— Как ты обходишься без экономки?
Справедливый вопрос, сказала себе Парис, и заслуживающий внятного ответа. Нечего воображать его слова пощечиной проклюнувшемуся у нее чувству собственного достоинства.
— Я покупаю готовые продукты или заказываю обед.
Оладья шмякнулась на тарелку. Он налил еще немного теста на сковородку. Опять ее невероятно поразило, насколько по-домашнему он выглядит, и она позволила себе на мгновение отдаться мечтам. Вот бы каждый день просыпаться, а Джек, полуобнаженный и прекрасный, у нее на кухне…
Полуобнаженный, потому что его рубашка комом валяется на полу в ванной! Готовящий, потому что она ни на что не способна!
Ненавидя свою бесполезность, но твердо решив не предаваться напрасным самобичеваниям, Парис двинулась к буфету. Придется брать уроки: компьютер и кулинария. Она улыбнулась своей нетерпеливости. Возможно, лучше пока ограничиться чем-нибудь одним? Начать надо бы с компьютера, нужного для работы.
Водрузив сироп рядом с тарелкой, на которой возвышалась горка испеченных Джеком оладий, она стала искать приборы и салфетки и заметила кофе. Он сварил настоящий кофе, потому что она ненавидит растворимый. Он приготовил! Он остался!
— Не ожидала ничего подобного, — медленно сказала Парис. — Я думала, мы пойдем куда-нибудь. Нет!
На самом деле я думала, что ты уйдешь.
Его руки замерли, но он не оторвал глаз от стряпни.
— Ты бы предпочла это?
— Нет. Конечно, нет. — Она помедлила, смутившись. — Надеюсь, ты не возражаешь, что вся работа на тебе.
— Не возражаю. — Не раскрылся ни на секунду, предостерегая ее от поспешных выводов. — Мне нравится готовить.
— Да, вижу. — Она искоса взглянула на Джека, восхищаясь его мастерством и густым сладким ароматом, соблазнительно вползавшим в ноздри, дразнящим ее любопытство. — Где ты научился? — (Он повернулся, скептически приподняв бровь.) — Не пойми меня превратно, но мне показалось, что в вашей семье мужские и женские обязанности строго распределены. Или, может, ты на курсах учился?
Легкая усмешка. Хоть что-то…
— Никаких специальных курсов. И ты права относительно моей семьи. После того, как я стал жить отдельно, пришлось научиться.
— Выступаешь против домашней прислуги? — поддразнила она.
Он громко расхохотался. Парис почувствовала себя до нелепости польщенной.
— Никакой прислуги. Только четверо холостяков, работающих каждый за двоих. Вообрази горы грязного белья и валяющиеся повсюду распакованные картонные коробки. Сложная обстановка для выживания.
— Значит, кулинарии ты учился не у своих приятелей?
— У одной из их сестер, вообще-то.
Воспоминание промелькнуло у него на лице, и растущая радость Парис мгновенно угасла. Нет. Она не будет думать о том, что означает эта легкая улыбка и чему еще он мог выучиться у той сестры приятеля.
Не позволит ревности отравить изумительно прекрасный, легкий, полный скрытой радости разговор.
— А когда ты переехал в Орчард-Хиллс?
— Почти три года назад.
— Почему туда? На работу далеко добираться.
— Ну и что? Мне надоело жить в квартире. Хочется пространства, воздуха. Для семьи местечко самое подходящее.
— Да. — Она улыбнулась, вспоминая разбушевавшихся собак и детей, но старательно не думая о собственных собаках и детях. — Почти идеал.
— Только почти. — Его взгляд встретился с ее взглядом, и улыбка померкла, стоило ему подумать, что требуется для того, чтобы сделать место абсолютно идеальным. Она! — Есть несколько вещей, о которых я должен позаботиться, — медленно, серьезно сказал Джек.
Парис вздрогнула, беспокойно оглянулась. Ей вовсе не хотелось слышать об этих вещах. И Джек принудил себя отступить. Ему не хотелось терять недавно обретенную легкость общения. Не хотелось, чтобы она снова отвернулась от него. Не от него, с неожиданной ясностью осознал он. От собственных чувств.
Когда Парис не может их скрыть, она от них убегает.
Понимание доставило ему удовлетворение и помогло найти правильный тон для продолжения беседы. Он повернулся к поджаренным оладьям.
— Ты готова поесть?
— Я думала, ты никогда не спросишь. — Она улыбнулась, видимо успокоившись и следя, как он поливает сиропом стопку оладий. — Надеюсь, это все мне?
— Да тебе и половины не съесть.
— Спорим? Я умираю с голоду.
Джек поднял тарелку, подцепил вилкой одну оладью и поднес к ее губам. Только после этого он заметил, что ее внимание приковано к его груди.
— У тебя мука… там.
— Ничего — не больно, — и ткнул ей в губы оладьей. Открывай рот.
Она подчинилась. Закрыла глаза и изобразила крайнюю степень удовольствия.
— Вкусно, а? — Он придвинулся ближе, чтобы почувствовать нежное касание ее рукава к своей руке, вдохнуть легкий ванильный запах ее кожи, насладиться ее божественным видом. Но и только.
Надкусив еще раз, она отодвинула его руку в сторону.
— Ты не должен меня кормить.
— Не должен. Но мне хочется.
— Никто не делал для меня ничего подобного.
Коротко вздохнув, она зачастила:
— Понимаешь, всегда кого-нибудь нанимали или за кем-то посылали. У меня были люди, которые для меня готовили и получали плату. Эй, ты ведь не ожидаешь, что твои услуги будут оплачены?
— Я ничего не ожидаю.
— Ты уже говорил об этом.
В тяжелом молчании Джек услышал шелест шелка: Парис шевельнулась. Он почувствовал, как что-то откликнулось в нем, глубоко внутри. Несколько фраз вдруг совершенно ясно расставили вещи по своим местам. Родители, выражающие свою любовь с помощью денег, жених, использующий ее деньги. Никого, кто чего-то ждал от нее самой. И она перестала ждать от людей чего-нибудь.
— Так, хорошо, тогда в связи со сказанным я должен признаться. — Он осторожно поставил тарелку на стойку, отступил назад и обхватил ладонями ее лицо. — Я лгал.
Некоторое время он позволил себе полюбоваться ее удивленно расширившимися глазами.
— Я многого ожидал от тебя, возможно, излишне многого. Потому, видимо, и стал убеждать себя, что ничего не жду. Самообман. А ведь времени постоянно не хватает. — Его губы приблизились к ее губам. Время и теперь поджимает, так что, может, начнем не торопясь, по порядку?
Ответом ему был неуловимый кивок.
— Сначала относительно того, что беспокоит меня больше всего. Терпеть не могу, когда ты отворачиваешься, словно у тебя в глазах мелькает какая-то мысль, сомнение, а ты ее скрываешь или отодвигаешь в сторону. Мне хочется, чтобы мы были честны друг с другом. Прямо говорили обо всем. Как думаешь, сможешь справиться?
Она облизала губы, глаза сосредоточенно глядели на его рот, словно ожидая, что из него выпрыгнут еще какие-нибудь неожиданные слова.
