Мучилась она, ну-ну...
— Я тебя понял, — холодно ответил Лев и поспешил попрощаться.
Нужно опять что-то решать с сыном и есть только один человек, который может повлиять на Степку.
Закончив совещание, Лев отправился на обед в ближайшее кафе. Долго крутил в руках телефон, придумывая что бы такого написать и наконец решился.
«Простите меня, Пташкина. Я был неправ, не знаю, как загладить свою вину».
Сообщение в мессенджере она прочитала, но отвечать не спешила и Лев уже было решил, что это конец. Самый настоящий и необратимый. По всем, что называется, фронтам.
Мать с ним не разговаривала. Стёпка тоже усердно делал вид, что знать его не знает. Только Аркадий пытался о чем-то поговорить, но с ним Лев и сам болтать не хотел. Полночи он ворочался с боку на бок, с ужасом представляя, что будет делать дальше. Все полетело в тартарары и конца и края этому тартарары не видать.
Он уже почти засыпал, когда тренькнул телефон. Сонно сощурился, морщась от света экрана. Открыл сообщение и прочитал «Бог простит» ...
Подумал было что это не так уж и плохо, что она в принципе ответила. Но развивать эту мысль дальше уже не моглось. Сон сморил Аверьянова, и он провалился в небытие.
* * *
Семь кругов ада — это то, что пришлось пройти несчастному Льву в поисках няни. По второму кругу, когда еще не забыт был первый, и всякий раз испытывая то самое чувство дежавю. И вновь раз за разом новенькие нянечки в ужасе сверкая пятками, проклинали все на свете и обещали на веки вечные забыть эту неблагодарную и опасную работу, исчезая в призрачном закате.
В конце концов директора компаний по подбору персонала непрозрачно стали намекать Льву, что как бы это всё... кончились нянечки и других еще не подвозили. В общем давали ему от ворот поворот, потому что Аверьянов может и богатый клиент, но женщины все же не казенные. Эдак скоро работать некому будет, всех на Стёпку изведут.
Аверьянов был в отчаянии и в конце концов вызвал сына на «серьезный мужской разговор».
Степка вяло ковырялся вилкой между зубов и делал вид, что все это вообще его не касается.
— Ты понимаешь, что ставишь меня в безвыходное положение?!
— Сдай меня в детский дом и дело с концом...
— Да что ты заладил — детский дом, детский дом! — не выдержав прикрикнул Лев, — На самом деле что ли ждешь, что сдамся и сдам?..
Степка поднял ничего не выражающий взгляд на отца и спокойно спросил:
— А сможешь?
— Ай... Да ну тебя... Ну что тебе нужно, что, а? Я с тобой и так, и эдак. Но у меня работа. Ра-бо-та! Понимаешь ты, нет? Ты ведь уже не маленький, должен понимать, ну?! Ну чего ты выкобениваешься?!
— Я не выбекониваюсь... — прошептал дрожащим голосом Степка, — Я же не виноват, что они такие все...неумные. Шуток не понимают. Вот.
— Прям все не понимают? Да такого быть не может!
— Не все.
— Ну надо же! И кто такая юморная?
— Будто сам не знаешь... — буркнул сын.
— Только не надо мне напоминать про эту...эту...
— Ты не хочешь ее имя говорить, потому что боишься, что не сдержишься? Опять влюбишься, да?
Лев закатил глаза и потрепал Степку по рыжим волосам.
— Много ты понимаешь...
Теперь уже Стёпка закатил глаза и покачал головой.
— Ну что ты хочешь, давай уже как-то решать этот вопрос? – взяв себя в руки все-таки спросил Лев.
— Я не знаю. Точнее знаю, но тебя не устроит.
— Говори! — воодушевился Аверьянов.
— Да ты не захочешь...
— Вот те зуб!
— Обещаешь-обещаешь-обещаешь?
— Обещаю, слово пацана!
— Ну смотри, ты обещал...
— Да сказал же!
— Ладно, тогда передай Пташкиной, что я ее простил и очень жду.
— Что? Опять?!
— Ты обещал!
Возразить Льву было решительно нечего, но ворчать ему никто не запрещал. Поэтому он еще полчаса жаловался на судьбу, на Аркадия Петровича и на Пташкину. Особенно на Пташкину. А выдохшись зачем-то без передышки и подготовки отмочил:
— Мать звонила.
