— Нам надо к Рихтману, я хочу знать подробности, — спустя несколько мгновений я беру себя в руки и твердо заявляю.
— Ему скорее всего некогда, а нам лучше здесь не оставаться. Ты помнишь, какой был план у брата и по какой причине?
Я киваю в ответ.
— Крыса может быть здесь, среди этих людей, которые охраняют его. Он сейчас следит за нами. Все мы — твоя брат, Рихтман и даже ты — помеха для их бизнеса, поэтому они хотят нас устранить и уже начали процесс.
— Тогда я тем более останусь здесь!
Оуэн и Аарон оставляют меня на некоторое время, отходят в сторону. До меня доносятся лишь обрывки фраз: «Это ты позволил ей приехать», «Это опасно!», «Звони Рихтману». Ко мне подходит все тот же молодой офицер и идеальной укладкой.
— Мне очень жаль, то, что произошло со специальным агентом страшная потеря для нас, — говорит он.
— Он не умер, чтобы вы так говорили.
Парень нервничает.
— Это потеря для дела, над которым он сейчас работает, — он пытается сгладить острые углы, а потом начинает допрос по новой. — А те колоритные молодые люди тоже его родственники?
Страх опутывают меня, какой-то этот тип подозрительный, он уже виделись в Управлении, сегодня они поздоровались, значит, знакомы. Что он имеет в виду, когда спрашивает родственники ли они, намекает на то, что мы вместе?
— Чего вы хотите от меня? — я повышаю голос, отчего мои мужчины пулей возвращаются ко мне, офицер Бриггс быстро отстраняется от меня, спешит по коридору к выходу.
— Что случилось, детка?
— Он какой-то странный, — пересказываю все, что произошло, после его Оуэн берет телефон и коротко говорит:
— Это точно он.
После этого мы уходим в сопровождении двух полицейских, едем в их машине в новое укрытие. Это будет уже третье убежище, если дом брата считать первым, а дом в Ланкастере — вторым. Я уже устала от происходящего, мне хочется спрятаться, скрыться от проблем, уснуть и проснуться уже тогда, когда все будет хорошо. Но я должна прожить каждую чертову минуту этой жизни, потому что это моя жизнь.
Пока машина петляет по округе я умоляю Оуэна рассказать мне все, что он знает, если бы он отказался это сделать, я не знаю, что со мной случилось бы. быть в полной изоляции невыносимо, но Оуэн, сжалившись надо мной, рассказывает все о Бриггсе.
Оказывается, что Рихтман и мой брат уже некоторое время подозревали Бриггса, но доказательств не было. Была лишь профессиональная чуйка, которая в этот раз не подвела. Парень был из очень хорошей семьи, единственный ребенок, родители которого работали в фармацевтической сфере, владели сетью аптек. Откуда и появилась тяга мальчика с разным таблеткам. Он воровал в аптеке родителей и продавал колеса друзьям сначала в школе, потом в колледже. Когда эта грязная история вскрылась, родители пытались прикрыть сына, замять скандал и полностью уничтожить любые свидетельства того, что совершил их ребенок. Они затолкали сына в полицейскую академию под крыло одного старого друга отца, там в строгости он должен был встать на путь исправления. Рихтман, узнав тайны семьи Бриггсов, сразу стал приглядывать за парнишкой. Предъявить ему за прошлые преступления было просто невозможно, особенно не имея на руках заявления в полицию. Да, и свидетелей-то найти было непросто. Слежка тоже ничего не давала.
Бриггс возможно встал бы на путь исправления, но на тот момент уже имел много плохих друзей, а главное, его заметил один очень крупный наркоторговец, но сразу он не был готов выйти на него. Бриггс долго доказывал свою преданность, служил и зарабатывал награды, устроился в УБН, сливал всю информацию, но делал это с максимальной осторожностью. Никаких личных встреч или звонков через основной мобильный. Они использовали только одноразовые телефоны, шифр, который могли понять только они. Рихтман во время прослушки его квартиры понимал, что он сливает данные, но доказательств было недостаточно. Начальство ордер на обыск и арест не давало.
