выслушивать обвинения в отсутствии стремлений и склонности к тунеядству. Я, пожалуй, пойду.
Я сдираю со стула пиджак и набрасываю его себе на плечи.
— И куда это ты пойдешь, когда сюда вагон продуктов катит? — грозно рявкает Жданов, что, впрочем, нисколько меня не страшит. Уж слишком оскорбленной я себя чувствую.
— Домой, Игорь Вячеславович. Для готовки нужно вдохновение, а оно у меня совершенно пропало.
— Ты глянь, какая гордая. Чуть что не по ее — сразу дает по съебам.
— Абсолютно верно. Мне от тебя помимо достойного личного отношения ничего не нужно, Игорь, а потому идти на компромиссы с совестью для себя не вижу смысла.
Откинувшись на спинку стула, Жданов смеряеет меня холодным взглядом.
— Это ты сейчас на мою бывшую намекаешь?
— Вижу, ты и сам все понял. Недавно ты окрестил меня здоровой личностью, а сейчас пытаешься за это стыдить.
Развернувшись, я быстро иду в прихожую, надеясь не заплутать во многочисленных комнатах. Было бы унизительно возвращаться на кухню и упрашивать хозяина указать верный путь.
К счастью, прихожую я нахожу с первого раза, и с облегчением вдеваю ноги в туфли.
— Люба! — громогласно звучит на всю квартиру. — Куда рванула? Михаил тебя отвезет.
— Спасибо, не нужно, — отрезаю я, и прежде, чем полиграфический магнат успевает появиться, выскакиваю за дверь.
— Ух, наконец-то ты пришла! — Ника сходу напрыгивает на меня в прихожей. — Твоя дочь вся извелась и жаждет подробностей маминых сексуальных приключений.
— Не сейчас. — Сев на кушетку, я медленно разуваюсь. Любые конфронтации отнимают у меня много сил, а сегодняшняя и вовсе измотала до полумертвой кондиции. Слишком уж все сказочно у нас со Ждановым началось и провально закончилось.
— А что случилось? Ты какая-то вялая, хотя должна быть цветущей и бодрой после многолетней распаковки. Я так поняла, что дяденька олигарх не подвел. Или ошиблась?
— Мы повздорили, — сообщаю я, поднявшись. — Пойду немного полежу, хорошо?
— Может тебе твой фирменный чай с липой сделать? — озабоченно интересуется дочь.
— Нет, не нужно. Дай мне полчасика поспать, Никуш. Потом на кухне посидим поболтаем.
— Ладно. Тогда я встречу с Глебасей перенесу. Он меня в археологический музей пригласил.
Покивав, я медленно плетусь в спальню. Все-таки странный тип этот Глебася. В двадцать-то лет мою половозрелую дочь по скучным музеям таскать. И это при наличии пустующей квартиры. Может быть он все же гей или импотент? Это бы многое объяснило.
Повесив пиджак на плечики, ложусь на кровать. Да-а-а, Любовь Владимировна. Думала ли ты, что в свои годы станешь жертвой любовных переживаний? Все-таки задели меня слова Жданова не на шутку. Что, мол, мы, женщины, только притворяемся самодостаточными, а не деле мечтаем мужчине на шею присесть и ноги свесить. Как с такими убеждениями противоположный пол уважать? Потому он без зазрения совести чужие телефоны как свой и хватает.
С другой стороны, хорошо, что этот факт выяснился до того, как у нас со Ждановым все слишком далеко зашло. Хотя, чего душой кривить? После такой роскошной ночи переварить подобный выпад сложно. Когда так сильно очаровалась и разрешила себе поверить, что у нас с полиграфическим магнатом есть будущее. У богатых, властных и инициативных есть один большой недостаток — уж больно любят других под себя подминать. А я под кем-то существовать не могу и согласна только на равноправное партнерство. Поздно мне в сорок три себя перекраивать. Да и нужды не вижу.
Тяжело вздохнув, отворачиваюсь к стене. Даже голова заболела от такой назойливой рефлексии. Надо немного поспать, выпить липового чая, а потом выйти с Никой на прогулку, развеяться. На Жданове свет клином не сошелся, каким бы замечательным любовником он не был.
Но стоит провалиться в сон, раздается пронзительный дверной звонок. Подпрыгнув на кровати, я растерянно озираюсь. Кто мог прийти в такое время, да еще и без предупреждения? Никин Глебася обычно стучится. Хорек интеллигентный. Неужели..?
Быстро пригладив волосы, я выскакиваю в коридор. Сердце волнительно колотится. Ну а кто мог еще так бесцеремонно заявиться посреди дня? Только Жданов.
— Здравствуйте, — доносится приглушенный голос Ники. — Да, мама дома. Сейчас посмотрю, проснулась ли она.
— Проснулась! — прочистив горло, выкрикиваю я. Выгляжу заспанной, ну и ладно.
Однако, в прихожей меня ждет сюрприз. Жданова там нет и в помине, зато есть Лева.
— Привет… — от растерянности я не сразу нахожусь, как прокомментировать его появление. — А ты здесь… чего?
— Здравствуй, Люб. — Голос Левы утратил привычные жеманные ноты, звуча обиженно и собранно. — Сегодня я звонил, но трубку взял какой-то хамоватый тип и попросил меня больше не появляться. «Люба занята с сегодняшнего дня до конца жизни», — кажется, так он выразился.
— Да, именно так, — со вздохом подтверждаю я, ощущая, как подкопленные силы снова меня покидают. — Я была рядом и соответственно все слышала.
— То есть это не банальное недоразумение, и ты действительно позволила кому-то воспользоваться твоим телефоном и мне нагрубить? — Он растерянно смотрит себе под ноги. — Такого поворота я не предвидел. И предлагать тебе помощь в поиске украденного мобильного видимо не имеет смысла.
— Да, не имеет, — покорно соглашаюсь я. — Извини, Лева. Вышло действительно некрасиво.
Лицо бывшего ухажера светлеет.
— То есть это все-таки недоразумение?
— Не совсем. Видеться нам с тобой и правда не стоит. Даже не знаю, как объяснить. Взаимопонимание у нас с тобой есть, а вот химии, увы, нет. А без нее, как говорится, каши не сваришь.
— Неожиданное заявление, — бормочет Лева, насупившись. — Все-таки зря я приехал. Таксист еще, зверь, как назло два счетчика с меня снял.
После такого заявления всякие вина и сочувствие к нему исчезают. И правда, для чего он притащился? Жданов ему все очень доступно пояснил.
— Всего хорошего, Лев. — Не дожидаясь, пока он ретируется сам, я негостеприимно распахиваю входную дверь. — Уверена, ты еще обязательно встретишь ту, с кем будешь счастлив. Мазаль тов.
Все-таки жизнь каверзная штука: со Львом есть взаимопонимание, но нет химии. Со Ждановым ровно наоборот. И как не прискорбно признавать, отношения с обоими при таком раскладе нежизнеспособны.
— Плохо работаем, товарищи, плохо работаем, — такими словами начинает утреннюю понедельничную планерку Шапошников. — Во-первых, в этом месяце значительно снизились продажи. Во-вторых, уборщица постоянно жалуется, что в женском туалете разводят грязь.
И смотрит, шакал упитанный, прямо на меня, словно я и есть главный зачинщик беспорядков: то разврат на рабочем месте устрою, то в уборной бумагу разбросаю.
— Вам есть что сказать на этот счет, Любовь Владимировна?
Я лишаюсь дара речи. То есть обе претензии он