она была, больше походило на прямоугольную сумку, чем на приталенное платье. Хотя ее ноги все еще выглядели потрясающе сексуально в этих туфлях на высоком каблуке.
Ее глаза расширились, а рот приоткрылся.
— Что прости? Оскорбляя меня, ты не делаешь себе никаких одолжений.
— Эмми, даже измученная и несчастная, ты самая красивая женщина в мире, так что не психуй. А теперь иди сюда, чтобы мы могли начать готовить.
Ее лицо вспыхнуло, и я отвернулся, чтобы начать распаковывать продукты, улыбаясь про себя.
Я дал ей несколько мгновений, а затем приказал:
— Эмми. Иди сюда. Найди разделочную доску и нож.
— Ты же не оставишь меня в покое, не так ли?
Я развернулся, чтобы посмотреть ей прямо в глаза.
— Абсолютно, блять, нет.
— О, ради всего святого… — пробормотала она и потопала на кухню.
— Сковородку тоже достань. И большую деревянную ложку.
Она открывала шкаф за шкафом, чтобы достать то, что я просил. В каждом были кофейные кружки. У нее, должно быть, припрятана сотня.
— Что ты готовишь? — спросила она.
— Фахитос, — сказал я. — И готовишь их ты.
— Я полагаю, ты будешь помогать мне?
Я улыбнулся.
Ее глаза переместились на мой рот, и у нее перехватило дыхание. Я производил на нее такое же впечатление, как и она на меня. Мне просто нужно было заставить ее признать это, чтобы мы могли двигаться вперед.
Пять минут спустя она была у кухонного острова, пытаясь нарезать зеленый болгарский перец.
Черт возьми, она была плоха в этом.
— У тебя отлично получается.
Ее ломтики были в шесть раз шире, совсем не похоже на тот пример, который я ей показывал. Мало того, что кусочки были неровными, так еще и на их нарезку ушла целая вечность. Если бы я не вмешался, чтобы помочь, мы бы не поели до полуночи.
— Я пока порежу это, — сказал я, потянувшись за луковицей. Я хотел подразнить ее, но решил приберечь это для другого дня, когда мы будем в лучших отношениях.
Когда она, наконец, покончила с одним перцем, я нарезал остальные три, лук и курицу.
— Далее специи. Посыпь мясо и овощи по чайной ложке каждое, — сказал я, протягивая ей три маленькие баночки.
Закончив свою работу, она запрыгнула на стойку, чтобы выпить бокал вина, который я ей протянул.
Я глубоко вздохнул и собрал всю свою силу воли, чтобы удержаться от того, чтобы не проникнуть в пространство между ее ног и не завладеть ее ртом. Когда-нибудь она снова будет моей. Будет прямо здесь, на кухне, в этой самой позе, стонать мое имя.
— Где ты научился готовить? — спросила она.
— В основном сам экспериментировал. После смерти мамы папа пытался готовить для нас с братом, но его еда была дерьмовой. Через какое-то время он сдался и просто начал водить нас в «Макдоналдс» или «Тако Белл». Мне надоело есть фастфуд, поэтому я начал возиться на кухне. Сначала у меня это плохо получалось, но потом я освоился.
— Мне жаль.
— Не стоит. Если не считать того, что мамы там не было, мне это нравилось. — Я подошел к холодильнику и взял одну из принесенных мной бутылку пива. — Куда ты ездила?
— Решила навестить маму в последнюю минуту, — сказала она. — Подожди. Как ты узнал, что я уезжала?
— Я зашел, чтобы вручить тебе рождественский подарок, и увидел, что тебя нет. Я пару раз проверял дом, пока тебя не было.
— О. Тебе не нужно было этого делать, но спасибо. Ты действительно купил мне рождественский подарок? — спросила она.
— Разве не принято покупать своей жене подарок? Значит ли это, что ты мне ничего не купила? — Я изобразил удивление.
— Ты совсем не смешной.
Я улыбнулся.
— Ты говоришь это сейчас, но просто подожди, пока не получишь мой подарок.
Я купил ей кофейную кружку для ее коллекции. Я подумал, что это было забавно, и надеялся, что ей тоже понравится. Но теперь, увидев внутренности ее кухонных шкафчиков, я забеспокоился, что у нее уже могла быть такая.
— Я думал, ты говорила, что твоя мама живет в Италии. Это туда ты ездила?
— Именно там она и живет. И да, они живут в Милане, но обычно проводят каникулы на курорте на озере Комо. Я провела там пару недель с ней и Алессо.
— Я рад, что ты смогла навестить ее.
— Я тоже. А ты чем занимался?
— Ничем особенным. Взял несколько выходных на работе. Потратил некоторое время на колку дров. Почитал книгу.
— Ты никуда не ходил на Рождество? — спросила она.
— Ходил. Я пришел сюда.
Ее плечи опустились.
— Прости. Мне просто нужно было немного побыть вдали от дома.
Я отошел от острова, встал рядом с ней и наклонился к ее лицу, нежно взяв ее за подбородок.
— Я понимаю это, Эмми. Но больше никаких побегов. Я сказал тебе, что не отпущу тебя, так что тебе нужно привыкнуть к тому, что я есть в твоей жизни. Каждый день. Никакого больше личного пространства.
— Я еще не готова. Я только что разорвала пятилетние отношения.
— Приготовься, — сказал я. — Я думал о тебе каждый день в течение девяти лет, задавался вопросом, что ты делаешь. У меня были вопросы, которые я хотел задать, но не мог. Эти девять лет на моей совести. Это была моя ошибка — уйти от тебя, но я больше так не поступлю. И тебе не позволю этого сделать. Все, о чем я прошу — это время. Я докажу тебе, что ты снова можешь мне доверять.
— Я не буду обещать простить тебя, Ник. Мне все еще больно.
Боль, с которой она произнесла эти слова, была подобна удару в живот.
Я был таким гребаным мудаком.
— Мне не нужно обещаний. Просто шанс стереть эту боль, — сказал я и наклонился, чтобы коснуться своими губами ее губ. Она застыла как вкопанная, но это не помешало мне прижаться губами к ее губам на несколько идеальных секунд.
Когда я откинулся назад, в ее глазах заблестели слезы.
— Не плачь, моя милая Эмми.
Она шмыгнула носом и сморгнула слезы.
— Мы можем сменить тему?
— Да. На какую?
— Какую книгу ты читал на Рождество?
Я подошел к плите.
— Граф Монте-Кристо. Она моя любимая.
В течение следующего часа мы говорили о книгах и ужинали. Эмми расслабилась, и мы смогли наслаждаться обществом друг друга без драмы или стресса. Это была лучшая еда, которую я пробовал за последние годы. Потому что я наконец-то был со своей Эмми.
Эммелин
