— Я все отлично поняла, мистер Холивелл, — заверила его Джессика. — И я очень хорошо представляю себе, что именно вы предлагаете.
— Нет, вы не поняли! — загремел он. — Выслушайте же меня до конца. Все будет организовано так, как вы захотите. Я буду генеральным директором этой шарашки, но я обязательно буду прислушиваться к вашим советам и рекомендациям. Наши деловые взаимоотношения будут настолько тесными, насколько вы сами захотите. Координация работы морской и воздушной служб способна дать нам…
Холивелл неожиданно замолчал. Внучка старика Фрейзера смотрела на него такими глазами, словно он только что упал с дерева. Он надеялся, что здравый смысл в конце концов возобладает — вот и принялся расписывать все выгоды партнерства. Теперь же он чувствовал себя дураком.
— Вы забыли, мистер Холивелл, — сказала Джессика таким тоном, что на Карлтона повеяло морозом, словно из открытой дверцы мясного рефрижератора, — что я всего лишь исполнительный директор и, следовательно, не имею достаточных полномочий ни принять, ни отвергнуть ваше предложение. Вам придется обсудить этот вопрос с моим дедом. Но даже если бы у меня были такие полномочия, я бы не стала даже рассматривать предложение о слиянии. «Голубая Чайка» значит для меня столько же, сколько она значит для человека, который ее создал, и я хочу управлять ею по-своему. Рыцарь на белом коне или на черном — для меня это не имеет значения. Я уже давно не верю в чудеса. Холивелла охватила ярость. Он буквально чувствовал, как вздуваются на висках и на шее жилы. Черная кровь бросилась ему в голову.
— Вы хотите сказать, что я веду нечестную игру? — прохрипел он.
— Я хочу сказать, что ваше предложение мне не подходит. Надеюсь, это понятно?
— Послушайте, я сам пришел сюда поговорить с вами, поговорить по-хорошему…
— По-хорошему вы говорили только до тех пор, пока я не начала вам возражать. Пока я оставалась для вас — как это вы выразились? — «крошкой». Так вот, я не подхожу под это определение. Постарайтесь это усвоить.
— Ты — хитрожопая маленькая сучка, вот кто ты такая! — сообщил Джессике Холивелл. — Ты пожалеешь о своем отказе еще до того, как все закончится.
— Возможно, но я в этом сомневаюсь. А теперь прошу меня простить, но меня ждут в другом месте.
Она действительно собиралась выставить его, Карлтона Холивелла, из своего кабинета! Он не верил своим ушам! Да кем, черт возьми, она себя считает?
Холивелл рывком сдвинулся с места и шагнул к дверям.
При его приближении Джессика отступила в сторону, давая ему пройти, но Карлтон развернулся так, чтобы врезаться в нее плечом, чтобы показать этой заносчивой суке, кто хозяин положения. А если ему еще удастся цапнуть ее за сиську, что ж — в этом ей придется винить только саму себя.
Из-за стола в приемной вскочила черная секретарша. Она явно слышала их разговор, видела, что он собирается сделать, и с ее губ сорвалось какое-то невнятное восклицание.
Холивелл уже готов был протаранить Джессику, когда в приемной неожиданно появился еще один человек. Он двигался легко и быстро; Холивелл не успел даже заметить, как получилось, что незнакомец оказался возле самой двери кабинета. Он был выше Карлтона и гораздо шире в плечах; казалось, он совершенно спокоен и расслаблен, даже на лице его не было заметно никакого особенного выражения, но под его взглядом Холивелл почувствовал себя так, будто на него направили заряженное ружье. Незнакомец был силен и опасен… Ох, как он был опасен!
Карлтон Холивелл замешкался на полушаге и на всякий случай сжал кулаки. Проучить дамочку он еще успеет. Сейчас главное — унести ноги.
Обогнув Джессику, он выскочил из кабинета и, бросив через плечо угрожающее «вы еще пожалеете!», скрылся за дверью.
Джессика ничего не ответила. По правде говоря, она так испугалась, что не смогла бы, наверное, произнести ни слова, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Лишь услышав, как хлопнула дверь офиса, она с облегчением выдохнула воздух и повернулась к незнакомцу со смущенной благодарной улыбкой…
…И замерла.
— Простите, что я без приглашения вторгся в ваши владения, сеньорита,
— сказал Рафаэль Кастеляр, слегка наклонив голову. — Дело в том, что моя предыдущая встреча закончилась неожиданно рано, и я взял на себя смелость заехать за вами. Моя машина к вашим услугам.
При первых звуках его голоса Джессика замерла. Она пыталась улыбнуться, сказать ему что-то, наконец — просто собраться с мыслями, но никак не могла справиться с охватившим ее волнением. Прошло, наверное, несколько секунд, прежде чем способность говорить снова вернулась к ней.
— В-вы… вы очень любезны, — с трудом выдавила она. — Через минуту я буду готова.
Взгляд Кастеляра скользнул за спину Джессике, где на столе в вазе стоял букет аметистово-лиловых орхидей, и снова остановился на ее лице. Твердые, словно отлитые из бронзы черты его лица чуть заметно оттаяли.
— Не подумайте, что я тороплю вас, — услышала Джессика его глубокий голос. — Просто, зная американскую пунктуальность, я подумал, что вы, вероятно, уже готовы. Если угодно, я могу подождать внизу, в машине.
Джессика отчаянно нуждалась во времени, чтобы успокоиться, привести в порядок взвинченные нервы и собрать сумочку. Кроме того, она вдруг подумала о том, что ей необходимо слегка подновить макияж, однако на это требовалось время, а заставлять Кастеляра ждать было бы верхом невоспитанности.
— Я очень ценю вашу любезность, — ответила Джессика, выдавив из себя улыбку, — но вам нет нужды спускаться. Присядьте, пожалуйста, через минуту я буду готова.
Запершись в крошечной туалетной комнате, примыкавшей к ее кабинету, Джессика достала розовую помаду, которая лучше всего шла к ее коралловому шелковому костюму, и приблизила лицо к зеркалу. Только тут она обнаружила, как сильно у нее дрожат руки. Подкрасив губы — для этого ей дважды пришлось воспользоваться салфеткой, — Джессика критически оглядела себя. В синеватом свете флуоресцентной лампы под потолком ее лицо выглядело мертвенно-бледным, и она решила добавить немного румян. Когда и с этим было покончено, Джессика крепко зажмурила глаза и, набрав полную грудь воздуха, медленно выдохнула через нос.
Но это нисколько ей не помогло. Слова Холивелла, произнесенные вызывающим и в то же время покровительственным тоном, продолжали звучать у нее в голове. Но откуда он знает? С кем он говорил? Что еще ему может быть известно о «Голубой Чайке»? Или о происшествии в Рио?
Это дельце может оказаться таким грязным, что вам вовек не отмыться.
Мог ли он иметь в виду то, что случилось с ней в Бразилии? Что он хотел сказать, когда грозил, что они еще пожалеют?