Сегодня, когда Бриггс подошел ко мне, он уже знал, что почти раскрыл себя. Терять ему было нечего, поэтому задавал вопросы довольно открыто. Сейчас его ищет полиция и специальные агенты, а он и его люди скорее всего ищут нас.
На этот раз нам снимают номере в мотеле. Серьезно, это самый надежный вариант? Трехэтажное здание старого мотеля, который в свои лучшие времена принимал туристов или серферов, которые приезжали ловить волну. Здесь большая парковка и много места для досок, терраса и милые балкончики в некоторых номерах, вьюнки тянутся по специальной металлической решетке вверх от изножья здания до самого второго этажа. До берега минут пять ходьбы. Когда гул машин стихает, в такой же ветреный день, как этот, можно услышать шум волн. В былые времена это был прекрасный мотель, но теперь здесь ночуют парочки, которые хотят провести ночь, нелегалы прячутся от полиции. Мне не по себе от этого места, и той причины, которая нас сюда привела. В комнате давно не делали ремонт, мебель и стены многое здесь повидали. Я выглядываю в окно. Радует только вид на океан с третьего этажа прекрасен. Со второго и первого из-за высокого забора волн не увидеть.
Аарон обнимает меня, я готова расплакаться у него на плече, но он целует в висок и говорит шепотом:
— Здесь везде прослушка, это на тот случай, если ты захочешь обсудить что-то личное.
Я киваю, приходится опять взять себя в руки. Напряжение, которое копится во мне, вот-вот вырвется диким криком, но я держусь. Было бы отвратительно, если бы кто-то услышал мою истерику или узнал подробности наших отношений или. Так что спасибо Аарону за предупреждение. У меня заканчиваются силы, я просто забираюсь в постель и укрываюсь с головой, мне нужно побыть одной, а в небольшом пространстве мотеля это сделать невозможно.
«Хорошо ли охраняют брата?», — вот единственный вопрос, который звучит у меня в голове. Он в таком беззащитном состоянии. Мой смелый, сильный брат теперь ест с ложечки, не может самостоятельно сходить в туалет, не сможешь защитить себя, если кто-то захочет его убить. Проклятье! Я не могу думать об этом, потому что моментально в голове вырисовываются самые кошмарные сценарии. Рихтман сказал, что все в порядке, что с ним только проверенные бойцы, что брата уважают и ценят, и никто не позволит ему умереть. Почему мы ценим людей, только когда чуть не потеряли их, а в обычные дни говорим им гадости? Я так много не сказала брату, за многое его не поблагодарила, я не принимала его заботу, а сейчас он может умереть.
Мои мужчины ложатся рядом, но вскоре снова звонит Рихтман, я вздрагиваю от звука вибрации, прислушиваюсь, не выныривая из своего убежища. По расслабленной манере Аарона, который отвечает односложно и в основном только поддакивает, понимаю, что плохих новостей нет. После этого я проваливаюсь в сон.
15
Я просыпаюсь от мужских голосов, которые звучат в полной темноте. Не сразу понимаю, где нахожусь и что происходит, но инстинкт самосохранения говорит, что лучше лежать смирно и держаться тихо. Постепенно прихожу в себя, я все еще под легким одеялом в той же самой позе в том же мотеле, куда вчера мы приехали втроем. Сколько времени прошло, и что изменилось за эти часы? Случилось ли что-то страшное? Грегори…
Я не шевелюсь и слушаю, о чем говорят мужчины. Два голоса мне знакомы, но третий… Кажется, я его уже где-то слышала, но, возможно, я просто еще не проснулась.
— Вас охраняют четверо полицейских — двое снаружи и двое внутри в соседнем номере, я лично руковожу операцией, и больше не позволю никому пострадать.
— Я не спорю с тобой, просто говорю, что ты не должен был давать ей наш адрес, все стало сложнее из-за этого, — говорит Оуэн.
— А ты не подумал о том, что если бы я поступил иначе, она могла быть с Грегом прошлой ночью. И тогда что?
Все трое молчат. Значит, третий это Рихтман. Сказанное сразу вырисовывает альтернативную реальность, в которой я остаюсь с братом. Что было бы тогда? Смогла ли я его спасти или наоборот доставила больше проблем?
