- Ты со мной. Я на своей машине не проеду. В городе задница, а уж там-то!
- Ну да, конечно, - ехидно заметила я. – Как что, так Большой Черный Джип – это понты, а как по снегу ехать – так сразу круто. А на электричке?
- Ты знаешь, сколько там идти от электрички?
Меня разрывало пополам. С одной стороны, целый день вдвоем, за городом! А с другой… после пятничного разговора ничего хорошего я уже не ждала. Но даже если предположить, что это вдруг будет такой чудесный-волшебный день – что потом? Все равно он вернется домой к Заечке, а я к Герману. А мечтать не вредно – просто пользы никакой.
- Нин? – напомнил о себе Максим. – Я тебе Жорика заправлю.
- До полного бака? – поинтересовалась я вредно, уже сдаваясь.
- По рукам. Я в девять подъеду в офис.
- Подожди, у тебя смена до скольки?
- До восьми.
- Давай я лучше за тобой заскочу в полдевятого. Все равно через мост на ту сторону.
- Куда-то едешь? – деланно спокойно спросил Герман, когда я закончила разговор.
- Медпункт взломали, надо акт составить.
- Это твоя обязанность?
- И это тоже, - так же почти натурально спокойно ответила я. - К тому же у административного директора пузотерка, завязнет.
- Хочешь, я с тобой съезжу? – предложил он.
А что, это идея. Глядишь, подерутся. Засада в том, что дальше академии мы уже не уедем.
- Да не стоит. Там на полдня минимум. Опись, акт. Будешь сидеть скучать.
Спала я за ночь часа полтора в общей сложности. Вертелась с боку на бок, вставала воды попить. В шесть уже была на ногах. Снег к утру прекратился, прогноз обещал солнце и небольшой мороз. Красота!
Ровно в половине девятого я подобрала Максима у академии. Сердце частило, да и в целом потряхивало. Надо было срочно успокоиться, не хватало только подтвердить репутацию бабы за рулем - обезьяны с гранатой. Хватит того, что зимой опозорилась. Но как ни пыталась я сосредоточиться, напряжение висело такое, что только искры не проскакивали. Максим молчал, я смотрела на дорогу, радио изо всех сил пыталось разрядить атмосферу, но у него не получалось.
Наконец, настоявшись в пробках, мы выбрались на кольцевую, а потом на «Сортавалу». Летом я бы открыла люк и окна, врубила музыку погромче и летела по левому ряду – сто десять разрешенных плюс двадцать нештрафуемых. Сейчас приходилось ползти восемьдесят. Полный привод – это не баран чихал. Если занесет на переднем приводе, надо добавить газу, если на заднем – сбросить. А если на полном – только молиться.
- Лихо, - сказал Максим, когда я сыграла в шашки между бетономешалкой и фурой. – Да ты, Нинка, Шумахер.
Я скосила на него глаза, и неожиданно мы оба рассмеялись. Напряжение чудесным образом ушло. Мы болтали – совсем как раньше. «Радио для двоих» играло мои любимые песни. Поднялось солнце, снег сиял так, что мне пришлось достать из бардачка темные очки. Вдоль дороги тянулся бесконечный лес – сосны, ели, березы. Я всегда любила солнечный морозный декабрь: в воздухе понемногу разливалось новогоднее волшебство. И хотя сейчас мне особо нечего было ждать, ощущение сказки все равно захватило, как в детстве.
- Ты там хоть был? – спросила я, когда мы проехали развязку на Агалатово.
- Два года назад, летом. Когда открывали. Доедем до съезда на Васкелово, свернем, а там наберу Ирину, подскажет.
Ириной звали фельдшера медпункта, я с ней встречалась на тренинге по документации. Ей действительно пришлось работать нашим навигатором – мой искать садоводство категорически отказался. По раздолбанному и заснеженному шоссе мы тащились, наверно, с полчаса. Его, похоже, еще ни разу не чистили, машины пробили в снегу две глубокие колеи. Мы проехали мимо замерзшего озера, и на дереве промелькнул указатель «Медпункт».
- Да блин, здесь только на танке надо, - проворчала я, свернув на узкую дорожку. Точнее, намек на дорожку.
Следуя инструкциям Ирины, ехать надо было до магазина, а потом еще пару раз повернуть. Но когда впереди показался ярко-желтый кирпичик, дорогу перерезала глубокая траншея.
- Ир, чего тут за фигня на дороге? – спросил Максим в телефон.
