Звонить ты пробовал?
Герман одарил товарища недовольным взглядом.
— По-твоему я совсем идиот? Думаешь, не знаю, как пользоваться телефоном? Конечно, звонил! Или хочешь сказать, что мне стоило отправить ей письмо голубиной почтой?
— Да нет, ну мало ли. Ты же не любишь звонить сам. Особенно подчинённым.
— Она уже не мой подчинённый.
— Тогда я вообще не понимаю, чего ты так волнуешься, — развёл руками Михаил.
Герман остановился. Он сжал губы, посмотрел вверх, размял шею, затем внезапно уставился на Михаила.
— Слушай! — процеживая каждую букву сквозь зубы, говорил он, — если бы я знал, чего я так волнуюсь, я бы обязательно тебя проинформировал.
— Очень интересно, — скорчил непонимающую мину Михаил. — Получается, что ты сам не знаешь, почему эта девчонка тебя так заботит?
Герман молча помотал головой, пафосно глядя куда-то в сторону.
— Тогда давай я тебе помогу. Так сказать, подскажу.
Герман резко повернулся к другу. Он чуть прищурил глаза, ожидая какого-то подвоха.
— Поможешь? — переспросил мужчина.
— Да, помогу, — подтвердил Михаил.
— И как же?
— Ты влюбился, дружище! — ошарашил его Михаил.
— Что ты такое несёшь?
— Слушай, у меня к тебе такой вопрос, — Почувствовав, что прав, Михаил решил подколоть друга. — Она тебе по ночам ещё не сниться?
— Ты издеваешься? — поджав губы и состроив максимально недовольную мину, произнёс Герман.
На Михаила такое выражение не подействовало. Ему было не до того. Ему явно было смешно.
— Ну если только немного. Вот столечко, — пальцами показал Михаил, после чего заулыбался ещё шире.
Герман положил руку на плечо друга и, пусть с некой долей злобы, но всё же по-дружески толкнул того вперёд. Михаил хохоча поддался толчку.
Некоторое время друзья шли молча. Наконец, всё время поглядывающий на Германа Михаил, не выдержал.
— А что такого? — спросил он. — Тебе не нравится девушка?
— Что ты всё заладил?
— Просто ответь на вопрос.
— Она… Герман чуть приподнял плечи, затряс головой, — она симпатичная.
— И всё?
— Что ещё ты хочешь услышать?
— Характер какой у неё?
— Странный, — отрезал Герман.
— Может, правильнее будет сказать, эксцентричный. Так сказать, не соскучишься.
— Это точно.
Михаил улыбнулся.
— Но с другой стороны она умеет быть послушной.
Герман снова прищурился и посмотрел на друга.
— Ты на что намекаешь. На то, что она послушная в постели?
— Ох-хо-хо! Ну ты друг сам это сказал, — Михаил поднял ладони. — Я чист. Ни о чём таком не думал. Если дойдёт до суда, я не имею к этому никакого отношения.
Герман отвернулся.
— Да ладно тебе, — Михаил хлопнул друга по спине. — Расслабься ты. Я же шучу. Чёрт его знает, как оно на самом деле. — Выдержав небольшую паузу, Михаил с довольной ухмылкой на лице сказал: — Какая она в постели? Может ты и прав. А может она та ещё штучка? Горячая, как лава. — Михаил наигранно задрожал всем телом. — Бр-р.
— Ты что-то перепутал. Это уже не горячая, а холодная получается.
— Да, точно… Что-то я перепутал…
Герман остановился, скорчил комичную мину непонимания.
— Как это вообще поможет нам понять, где она сейчас? — вдруг дошло до него.
— Да никак, — пожал плечами друг. — Просто хотел узнать, как ты на самом деле к ней относишься.
— Хорошо. Я отношусь к ней хорошо, — наконец признался Герман. — Ясно тебе? Ты доволен?
— Ну это и так было понятно, — пробубнил под нос Михаил. — Вопрос в том, на сколько хорошо.
Герман услышал каждое слово.
— На столько, что хочу найти её.
— А вот это уже интереснее! — оживился Михаил. — Может детектива наймём? А что, кстати, ты собираешься делать, когда всё-таки найдёшь её.
— Извинюсь.
— Извинишься? Ты?! С ума сошёл?!
Герман одарил Михаила удивлённым взглядом.
— В смысле?
— Ты же никогда ни перед кем не извиняешься.
Герман пожал плечами.
— Я действительно виноват перед ней. За то, что втянул во всё это.
— О-ох, дружище, похоже крепко же ты вляпался. Что, прямо по уши?
— Что по уши?
— Влюбился.
— Не говори глупостей.
— Великий Фористов Герман Дмитриевич собирается извиниться перед своей секретаршей за то, что заставил её работать на себя, — комично, голосом диктора зачитал Михаил. — Совсем недавно ты бы сказал, что она сама согласилась на это, а теперь вдруг берёшь вину на себя? Хочешь извиниться? Зачем? Чтобы показать свою человечность? А повод какой? Ты же предпочитаешь скрываться за маской! Нет, я конечно не против, чтобы ты стал прежним Германом, тем, который был с Ликой, но не надо тогда отрицать очевидных вещей.
— Не впутывай сюда лику! — злостно отозвался Герман.
— Я и не впутываю. Просто упомянул. Это были лучшие времена. Те
