— Ты не составишь мне компанию? — спрашивает он меня.
Я поднимаю вверх брови.
— Поедем поздравим мою маму. Она будет очень рада.
— А это удобно? — Мне жаль Стива. Я вообще всегда жалею в таких ситуациях мужчин. За что их так?
Стив рад, что я согласна.
— Она живет в маленьком городке примерно милях в двадцати отсюда. Она знает о тебе. — И спешит добавить, чтобы я не передумала: — Она любит меня и очень скучает, если я ее долго не навещаю.
— Конечно-конечно. — Я думаю о своей маме, бабушке Василисе. Я им часто звоню. Они полагают, что мне хорошо, и спокойны за меня. Но все равно ждут не дождутся встречи.
Мы едем по четырехполосному фривею, так у американцев называется скоростная трасса, и выезжаем на сельскую дорогу, которая ведет вдоль аккуратно рассаженных фруктовых деревьев. Я представляю себе есенинскую старушку, проплакавшую глаза в ожидании сына. Поэтому элегантная моложавая женщина в открытом вечернем платье, приветствующая гостей возле бассейна, воспринимается мной кем угодно, только не несчастной вдовой, скучающей по сыну.
— Это твоя мама? — удивленно спрашиваю я.
Глаза Стива светятся гордостью за маман.
— Вы настоящая красавица, — легко коснувшись моей щеки при поцелуе, восхищается мать Стива.
Прием с тортом и поздравлениями продолжался до позднего вечера.
Таким вниманием я не пользовалась никогда. Мужчины делали мне комплименты, а женщины разглядывали, как восьмое чудо света. Этим людям, живущим провинциальной американской жизнью, далеко от всех столиц, русских приходилось видеть только в кино.
От нескольких бокалов шампанского, которое пока еще мне можно было смаковать, я почувствовала себя веселой и счастливой. Нельзя же горевать все время!
— Вы такая чудесная пара! — с чувством воскликнула хозяйка приема, провожая нас до машины, и, как мне показалось, укоризненно посмотрела на сына.
Мы были в хорошем настроении, обсуждая прошедший вечер, и проскочили выезд на главную дорогу.
— Сейчас разберемся, — пообещал Стив.
Остановив машину на обочине, он полез в бардачок за картой, его пальцы нечаянно коснулись моего колена и на мгновение задержались. Он вопросительно заглянул мне в глаза, словно спрашивая разрешения. Я точно знала, что так поступать нельзя, что нарушаю все договоренности, но мое тело вышло из-под контроля. Влад не звонил, врач меня замучил анализами, тоска и одиночество заели. Хотелось тепла. Я прильнула к Стиву. Руки скользнули под пиджак, ощутили сорочку, пояс, я обняла его за талию.
Переднее сиденье автомобиля мягко опустилось вниз.
Стив был учтив и нежен. Его спортивное тело скользило по моему. Я чувствовала, как он думает обо мне, стараясь доставить удовольствие. Надо сказать, у него это получалось отлично. На вкус любовь по-американски напоминает спелый персик. Я люблю персики и в этот момент обожаю Стива. Он занимается любовью тихо, медленно, под мелодичную американскую музыку кантри. Мы будто танцуем танго, прижавшись друг к другу. Долго и томительно. Мне не хочется, чтобы музыка прерывалась или внезапно кончилась.
— Еще, — шепчут мои губы.
— Не волнуйся, дорогая, будет столько, сколько тебе захочется, — шепчет он мне в ответ.
За окнами теплая ночь, благоухающая апельсиновыми садами. В нашем занятии сексом нет дикой страсти. Такой секс можно назвать бархатным. Как сезон: без возмущений и взрывов, палящих лучей солнца. Он деликатный, без спешки, однако доводит меня до экстаза! И я, испытывая совсем новые ощущения, забываю о Владе, о неприятностях в фирме, позволяя себя любить еще и еще.
