Она хотела сказать, что ей вообще ничего не нужно, но вспомнила, как Адам смотрел на нее, когда сказал «почти все». Он подумал об этом, устроил это. Это была часть сказки, и если ей придется продать пару картин, чтобы за нее расплатиться, — что ж, сказка того стоит.
— У меня нет предпочтений относительно дизайнера. Мне бы хотелось что-нибудь попроще.
Остался только унизительный вопрос о размере туалета.
— Пойду посмотрю, что мне удастся найти, — задумчиво сказала Сьюзен. — Как скоро вы поедете в салон?
— Мне назначено на двенадцать.
— Я принесу вам несколько моделей. Мы сможем что-нибудь выбрать.
— Хорошо.
Потом, поскольку телефон был у нее в руке, Мей позвонила домой и сказала Робби, что долетела благополучно. И просила передать Саффи, что ее брат цел и относительно невредим.
Когда Мей появилась, завернутая в толстый халат, Адам поднял голову.
— Привет! — сказал он. — Все в порядке?
— В общем, да. Но мне было неловко, когда пришлось сообщать мои размеры совершенно незнакомой женщине.
— Она не упала в обморок? — поинтересовался он.
— Возможно, да. Она очень долго молчала.
— Видимо, она старалась сдержать слезы зависти от того, что ты от голода не превратилась в скелет.
— Я делаю сладости и пироги, Адам. Я должна пробовать их, чтобы убедиться, что они хороши.
— Ценю твои жертвы, — сказал он, протягивая ей руку, и, когда она взяла ее, притянул ее к себе на колени и обнял за плечи, и она позволила себе положить голову ему на плечо.
Перед тем как принять ванну, она подколола волосы, но несколько влажных прядей вились у ее лица. Одна прядь коснулась его подбородка. Он пригладил ее и поцеловал. И увидел, что по ее щеке катится слеза.
— Эй, в чем дело?
— Я думала, что тебя больше нет.
— Что вполне могло бы случиться, если бы не ты.
— Дурачок, — сказала она и шутливо стукнула его по локтю.
— Ух, — сказал он, улыбкой маскируя гримасу боли. — Разве так разговаривают с мужчиной, который хочет доставить женщине удовольствие?
Она открыла рот и опять закрыла.
— Извини, Адам. Я думала, что все будет очень просто.
— Все просто, дорогая, все просто. — И прежде чем она успела догадаться, насколько на самом деле все просто, он заметил: — Но тебе пора. Ты опоздаешь в салон.
Она охнула, бросилась в спальню и через несколько минут вышла оттуда в брюках цвета горького шоколада и шелковой, цвета бронзы блузке, оттенявшей необычный цвет ее глаз. Ее густые волосы рассыпались по плечам. Такие волосы заставляют работать воображение мужчины. Если оно уже не сработало раньше.
— Встретимся в вестибюле в половине четвертого.
— В вестибюле? Но…
— Я закончу здесь, соберусь и пройдусь по саду. — Ему требовалось создать определенную дистанцию между собой и искушением. — Ты же не хочешь, чтобы я мешал тебе, когда ты будешь приводить себя в порядок?
— Что?
Ее глаза вдруг расширились, потемнели, затуманились инстинктивным, первобытным ответом на то, что она увидела в его глазах — жаркую, неудержимую тягу к женщине, которую он не испытывал никогда раньше. Его чувства восстали, готовые побороть его волю.
— А что, если мне понадобится помощь с молнией?
— Я умею только расстегивать молнии, — сказал Адам.
Предупреждение им обоим. Мей верила ему, верила, что его мотивы благородны.
Не то чтобы она в чем-то его винила. Зная ее, можно думать, что она скорее винит себя, извиняется за то, что воспользовалась им. Он не был уверен, вызвала эта мысль улыбку или желание плакать о ней. Возможно, понемногу того и другого. И он захотел обнять ее, сказать, что она замечательная, сексуальная, красивая, что любой мужчина был бы счастлив быть рядом с ней.
Она не двинулась с места. Она продолжала стоять и смотреть на него потемневшими глазами, раскрасневшись, слегка приоткрыв губы.
— Мей!
Она вздрогнула.
— Ну я пошла.
Она не могла сказать точно, что именно сейчас произошло. Нет, она не так наивна. Она знает. Но она не знает, как это могло произойти.
Как шутливое замечание — результат нервного напряжения, породило первобытный импульс, от которого вся ее плоть потянулась к Адаму и который заставил его ответить ей каждой клеточкой его тела, так, что воздух вокруг них превратился в горячий туман. И комната исчезла, и весь мир сосредоточился в нем.
На минуту она прислонилась к двери, потому что у нее дрожали колени. Она знала, что, если он шевельнет рукой, дотронется до нее, она не выдержит.
И он тоже знал.
Он предупредил ее: «Я умею только расстегивать молнии».
Но и тогда она не ушла. Не хотела уходить. Она хотела обнять его, всей плотью ощутить, что он жив. И всей плотью передать ему то, чего не могла сказать словами.
Адам не помнил, когда последний раз испытывал потребность в холодном душе.
Когда она спросила, будет ли их брак только росписью на куске бумаги, он сделал лживое утверждение. Лгал сердцем, если не словами, планировал хладнокровное обольщение, хотел, чтобы она умоляла его взять ее.
Но в то же время он знал, что она не сделала ему ничего плохого. Она отдала ему свое сердце, свою душу и отдала бы и тело, если бы их не обнаружили прежде, чем он, тогда неискушенный мальчишка, успел его взять.
Ему потребовалось оказаться на волосок от гибели, чтобы понять, что месть не приносит радости. Только жизнь. Значит, он возьмет Мей в жены на один год, будет жить с ней под одной крышей, ухаживать за ней, ждать ее. И когда срок формального брака истечет, предложит ей брак настоящий.
Да, он может владеть своими желаниями, но, если Мей опять вспыхнет так, как сейчас, он ни в чем не уверен.
Мей провела в салоне, кажется, целую вечность. Но когда она вышла, ее непослушные, мышиного цвета волосы были вымыты и причесаны. Теперь это была роскошная, блестящая мышь, с волосами, свернутыми в мягкий пучок, из которого выбивались отдельные аккуратно завитые, послушные пряди.
Визажистка смягчила ее кожу и наложила тональный крем. Маникюрша, с ужасом посмотрев на ее огрубевшие от работы ногти, привела их в порядок и покрыла лаком. И кто-то, кого она так и не увидела, сделал ей такой педикюр, что не хотелось надевать туфли. И все это время Сьюзен показывала ей различные образцы одежды и следила за ее реакцией на фасон, цвет, ткань.
Все принимали участие, давали советы и в конце концов отобрали четыре платья.
— Вот это то, что надо, — сказала Сьюзен, когда, вернувшись в номер, Мей примерила костюм цвета старого бренди. — Я сразу поняла это, увидев вашу блузку. Это именно ваш цвет.
