Разве у меня есть выбор?
Последний взгляд на Дона, и я возвращаюсь к воротам и еще не очнувшемуся охраннику, с таинственным Каллумом Парком позади.
— Что они с ним сделают? — спрашиваю я, чувствуя, как сердцебиение ускоряется, ладони потеют. Я готова. И Вик знает. Он опустил меня не просто так — это наказание за прошлую неделю.
Каллум пожимает плечами, одетый в безрукавку и шорты с ботинками. Он прислонился к кирпичной стене, другая часть которой была из чёрного металла, и зацепился пальцами за решетку. Его голубые глаза отчетливо видно сквозь прорези.
— Скорее всего, оставят в живых, — отвечает он, и мои брови поднимаются. Скорее всего. Хотела бы я, чтобы Дон был мертв? Как там сказал Оскар? «Это зайдёт так далеко, как ты захочешь, так что решать тебе.»
Как далеко я хочу, чтобы это зашло?
Дон — привилегированный, испорченный монстр. Сомневаюсь, что я была первой, кому он хотел причинить боль, и вряд ли я буду последней.
Прикусываю нижнюю губу, разрывая ее зубами, но с места не двигаюсь. Не знаю, как именно.
Где-то через двадцать минут, парни возвращаются через ворота, и каждый… забрызган красными пятнами крови.
— Идём, — говорит Вик, проходя мимо меня, он тормозит, чтобы наши взгляды встретились. — Можешь вычеркивать имя из списка.
Я знаю, что не стоит этого делать, но я все равно примыкаю к воротам, вцепившись пальцами в сетку, и пытаюсь разглядеть дерево, на котором был повешен Дон.
Ничего нет. Не видно ничего, что могло бы указать на неприятности.
— Пойдём, — зовёт Аарон, хватая меня за руку и дергая к нему. — Вик хочет, чтобы я отвез тебя домой.
— Хаэль, подправь Дону тачку, мы раздадим ее на запчасти. Кэл, разберись с сейфом в его комнате. Оскар, на тебе камеры видеонаблюдения, — Вик раздает приказы, словно был рожден только для этого, сбрасывая свою маску, пока Аарон уводит меня в темноту, а его пальцы размазывают кровь по рукаву моей толстовки.
Глава 20
Утро понедельника дает мне что-то вроде маленьких каникул от дыры, которую я называю своим домом. Когда я отвожу свою маленькую сестренку Хизер к школьному автобусу, из дома раздаются крики мамы и отчима.
В конце концов, это ничем хорошим не закончится. Они начнут драться, а учитывая физическую силу, которая у них наравне, оба выйдут из драки с синяками и царапинами. Атмосфера дома настолько токсичная, что меня мутит, и я целую Хизер в лоб, поглаживая ее по русым волосам.
— Повеселись в школе, хорошо, малышка? — спрашиваю я, смотря на единственный свет, сияющий так ярко в моей жизни — эту девочку. Для меня больше ничего нет, никакой другой звездочки, светящейся в темноте ночи. Когда я смотрю на нее, то вижу лицо Пен, и мое сердце разбивается на миллион осколков.
— Мне всегда весело в школе, — говорит она, сморщив нос, разворачивается и спешит к автобусу, ее хвостик раскачивается из стороны в сторону, брелки на ее портфеле весело звенели.
— Я и забыл, какая она милая, — говорит кто-то справа, и я подпрыгиваю от неожиданности, оборачиваюсь и вижу Аарона, он облокотился на минивэн и курил сигарету. Из дома все еще раздаются крики, плюсом к этому входная дверь распахнута, так что мне становится стыдно, и я стискиваю зубы.
— Ага, круто, — это все, на что меня хватает, потому что все те обидные, ужасные вещи, которые я хочу прокричать ему в лицо, застревают в горле, душат меня. Не уверена, что когда-нибудь смогу избавиться хотя бы от их части. Или любого из них. — Что ты здесь делаешь?
— Сегодня небезопасно ехать до школы на велике, — поясняет Аарон, ожидая у бордюра, когда я иду в противоположную сторону, поднимаю рюкзаки закрываю за собой дверь, заглушая крики.
На мгновение я просто стою, держусь за ручку и глубоко дышу.