После этой ночи мое отношение к Стиву резко изменились. Мне хочется его увидеть. Не знаю, испытывает ли он те же самые чувства ко мне. Когда мы встречались, он вел себя точно так же, как всегда. Я же желала, чтобы он хоть чуточку изменился. Чтобы бросал на меня ласковые взгляды, спрашивал такое, о чем можем догадаться только мы вдвоем, только… вдвоем. Но этого не происходит.
Однажды ночью я проснулась от того, что в мою спальню кто-то зашел. Я почувствовала. Открыв глаза, увидела Стива. Он присел на краешек кровати и смотрит на меня.
— Ты такая красивая, твои волосы разметались по подушке, ты спишь, как ангел. — Он наклонился и поцеловал меня в губы.
Я не знала, противиться ли мне. И вообще как себя с ним вести дальше? Одно дело неожиданный порыв тогда в машине и другое… то, о чем он меня предупреждал. «Пальцем не дотронусь» — это была серьезная договоренность, и он это понимал, поэтому сидел, выжидал: решение за мной! Однако какие прагматичные американцы! Конечно же, мне очень хотелось, чтобы Стив лег рядом и мы вновь станцевали с ним тихое и такое нежное танго любви. Он положил мне на подушку белую розу. Она терпко пахла в ночи. И я не выдержала, протянула к нему руки.
— Иди, — шепнули мои губы. И еще мои губы поинтересовались, далеко ли Нэнси.
— Она не пришла сегодня, осталась на вилле у друзей.
Однако в доме должна находиться прислуга. На Стива не похоже. Он очень осторожен.
— А прислугу я отпустил, — словно отвечая на мои мысли, сказал он. И, чувствуя мое согласие, разделся донага.
Ярко светила луна, и его загорелое мускулистое тело влекло.
Он водил розой мне по животу. Крупные бархатные лепестки щекотали, опускаясь все ниже и ниже. Я закрыла глаза, извиваясь от желания. Но он продолжал свою изощренную сексуальную пытку. Лепестки розы касались губ и будили во мне желание, которое я не могла сдерживать. Я боролась с чувством, мне хотелось наброситься на Стива, но он словно нарочно медлил, наклоняя голову, еле-еле коснулся губами моего бедра, а затем, оторвав лепестки, засыпал ими мое лицо. Я боролась с ним, желая его все сильнее, потом начала злиться и требовать. Он тихо посмеивался надо мной. Я зажала его голову между своими бедрами. Я задыхалась от запаха лепестков, засыпавших мое лицо, и еще больше от желания иметь его. Не чувствовала, как закричала, как заставила Стива лечь на спину, как сама буквально оседлала его, словно скаковая лошадь.
— Попробуй не торопиться, — попросил он меня. — Тебе понравится.
Я попробовала.
Сдержанный по жизни американец в сексе оказался неуемным.
— Это дает новые ощущения. Это растягивает удовольствие, — нашептывал мне он. — Еще, еще медленнее.
— Не хочу, — стонала я, — хочу быстрее.
— Вот так, подержись за меня. — Он меня учил любить совсем по-другому.
Но это было не в моем характере. Ощущение, которое возникало, когда я возвышалась над человеком, словно распятым подо мной, было ощущением власти. Я гарцевала. Он молил не торопиться. Этот секс был для меня другим, томительно-сладким. Продолжительным, от которого, однако, не выбиваешься из сил, не устаешь, только временами возникали видения: мне казалось, что я плыву в лодке по безбрежному океану. Только изредка весло, то самое, одно-единственное, вздрагивает на волнах. Оно давало направление. У него твердый крепкий руль, с курса не собьешься. Рулевой не мой возлюбленный. Нет! Он чужой муж. Это придавало нашему сексу что-то запретное, то, что для меня навечно должно быть под замком. Запретный плод сладок. Это правда. И то, что Стив не стремился ко мне сам, еще больше подстегивало меня и злило. Но сейчас я властвовала над ним, я на коне. Он временно подчинялся. А точнее, играл со мной в свою игру.
