потеряется. Я с того света дважды вернулся ради мести. Жил ею столько лет, а что потом? Ну грохну я Искоростецкого… закопаем живьем убийцу родителей, и что? Их ведь уже никогда не будет в нашей жизни. А что дальше? Что я буду делать? Я все 8, 5 лет просыпался и знал ради чего, а потом? Боль уйдет? Вот здесь перестанет печь? — Прижимаю кулак к груди, и рвать её хочется, только бы не болело.
— Нет. Не станет, Влад… Никогда не станет, но ради них мы будем жить дальше! Что бы оттуда смотрели, и стыдно за нас не было. Будут семьи, будут дети, и они… всегда будут они… вот здесь… — Повторяет мой жест и кладет руку себе на сердце.
— Живи ты так, Тим… Из нас двоих только у тебя так получится… Чтоб с детьми и семьей счастливой.
— Женись на ней, Влад! — Резко перебивает Князев, громко стукнув стаканом об стол. — Женись на Наташе, и хотя бы попробуй… попытайся. Вырасти Митьку. Сделай их счастливыми, и поверь, со временем ты и сам почувствуешь это внутри.
Киваю, понимая, что друг прав. Это выход, что б вновь в петлю не полезть, ведь еще полтора года назад я всё для себя решил. Вернулся в так и не законченный дом, спустился в подвал, поднял веревку и решил: когда всё закончится — я вернусь сюда. И если б не Митька…
На столе заплясал телефон Князева. Пока друг отвечал, я допивал остатки виски и уже порывался заказывать новую бутылку, но Тим остановил официанта.
— Да, да… Конечно. — Радостно воскликнул, и даже как-то засветился. — Я вас встречу, кинь номер рейса.
Закончив разговор, друг опрокинул свой стакан и заулыбался.
— Кто звонил? — Угрюмо спросил, понимая, что к моему делу этот звонок не имеет никакого отношения.
— Князев-старший! — Хорошо, что я допил раньше, чем алкоголь стал бы в моем горле комом.
— Покойный…? — С трудом произношу, а у Тима глаза на лоб лезут в прямом смысле.
— Второй. Дядька мой, помнишь Виталия?
— Ааа… Господи. — Выдыхаю с облегчением, а то било уже подумал, что у друга немного голова барахлить начала. — Чё хотел? Приезжает?
— Ага, — довольно кивает. — Всей семьей в гости едут. — Вижу, как сияет друг и на душе самому спокойно становится. Хоть у кого-то есть семья. Я видел дядю Тима всего раз, на похоронах. Он много лет живет заграницей и в России не частый гость. Помню только его траурное лицо и мокрые от слёз глаза, когда гроб с родным братом опускали в сырую землю. Но Тим часто о нем рассказывал. Дядька ему, как второй отец.
— Рад за тебя. Ты давай, отдохни, мы тебя дергать не будем пока. Сами с хлюпиком справимся, а ты с семьей побудь.
Это важно… Я бы тоже хотел, что бы у моего отца был брат. Взрослый, родной человек пусть рядом и иногда. Но, увы… у меня больше никого нет. Были только родители и бабушка, но она недолго протянула. Горе её подкосило как-то.
Воспоминания о ней вызвали внутри стыд. Я ей столько врал… Оберегал, как мог. Она так и не узнала, что родителей убили. До последнего думала, что погода сыграла роковую ошибку с их автомобилем. Не знала она и о том, что я был в больнице. Ни первый раз, ни второй. Тим писал ей смс от моего имени и врал, что я в штатах по делам, которые оставил отец.
Врал я и о ней… Только Князев знал, откуда у меня деньги. Даже друзья были не в курсе всех подробностей. Помню, как Кирилл когда-то поинтересовался, откуда у меня дома, машины, и прочее, а я соврал, сказал, что бабушка оставила наследство, которое я пустил в дело. Со временем, конечно, он узнал правду. Я чуть больше приоткрыл дверь в свою жизнь для нескольких людей и не жалею об этом. Пусть у меня нет семьи, но есть друзья. И не важно, сколько денег на моих счетах, я намного богаче, потому что эти люди рядом.
Оплатили счёт и покинули бар.
Свежий воздух, поистине, был глотком. Вдохнули и с наслаждением прикрыли глаза. Хоть ночи уже достаточно прохладные, но после удушающего дымного бара, улица показалась нам раем.
На прощание приобняли друг друга, я убедился, что друг удачно погрузился в такси, и неспешным шагом побрел вперед.
Нужно голову проветрить, а потом уже можно и машину поймать.
Повыше поднял ворот, спрятал руки в карманы и, низко опустив голову, зашагал вперед.
Народа на улице было не много, а мне хотелось быть единственным прохожим сейчас. Хочется тишины, хотя бы минуты покоя. А они всё галдят, несутся мимо, задевая меня своими пакетами.
Огляделся по сторонам в поисках какого-нибудь укромного места, и увидел дворы. Вряд ли там сейчас шастает народ.
Быстро пересек дорогу и, пройдя еще пару метров, завернул за угол.
Резкая боль в нижней челюсти прострелила яркой вспышкой. Пошатнувшись на ногах, не удержал равновесие и отлетел назад на асфальт.
В руках неприятно засаднило, перед глазами заплясали искры, а стояло мне поднять голову вверх, как мои глаза столкнулись со злыми глазами человека, возвышающегося надо мной.
— Ты…? — Последние силы разом покинули тело, и я упал спиной назад, больно ударившись затылком.
Влад
Голова заболела с такой силой, словно я не об асфальт приложился, а, по меньшей мере, о бетонную стену, и то с разбега.
Глазам потребовалось несколько минут, что бы снова обрести способность видеть, но лучше бы этого не происходило. Никогда не происходило…
Склонившись на бок и удерживая вес на локте, поднял голову, и меня разом чуть не разорвало от боли.
Глаза, которые я ошибочно принял за злые, смотрели на меня с неподдельным страхом, и это были… её глаза…
Лёгкие забыли, как дышать. Кровь сбилась с движения и забыла, как функционировать по венам. Сердце забыло, как биться. А я, практически, забыл, как жить…
Карина жалась к кирпичному углу дома и во все глаза таращилась на меня. Руки дрожали, ноги еле удерживали тело, и весь её вид… Она, будто, боялась до смерти… меня?
Бесшумно поднимаюсь на ноги, боясь спугнуть её. Мне казалось, что стоит сейчас сделать резкое движение, и она растворится, словно дымка. Но вот я встаю, делаю шаг, затем еще один и еще, а она, всё так же, стоит на месте, зыркая, словно загнанный в