Затем я поворачиваюсь и смотрю на Аарона, правда смотрю на него. Его каштановые волосы растрепались и закурчавились, глаза его цвета осени — зелёные, плавно перетекающие в золотой, прямо как кленовые листья, застилающие ковром уродливые улицы, столь необходимые яркие краски. Он одет в красную футболку, слишком тугую на его широкой груди, пару заношенных джинс и ботинки.
Его тело слеплено из длинных, худых мышц, каждая из которых была проработана на улицах. В отличие от футболистов из школы Фуллер высшего класса в другом конце города, которые закидываются стероидами прямо в тренажерном зале.
— Почему? Что случилось? — спрашиваю я, имея ввиду что еще случилось кроме стонущего в грязи, связанного за шею веревкой Дональда. Вся одежда парней была заляпана кровью. То, как Вик посмотрел на меня, когда пронесся мимо.
Вик.
Гребаный Вик.
Он засел у меня в голове, проник под кожу и тянется к горлу, чтобы задушить меня.
— Вчера братья Энсбрук наведались на игру к Фуллерам и начали буянить. Сломали руку квотербеку, накинулись на несколько чирлидерш. Они были в масках, так что все, кому не лень, точат на нас зуб. Как будто мы бы стали заниматься подобной фигней, — Аарон усмехается и отворачивается, словно видеть меня больше не хочет. — Тебе следовало отправиться к бабушке, — добавляет он, зажигая во мне новую волну ярости.
Ты не знаешь всей истории! Хочется прокричать мне.
Бабушка не связана с Хизер. Даже если бы она захотела ее взять, (а она бы не захотела), у нее не было бы на это права. В Хизер заложена ДНК Тинга. Если бы я ушла, если бы поехала в Нантакет, то валялась бы на пляже в классном бикини, встречалась с миленьким сыном местного рыбака, позволила бы себе жить нормальной жизнью, но тогда за Пен никто бы не отомстил, Кали бы не поплатилась, и Хизер осталась бы здесь одна.
По какой-то причине, когда Аарон вот так смотрит на меня своим идиотским красивым лицом, все, что я чувствую, это злость.
— Пошли уже, — фыркаю я, проходя мимо, и чувствую, как его пальцы ухватились за лямку рюкзака. Я оглядываюсь на него. Как и у остальных парней, на костяшках левой руки у него вытатуированы буквы H.A.V.O.C
Их собственный, пусть и не очень тонкий символ банды.
— Нам придется научиться разговаривать друг с другом, — голос полон жестокости, совсем не такой, как у мальчика, которого я знала. Где-то глубоко еще сидит прошлый Аарон, но тот мальчик, что светился так ярко, как луч солнца, был поглощен темными тучами. Возможно, когда-нибудь он совсем исчезнет.
— Да ты что? — спрашиваю я, и он со вздохом проводит пальцами по волосам. Мышцы на правой руке сокращаются, и рукав задирается. Я вижу татуировки с именами его сестер прямо над бицепсом.
— Теперь ты одна из нас, — говорит Аарон, и я не успеваю сдержать смешок, освобождаюсь от его хватки и тянусь к двери машины. Он останавливает меня, толкая в сторону, вынуждая отступить на несколько шагов. Наши взгляды встречаются, и плевать я хотела на то, что от него снова пахнет беконом и кленовым сиропом, я знаю, что этим утром он готовил завтрак для девочек, все, что он делает — все только дня них.
Прямо как я все делаю для Хизер.
— Я всего лишь ваша игрушка, — вставляю я, и Аарон рычит на меня, хватая за плечи, и смотрит мне в лицо почти умоляюще.
— Ты вообще слушала, когда Вик называл тебе цену? Или ты так сфокусировалась на собственном крахе, что ничего не видишь за ненавистью к себе самой?
Вспышка ярости вперемешку с болью проносится сквозь меня, и я отрываюсь от Аарона, хотя это и оставляет следы на коже.
— Тебя там даже не было, — я бросаю ему вызов, смотря прямо в глаза, отчаянно желая, чтобы он толкнул или ударил меня, чтобы у меня появился повод наброситься на него, выпустить всю свою обиду, что так долго копилась на него и его тупую банду, прямо на его твердое тело.
— Я стоял за занавесками, — находится он, предупреждающе сужая глаза. — Потому что не мог просто стоять и смотреть, как ты совершаешь самую большую ошибку в своей жизни. Тебе повезло, если бы Вик просто предложил стать нашей шлюхой, и ничего больше. Ты не понимаешь, Бернадетт, теперь ты — часть Хавок. Навсегда.
