— Доброй ночи, — посмотрел на молоденькую медсестру, которая, едва справляясь с волнением, теребила полу белого халата. — Мне нужен главврач…
— Эмм… а его сейчас нет… он…он уехал… в отпуске… да, в отпуске.
— Девушка, вам, конечно, волнение очень к лицу, вот румянец какой очаровательный, чего не скажешь о вранье… — коснулся пальцами ее подбородка, приподнимая его и заглядывая в глаза, которые она отводила в сторону. — Итак, попытка номер два — где я могу найти главврача…
Она метнула взгляд на коридор с левой стороны и я понял, что это было непроизвольно. Конечно же, мне не составило бы особого труда выволочить на суд публики докторишку, который трусливо закрылся в своем кабинете, подослав «разбираться» молоденькую девчонку. Но создавать лишний шум всегда глупо, к тому же в местах, которые такого не видали. Это лишнее внимание, лишние разговоры, лишние слухи и непредсказуемые последствия. Встречаться с Беликовым я собирался при других обстоятельствах.
Подошел к двери кабинета и, дернув за ручку, сжал зубы, конечно же, она закрыта. Черт, ненавижу эти комедии!
— Знаете, господин главврач, с некоторых пор я разучился считать, даже до трех. Сам откроешь или мне всю обойму разрядить? Ты тогда отойди подальше, к стенке, глядишь, и пронесет….
Услышал звуки приближающихся шагов, чего и следовало ожидать. Трус — это даже не диагноз, это приговор. Самому себе. А еще хуже быть глупым трусом — у того вообще отсутствует инстинкт самосохранения. Замок щелкнул и передо мной возник невзрачный низкорослый мужчина с дрожащими от ужаса руками. Он пока даже не понимал, чего от него хотят, а уже готов был заплакать, умоляя, чтобы его не трогали.
— Я не обираюсь тут церемониться, мне нужна Ксения Беликова. История болезни, информация, сколько она тут находится и как часто ей наносят визиты…
— Но… у нас нет такой пациентки…
Я схватил его за шею, сжимая ее со всей силы, и впечатал в стену.
— Несмотря на то, что врач среди нас ты, лечить сейчас начну я. Амнезию… У меня методы лечения новаторские, — сжал горло еще сильнее, чувствуя, как он начинает хрипеть и содрогаться, вытащил пистолет и ткнул им в живот, — проверим?
Он вцепился руками в мои пальцы, пытаясь их разжать, а выпученные от страха и боли глаза, словно кричали о том, что он созрел… Ослабевая захват, я дал ему отдышаться и откашляться.
— Беликовым можешь не прикрываться — он тебе уже не поможет.
Его глаза забегали, он словно пытался сообразить, что происходит и куда делся его многолетний покровитель.
— Историю болезни, тварь! — ударил в живот, удерживая при этом за шею, не позволяя согнутся от боли
— Не надо… прошу вас… сейчас… я все отдам…
— Не надо, говоришь, — еще один удар в живот, — а ребенка гадостью пичкать надо? Доктор Айболит, бл***. Что вы там девчонке в истории болезни нарисовали?
— Я… я… — он начал заикаться, унять участившееся дыхание никак не получалось, — у меня не было выбора… прошу вас… Я даже рад, что вы пришли… Что наконец-то все это прекратится…
Хм… прекратиться? Блефует? Лжет? Пытается переключить мое внимание?
— Много текста, мало действий. А должно быть наоборот. Учитель из меня хреновый — еще хуже, чем врач, объяснять во второй раз не стану, поэтому шевелись давай.
Он подошел к своему столу, доставая из кармана ключи, открыл его и, видимо, там же был размещен сейф. Повозившись с кодом, он достал из него папку с бумагами.
— Я не знаю, как вас зовут и кто вы, я так же понимаю, что сегодня может быть моя последняя смена в этой больнице, но… — увидел, как он сжал папку в руках и, положив ее на стол, отвернулся к окну, — но все это ….невыносимо. Я ведь не для этого пришел сюда… Я всегда хотел помочь…
Выслушивать исповедь униженного и оскорбленного не было никакого желания, но сейчас я понимал, что могу получить гораздо большее, чем слезливый рассказ. Он поник, словно прогибаясь под каким-то немыслимым грузом, который враз стал в сто крат тяжелее. Он повернулся ко мне и на его лице отобразился отпечаток разочарования и усталости.
— Вот то, что Вам нужно… Возможно, Вам удастся прекратить наконец-то мучения этой ни в чем не повинной девочки. Я столько лет наблюдаю за ней… она талантливая, — его рассказ время от времени прерывали тяжелые вздохи, — она рисует… замечательные рисунки… Не знаю, почему они так поступили с ней…
— С таким отцом лучше быть сиротой, я согласен, — я поддержал разговор, так как внутри у самого что-то сильно укололо.
— А мать-то чем лучше? Я даже не знаю, кого из них больше ненавижу…
— Мать? Вы знаете ее мать?
— Лучше бы не знал, поверьте. Понимаете, я человек маленький, что я могу в этой жизни… Да и сразу прижали меня, чтоб лишних вопросов не задавал… Только не могу я больше, — он сцепил зубы, даже лицо стало другим — не таким ничтожным. Так бывает, когда тело как будто освобождается от невидимых кандалов, когда ощущаешь во рту вкус облегчения, а принятое решение наполняет какой-то невиданной силой. — Не могу и не буду! Год за годом в вечном страхе и прячась от угрызений совести… Будь что будет!
— Что с матерью? С чего ты взял, что это мать? Может, любовница Беликова… очередная.
— Да как же… мать, конечно. Татьяна… Породистая такая, зеленоглазая… Адвокатша…
Я пока не мог сообразить, как все эти куски собрать воедино, чтобы увидеть полную картину, и понял, насколько верным было решение приехать сюда сразу же. Моего визита никто не ожидал, ни сам докторишка, ни тем более Беликов, а эффект неожиданности всегда застает врасплох. Когда человек не готов к ситуации, он выдает истинные эмоции и действует импульсивно.
— И часто ли она сюда приезжала и какие указания давала?
— Да не часто… какое там часто… и то, чтоб проверить, что исправно лекарства даем… Ни слова ласкового не скажет, ни обнимет… Знаете, я повидал всякого, и смерть видел, и горе человеческое, отчаяние, которое людей подкашивает от утрат, но… нет ничего страшнее равнодушия.
Я начал усиленно думать, пытаясь понять, какой вариант будет самым удачным. Вывезти отсюда посреди ночи Ксению — все равно что перечеркнуть весь план, который мы с Максом разработали. Татьяна, оказывается, та еще сука, стерва под шкурой жертвы. Только с ее разоблачением придется пока помедлить, вначале Макс должен выудить у нее то, что нам нужно.
— Значит так, девчонка остается здесь, прекращай ей всякую дрянь давать, и главное — молчи. Я своих людей в поселок пришлю, не бойся ничего. Мы поможем, прикроем, с Беликовым я позже решу все. Лишнее вякнешь — не только себя под пулю подведешь, все ясно?