— А? Какая мать? — не сразу понял Степка.
— Твоя, какая же еще.
— А. Круто. — кивнул сын и быстро встал из-за стола.
— Эй, погоди, ты куда?
— Да у меня там эта...жаба...одна. Небось волнуется. Пойду я.
И опрометью бросился наверх. Лев немного подумал и решил не догонять пацана. Но в очередной раз сделал для себя вывод — слышать об Ольге Степка не хочет.
Лиля с Аркашей загорали во дворе, вольготно раскинувшись на шезлонгах. Аверьянов краем глаза заметил крадущегося к «папочке» Ваську и, сделав вид, что ничего не видит, подмигнул наглому котяре.
Через мгновение раздался истошный вопль и Лев чуть не запрыгал от удовольствия. Давно пора проучить вредного и бесполезного дядьку, но самому как-то не комильфо — а ну как маман окончательно обидится. А коту душевные терзания чужды и акт возмездия как раз кстати.
Короче молодец Васька, поднял настроение перед важным звонком. А звонить надо, сын просил Пташкину, значит придется переступать через гордость и уязвленное самолюбие. И вообще, это же он ее вроде как обидел? Или все не так было? Ой, да какая разница... нужна им Пташкина, значит надо ее как-то сюда затащить.
* * *
Мирослава взяла трубку только с седьмого гудка. Голос оказался заспанный.
— Я вас... — вяло пробормотала она и Лев усмехнулся.
— А я вас...
В трубке повисла напряженная пауза и Лев вдруг понял, как двусмысленно прозвучали его слова. Он-то хотел в тон ей пошутить, а вышло как вышло.
— Ну... это хорошо в общем-то. — хриплым голосом произнесла Мира и Лев понял, что вновь краснеет. Хорошо хоть не видит никто.
— Да...
Снова тишина, неловкое дыхание и его слова:
— Мира, Стёпка сказал, что простил вас и...
— И? — в голосе ее явственно промелькнули смешинки.
— И очень хочет видеть.
Пташкина молчала. Пять-четыре-три-два...
— Но если вы против, то я конечно пере...
— Нет! — перебила она. Слишком громко. — Я не против. Просто у меня завтра собеседование.
— Вы уже наши работу? — разочарованно потянул он, ругая себя за несдержанность.
— Да. То есть нет.
— Не понял...
— Ну то есть я завтра на собеседование иду, а тут вы.
— Не ходите...
— Ну конечно. А кто меня кормить будет?
Лев подумал-подумал немного и выпалил:
— Я.
18
МИРОСЛАВА
Аверьянов позвонил как всегда неожиданно. Мира только-только проснулась, благо статус безработной позволял спать хоть до полудня и не сразу поняла, что возле самого уха на тумбочке трезвонит телефон. Из гостиной доносился богатырский храп Вадика, и Мирослава с тоской подумала, что долго она его точно не выдержит. Вчера бывший парень и друг приперся подшофе и полчаса уговаривал Пташкину составить ему компанию и поговорить «для души и по душам». От спиртного она категорически отказалась, ибо уже не первый год соблюдала золотое правило — пить чаще двух раз в месяц — моветон и дурновкусие. Вот. А свои два раза она уже использовала строго по назначению и с нужными людьми. И, кажется, даже перерасходовала на пару месяцев вперед.
А вот от закуски она не отказалась, отнюдь. От души оголодавшая Пташкина наворачивала пиццу, роллы и прочую вкуснотищу, радуясь, что получила с паршивой овцы Вадика хоть шерсти клок. Так сказать, паёк за проживание.
В общем засиделись они допоздна.
Развязавшийся язык друга поведал о злоключениях в дурной компании и о долге в сумму... впрочем, услышав сумму Мира подавилась и пришла в себя лишь от попытки искусственного дыхания. Твердо заехала ребром ладони в переносицу Голованова и предупредила, что крайний срок для выезда — суббота. То есть послезавтра. Треснула и испугалась, а ну как пьяноватый Вадик врежет ей в ответ. Вот веселье-то будет, вот пересуды для соседей и знакомых. Брачные игры идиотов во всей красе. И попробуй докажи потом, что ты не верблюд.
