меня.
— Не нравится? Когда я трахаю, а ты подчиняешься? — низким тоном интересуется Коул, облизнув чувственные губы. — Хочешь нежности, детка? — вновь сжав мою грудь, он взвешивает ее в ладонях. Поглаживает соски большими пальцами и в следующее мгновение уже припадает к ним губами. Ох, черт. Всасывает в теплый рот, одновременно вылизывая чувствительные вершинки. Мать его, ненавижу.
— Нежности тебя возбуждают больше? — он, и правда, словно ест меня. И сейчас явно наслаждается каждым кусочком. Мужские бесцеремонные ладони обхватывают мои бедра сильнее, и он бесстыдно начинает раскачивать меня на своем члене, без проникновения. С моих губ срывается протяжный стон, когда я чувствую, как подобным движением я ласкаю все точки набухшего клитора, соприкасающегося с каждой веной на его члене.
— Давай по-детски. Нежно. Так тебе нравится? Черт, детка… но этого мало. Зато без резинки, — бормочет Коул в мои губы. — Я едва сдерживаюсь, чтобы не засадить тебе, малышка. Глубоко, так глубоко, — тяжело выдыхая, стискивает зубы. — Черт, по самые яйца. Кожа к коже. Не сегодня. Но как только ты перестанешь истекать кровью… это будет. А пока я хочу, чтобы ты почувствовала, каково это. Ни единой преграды. Никакого тупого латекса, — рычит он, ускоряя темп и сжимая сильнее мою
