от моего беспокойства.
— Чепуха. Мой дом — твой дом. Я тебе уже это говорил.
На моем лице появляется улыбка, я благодарна за то, что не переступила черту.
Он жестом указывает на лошадь.
— Она тебе нравится?
— Очень. — Я поворачиваюсь обратно к невероятному животному и смотрю в ее блестящие черные глаза. — Как ее зовут?
— Лила, — отвечает мужчина, подходя ближе. — Это означает дикая и свободная.
Имя кажется довольно подходящим для прекрасной лошади.
Она вытягивает шею ко мне, снова ища моего прикосновения.
Я бросаю взгляд на Тэтчера, молча спрашивая разрешения.
Он кивает.
— Давай.
Приблизившись, я снова поднимаю руку, на этот раз поглаживая по морде и носу. Кажется, она настолько ищет утешения в прикосновениях, что нежно трется о мою ладонь, растапливая мое сердце.
Тэтчер ставит ногу на закрытую стойку рядом с нами, наблюдая за нашим общением.
— Ты ей определенно пришлась по душе.
Его слова мне нравятся.
— Думаете?
— Я знаю. Она никогда не подпускала к себе людей так близко.
Я хмурюсь, удивленная этим фактом, учитывая, какая она ласковая.
— Почему?
— У нее проблемы с доверием, она сильно страдала.
Я пристально смотрю на него, ожидая уточнения.
— Два года назад я забрал ее из приюта, — мрачно объясняет он. — Всю первую половину своей жизни она подвергалась жестокому обращению.
Эта информация врезается в мое сердце неописуемой болью.
— Ее собирались усыпить. Говорили, что она непослушная и ей нельзя доверять. Я не согласился и оказался прав. Она робкая, но не опасная. Все, что ей нужно, — это немного ласки.
Я смотрю на лошадь, пока глажу ее, с ненавистью осознавая, что ей пришлось перенести.
— Как кто-то мог причинить вред столь прекрасному созданию?
— Я задавался тем же вопросом.
Иная интонация в его голосе возвращает мое внимание к нему. В его глазах отражаются доброта и сострадание, он явно говорил не только о лошади.
— Иногда жестокость, с которой мы сталкиваемся, совершается без причины и повода, но я пришел к выводу, что даже самые мрачные времена могут привести нас туда, где мы изначально должны были быть.
Мой взгляд падает на его кисть с отрубленными пальцами, вспоминая, что ему тоже выпала изрядная доля страданий.
— Брэкстен рассказал мне, что с вами случилось много лет назад, — осторожно говорю я. — Мне жаль, что кто-то причинил вам боль.
Он одаривает меня грустной улыбкой.
— Жизнь в мире, где тебя определял цвет твоей кожи, была нелегкой. И все же я здесь, сорок лет спустя, совершаю полный круг с единственной женщиной, которую когда-либо любил, и воспитываю мальчиков, которых люблю так, как если бы они были моей родной плотью и кровью.
Исходящая от него гордость при упоминании о сыновьях дает чувство свободы, и я могу только надеяться однажды познать ее.
Отводя взгляд, прочищаю горло и говорю то, что уже давно должна была сказать.
— Мистер Крид, я очень сожалею о неприятностях, которые доставила вам и вашей семье. Я не хотела, чтобы так все случилось.
В воцарившейся тишине я пристально разглядываю свои сандалии.
— Может, ты ничего не доставляла. Может, беда привела тебя к нам.
От его слов я поднимаю голову, снова встречаясь с ним взглядом.
— Видишь ли, я верю, что у всех нас есть судьба, определенный путь, по которому мы должны следовать. Возможно, это твой путь.
Я размышляю о его словах, рассматривая такую возможность.
— Что, если я слишком заблудилась и сбилась со своего пути? — спрашиваю я, в реальности говоря о разбитом сердце. — Как я могу следовать ему, не имея прошлого, которое могло бы меня направить?
— Прошлое не имеет значения, дитя. Твоя судьба не позади тебя. Она впереди.
Сила его заявления проникает в мое сердце, пригвождая к месту.
Он придвигается ближе, нежно беря меня за плечи.
— Некоторые люди всю свою жизнь мечтают забыть свое прошлое, но ты… у тебя есть шанс начать все сначала. Быть той, кем хочешь. Твои возможности безграничны.
Его слова так наполнены пониманием, мудростью и наставлением, что дают мне надежду на будущее.
— Вы мудрый человек, мистер Крид. Теперь я знаю, откуда это у вашего сына.
Любовь в его глазах сияет так же ярко, как звезды в самые темные ночи.
— Ну, знаешь, как говорят. Каков отец, таков и сын.
Я улыбаюсь ему в ответ.
— Иди сюда, дорогая. — Он притягивает меня к себе, его руки заключают меня в теплые и любящие объятия. — Я знаю, что ты напугана, и не могу винить тебя за это. Ты через многое прошла, но бояться не нужно. Мой сын позаботится о тебе. Мы все позаботимся, потому что так и поступает семья.
Семья — то, что этот человек дал мне с момента моего прибытия к ним. От этого мир, в котором я очнулась, становится намного менее одиноким.
— Эй, старик, ты подкатываешь к моей девушке?
От игривого голоса Брэкстена мы с Тэтчером отрываемся друг от друга, мое сердце подпрыгивает от того, что он назвал меня своей девушкой.
— Нее, парень, — усмехается Тэтчер. — Просто выказываю ей немного любви, вот и все.
Он улыбается мне, все еще держа за плечи.
— Если ты меня извинишь, мне нужно уладить кое-какие дела.
Я киваю.
Как только он уходит, я поворачиваюсь к Брэкстену, стоящему у входа в амбар. Прислонившись к одной из дверей, он смотрит на меня так, что в животе порхают бабочки.
— Привет, — неуклюже приветствую я, теребя ткань сарафана.
— Страна Чудес, — отвечает он с дерзкой ухмылкой. — Что стряслось с твоим экскурсоводом?
— О, э-э… по дороге к поросятам она упала в лошадиный навоз.
Его брови удивленно приподнимаются, а затем из него вырывается хриплый смешок.
— Только этот ребенок умудрился бы угодить в лошадиное дерьмо.
— Для нее это было определенно не лучшим событием этого утра. — Улыбнувшись, заправляю за ухо прядь волос.
Он наблюдает за движением, веселье исчезает с его лица, оставляя на его месте нечто более эмоциональное.
— Видимо, остались только ты и я. Чем займемся?
Он не ждет ответа. Оттолкнувшись от двери, направляется ко мне, каждый его шаг плавный и решительный. Как у хищника, выслеживающего жертву.
Наверное, сейчас самое подходящее время сказать ему, что я должна быть в свинарнике и ждать Ханну Джей, но, кажется, я онемела, не говоря уже о том, чтобы шевельнуться. Его неистовый взгляд обездвиживает.
Это напоминает мне о сегодняшнем утре. Об овладевшими мной напряженностью и потребностью.
И я не знаю, что делать с этой напряженностью.
От которой я втайне млею всякий раз, когда Брэкстен рядом.
Чем ближе он подходит, тем в более