- Черт, я забыла, - ответила она. – Трубу газовую меняют.
- И что?
- Или обратно на шоссе и в объезд мимо военной части, или бросьте машину там и пешком. Минут пять-семь.
Посовещавшись, мы решили идти пешком. Перебрались по мосткам через канаву и пошли по пустынной улице. Внутри пузырилась беспричинная радость. Я слепила увесистый снежок и запустила Максиму в спину. И получила в ответ целый залп. Завизжала, влезла в сугроб, завязла там, и ему пришлось меня вытаскивать. И с каким сожалением я отпустила его руку, когда выбралась! Хотелось идти так и идти, но медпункт оказался совсем близко.
- Я вчера в город ездила, - рассказывала Ирина, кутаясь в полушубок: выбитое окно заделали досками, но внутри все равно было холодно. – Приехала – стекло разбито, внутри все раскидано. Сразу в полицию позвонила, потом вам.
- По спискам у тебя ничего нет? – спросил Максим, раскрыв папку с документами.
- Каким спискам? – не поняла я.
- Наркотические, психотропные, яды.
- У меня и сейфа-то нет. Тащить нечего. Спиртовые салфетки? Сгребли все подряд.
- Уже проще, что списочного нет. Вот ведь заразы, нет чтобы в январе забраться, тогда не надо было бы по всему году движение медикаментов сверять.
- Так сверьте по ноябрю, - обиженно надулась Ирина.
Максим покосился на нее, но ничего не ответил. Ясное дело, неприятно, ощущение, что заведомо в чем-то подозревают, но порядок есть порядок. По большому счету, мне там делать было нечего, только подписать акт в конце, поэтому я тихо сидела в углу и посматривала на Максима.
Мне страшно нравилось смотреть на него, но на работе я не могла себе этого позволить. Не хотелось демонстрировать интерес, да и некогда было. Зато сейчас ничего не мешало наблюдать, как он просматривает графы распечаток, то запуская пятерню в волосы, то постукивая ногтем по зубам, пересчитает ампулы и упаковки лекарств, записывает цифры. Он хмурился, брови то сдвигались, то разбегались, губы шевелились.
- Борщ будете? – спросила Ирина.
- Что? – Максим посмотрел на нее с недоумением. – А, давай. Спасибо.
Закончили мы в третьем часу. Подписали все бумаги, пообедали и отправились обратно. Солнце светило все так же ярко, хотя и начало потихоньку опускаться. Мы с Максимом шли и болтали и вдруг обнаружили, что после второго поворота оказались не у магазина, а у лесополосы.
- Кажется, не там свернули, - сказала я. – Пойдем обратно?
- Смотри, тут тропа через лес. Кажется, в ту сторону, куда нам надо. Пойдем, посмотрим? Вроде, особо не торопимся. Когда еще в лесу зимой погуляем?
Мы шли по узенькой тропинке, петляющей между деревьями. Максим впереди, я за ним, и он не мог видеть, как я улыбаюсь до ушей. Не хотелось думать ни о чем. Только этот день – солнце, лес, снег и мы вдвоем…
Все та же глубокая канава перечеркнула тропинку. Две узкие дощечки, засыпанные снегом, выглядели хлипко и опасно.
- Подожди, - сказал Максим, пробуя их ногой. – Я тебе помогу.
Он перебрался на другую сторону, повернулся ко мне. Солнце слепило глаза, и я видела только его силуэт. Именно это приснилось мне полгода назад в больнице: темная мужская фигура на белом фоне и яркий свет сзади.
Максим протянул мне руку, я уцепилась за нее, шагнула на доску. Нога поехала по скользкому дереву, он рывком дернул меня к себе, подхватил под спину второй рукой, и я оказалась в его объятьях.
Его глаза были так близко – сейчас совсем темные, как небо перед грозой. И все вокруг исчезло. Я потянулась к нему, как цветок тянется к солнцу. Его губы – теплые, чуть обветренные – коснулись моих, легко, нежно. Потом тверже, настойчивее. Язык раздвинул их, проскользнул между ними. У меня закружилась голова. Хотелось, чтобы поцелуй продолжался вечно. Как давно я мечтала об этом – а сама испугалась в пятницу.
Мы целовались еще долго, но все-таки это закончилось. На лицо Максима словно тень набежала. Отпустив меня, он посмотрел куда-то себе под ноги. И сказал тихо:
