Потом был Брайан, ошибка, которую я допустила после Дэнни. Брайан был примерно таким же скучным, как наблюдать, как сохнет краска, но я нашла его безопасным. Он был так увлечен своей учебой, что даже не заметил того факта, что наши отношения никуда не продвинулись. Расстаться с ним было легко. Я думаю, ему потребовалась неделя, чтобы осознать, что это произошло.
В медицинской школе не было ни с кем серьезных отношений. Я была слишком занята учебой каждую секунду, чтобы иметь время на отношения. Я попробовала снова только в ординатуре. Лукас был врачом в больнице. Он влюбился в меня сильно и быстро, и какое-то время я думала, что он был тем, единственным парнем, который мог заставить меня забыть Логана, Куэйда и Картера. Но как только я узнала, что заболела, я бросила его. Потому что я не могла провести свои последние дни с кем-то, кого на самом деле не люблю. По какой-то причине я думала, что провести последний год в одиночестве, пока я проходила лечение, было правильным решением. Глядя на троих мужчин, которые все еще с нетерпением ждали ответа, я думаю, что на самом деле была права.
Я бы чувствовала себя одинокой с кем бы я ни была, если бы не была с ними. Это заняло некоторое время, но я наконец поняла это.
— Вэл? — Мягко спрашивает Логан. Возвращаясь к настоящему, я понимаю, что все трое, очевидно, думают, что у меня действительно есть какой-то муж, которого я оставила позади.
— Извините, я иногда так делаю, — бормочу я, мои щеки пылают. — И нет, никакого мужа… или парня… или кого-то еще, кто на самом деле ждет меня.
Я беру фаршированный гриб и кидаю его в рот, чтобы сдержать рвотное позыв, который вырывается у меня изо рта.
— Судя по вашему присутствию, вас тоже никто не ждет? — Комментирую я после того, как доедаю свой огромный кусок.
Все ребята кивают, на лицах Логана и Куэйда появляется странное выражение, которое трудно интерпретировать. Неловкость снова накатывает, и я благодарна, когда дружелюбный официант возвращается с основными блюдами, которые шеф-повар выбрал для нас.
Вся еда пахнет восхитительно, но мой желудок начинает выворачивать. Я ждала этого дня целую вечность, и теперь я измотана. Врач сказал, что я начну чувствовать все большую усталость по мере приближения к концу, но я только в начале своих трех месяцев. Надеюсь, это просто стресс и долгий перелет заставляют меня так себя чувствовать.
Я отчаянно хочу каждую секунду следующих трех месяцев. Я извиняюсь и иду в ванную, чтобы принять еще одну таблетку, которую дал мне доктор.
Все ребята едят свою еду, напряженное молчание сигнализирует, что у них, очевидно, был неприятный разговор, пока меня не было. Я сажусь, одариваю их всех улыбкой и пытаюсь снова начать есть. Оглядывая модный ресторан, когда я вонзаю нож в тонко нарезанный кусок мяса, я внезапно чувствую, что все не так. Это не мы. Мы выросли не в таком мире, и, хотя я полна решимости наслаждаться жизнью в полной мере в течение следующих нескольких месяцев, я не думаю, что мы можем начать все вот так.
— Давайте убираться отсюда, — говорю я, внезапно вставая. Они все смотрят на меня в замешательстве.
Куэйд понимает первым. Он хватает свой бумажник и вытаскивает несколько купюр, которые шокируют мою совесть. Я почти уверена, что шеф-повар приготовил это блюдо из-за Картера, но сумма денег, которую Куэйд только что выложил на стол, легко могла бы покрыть это блюдо и многое другое.
— Выпендриваешься, — бормочет Картер, вставая следующим. Подходит официант и спрашивает, все ли в порядке.
— Лучше, чем когда-либо. Передайте наши наилучшие пожелания шеф-повару Рамзи, мой добрый друг, — говорит Куэйд с нелепым английским акцентом, обнимая меня. Я хихикаю, когда мы вчетвером выходим из ресторана, привлекая множество взглядов.
— Так куда мы направляемся? — Спрашивает Логан, как только мы выходим на травянистое поле перед Эйфелевой башней. Я сбрасываю туфли на каблуках, предпочитая носить их в руке, внезапно чувствуя себя более свободной и счастливой, чем когда-либо в своей жизни. Я поворачиваюсь.
— Не могу поверить, что мы в гребаном Париже, — радостно кричу я, когда мои волосы развеваются вокруг лица. Куэйд хватает меня за талию и кружит вместе со мной.
— Мы в гребаном Париже, — громко кричит он, и моя улыбка почему-то становится еще шире.
Логан подбегает к нам.
— Мы в гребаном Париже, — кричит он. Люди смеются над нами. Некоторые даже фотографируют.
Мы трое перестаем танцевать и поворачиваемся, чтобы посмотреть на Картера, который смотрит на нас троих так, словно мы сошли с ума.
И, возможно, так и есть.
— Сделай это, — прошу я, и его губы подергиваются от удовольствия.
— Сделай это, — кричит Куэйд.
Губы Картера расплываются в улыбке, первой настоящей, которую я вижу с тех пор, как мы воссоединились, и я на мгновение ослеплена ее красотой.
— Мы в гребаном Париже, — наконец кричит он, вскидывая кулак в воздух.
Я беру Логана и Куэйда за руки, Картер идет рядом с нами, и мы уходим в парижскую ночь.
Есть миллион вещей, о которых нам нужно поговорить, и впереди нас ждут три месяца. Но прямо сейчас, в этот момент, все идеально.
Мы совершенны.
Мы гуляем по улицам Парижа допоздна, покупаем выпечку в маленькой пекарне, мимо которой проходим, и шоколад в другой кондитерской, мимо которой проходим. Куэйд потчует нас историями о знаменитостях, с которыми он встречался, о том, на что был похож Суперкубок, на что был похож день драфта НФЛ.
Я в восторге от всего этого.
Логан рассказывает нам о том, как ему удалось стать партнером за пять лет, что стало самым молодым достижением в истории фирмы, совершившим подобный подвиг. Картер даже присоединяется к нам, рассказывая о некоторых местах, которые он посетил по всему миру. Я уверена, что Картеру есть что рассказать, больше историй, чем любому из нас, но для меня сейчас достаточно того факта, что он вообще готов говорить. Я приму все, что он может мне предложить.
Смена часовых поясов в конце концов настигает меня. Сейчас мне нужно больше отдыха, чем когда-либо, и я подталкиваю себя каждую секунду с тех пор, как начала свое безумное путешествие. Мне кажется, я не сплю уже двадцать восемь часов подряд. Я еле держусь на ногах, но я немного боюсь, что если я засну, то проснусь и обнаружу, что все это было сном или, что еще хуже, галлюцинацией из-за моей опухоли мозга. Когда я была ребенком в самом болезненном состоянии, я видела то, чего там не было. Мои родители приходили и заставали меня плачущей, потому что мне привиделся весь этот ужасный разговор с ними, которого на самом деле не было.
На этот раз я впервые поняла, что что-то не так, когда начала терять счет времени. Я заходила в дежурную комнату и полностью пропускала серию раундов, вообще не осознавая, что время идет. Галлюцинации на самом деле еще не начались, и я была благодарна, что ничего не случилось, пока я работала в больнице. Я бы не хотела вообразить что-то и прийти в себя, узнав, что я убила пациента.
— Валентина? — Спрашивает Логан, обеспокоенно глядя на меня. — Ты выглядишь измученной, детка. Нам нужно отвезти тебя обратно в твой отель. Где ты остановилась?
Я благодарно улыбаюсь ему, счастливая, что мне не пришлось просить закончить ночь, но в то же время в отчаянии от того, что они оставят меня. Я как будто слышу обратный отсчет в своей голове, отсчитывающий минуты и секунды, которые у меня остались. Я бы сочла любую минуту без них пустой тратой этого драгоценного времени.
— Я остановилась в Four Seasons, — говорю я застенчиво, глядя на них троих. Мы стоим на случайном углу улицы, вокруг нас дует легкий ветерок. Где-то в квартирах над нами кто-то играет на аккордеоне, и я вижу вдалеке Эйфелеву башню.
Это идеальная ночь.
— Где вы остановились? — Наконец спрашиваю я после долгой паузы. Я понимаю, что мне, вероятно, следовало бы включить инструкции о путешествиях в свои письма к ним, хотя, если бы я была достаточно трезва, чтобы составить четкие планы поездок, тогда у меня, скорее всего, вообще не хватило бы духу писать письма.
