— Нин, зачем всё это: тигровые лосины, выходки всякие? Ты ж отличная девчонка?
— Да, — смущённо кивает Нинель, а потом открывает душу: — Трудно оставаться собой, когда каждый в округе считает своим долгом тебя задеть. Люди порой безжалостны в своей правде. Никого не волнует, что я с детства на гормонах и даже при желании не смогу похудеть. Зато каждый так и норовит окунуть тебя с головой в грязь. Сокол, мне хватило школы… Наверно, поэтому здесь я решила примерить на себя образ Нинель. Знаешь, импозантной даме с пышными формами живётся куда проще, чем скромной толстухе-заучке. Да и чего я тебе рассказываю. Ты же тоже в душе никакой не филолог…
— Я даже не Сокол, — пожимаю плечами, а потом обо всём рассказываю Нинель.
Она слушает меня внимательно, то и дело округляя глаза, а потом накрывает мою руку своей и заговорщицки шепчет:
— Ты ещё успеешь вернуться в сытую жизнь, Саш, но уже никогда — побыть бедным студентом, которого любят не за деньги и крутые тачки, а просто за то, он есть. Не спеши убегать, ладно?
И я киваю: Шах подождёт, правда?
Я так и не смог заснуть. Да и какой сон? В голове ураган мыслей, шквал воспоминаний, а вместо сердца проснувшийся вулкан.
Нинель права: сдаться я всегда успею! Но прежде чем уехать домой, я просто обязан влюбить в себя Пуговицу, а Царёву указать на дверь! Филатов я, в конце концов, или деревенская размазня?
Позабыв про обиды и воскресив в памяти все уловки по соблазнению неприступных красавиц, я почти лечу через весь город к дому Румянцевой. Из веток спелой рябины и огненно-рыжих кленовых листьев собираю букет. Даже рад, что кредитки украли, а в дырявом кармане чужих брюк нет ни рубля. Отчего-то уверен, что Пуговице мой гербарий понравится куда больше бездушных роз из холодильника.
К скромному подъезду серой пятиэтажки я подхожу с первыми лучами солнца. Жадно осматриваюсь по сторонам, дабы удостовериться, что не ошибся адресом, и смеюсь, как дурак. Честное слово, я какой-то дефективный мажор! В который раз западаю на девушку из хрущёвки, без имени и связей, статуса и денег! Одно радует, матери нет никакого дела до финансового состояния будущей невестки, а значит, судьба Шаха мне не грозит!
С необъяснимым волнением выискиваю взглядом Анькины окна: небольшое кухонное и лоджию. Представляю, как Румянцева, должно быть, нежится в кровати; как Хвост, растянувшись, валяется в её ногах. Чёрт, я впервые завидую кошаку!
Усевшись на лавочку, отведённую для словоохотливых старушек с пронырливым взглядом и горстью семечек в кармане, поправляю самодельный букет и никак не решаюсь набрать заветные цифры на домофоне. Как бы сильно сердце ни рвалось к любимой девочке, мне не хочется потревожить её сон. Аня и так по моей вине две ночи провела без сна.
Вытягиваю ноги. Зацепившись взглядом за пожёванные Ромашкой и до конца не просохшие кеды Соколова, усмехаюсь своей доле. А потом задираю голову к просыпающемуся небу и, прикрыв глаза, жду…
Впрочем, моё ожидание бесцеремонно нарушается скрипом входной двери и пиликаньем домофона, а уже в следующую секунду сменяется хриплым и до тошноты отвратным голосом Царёва.
— Эй, болезный? — на масленой морде урода красуется наглая ухмылка. — Ты чего здесь забыл?
— А ты?
Мои наивные мечты осыпаются на асфальт лепестками увядшей розы. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, какого чёрта парень под утро выходит из квартиры девушки. И всё же, я не ожидал такого от Ани.
— Тебе в деталях описать? – издевается Артур, ненароком поправляя ширинку на джинсах. Вот урод!
— Да пошёл ты, Царёв, — цежу сквозь зубы, едва совладав со рвущимся на свободу желанием пересчитать подонку все его зубы и случайно недосчитаться парочки.
Внутри всё сводит от ревности и разочарования. И вроде понимаю, что Румянцева взрослая девочка и ничего мне не обещала, но как же гадко ощущать себя за бортом.
— Ладно, чудила деревенская, — Царёв подходит чуть ближе и с презрительной жалостью смотрит на мои кеды. – Я сегодня добрый: Анюта постаралась! Так что на первый раз прощаю. А теперь взял свой веник в зубы и свалил отсюда.
Шкафообразный болван, как и все вокруг, судит по одёжке и не видит во мне соперника. Понимаю, что должен этим воспользоваться, но слепая ревность мешает нормально соображать.
— Ну, чего сидим? — сплёвывает Царёв в считаных сантиметрах от моей обуви. — На что надеемся, доходяга? Твой поезд сошел с рельс, не доехав даже до вокзала. Мы с Аней снова вместе. Она меня простила. Несколько раз за эту ночь.
Слова придурка становятся последней каплей. Как обезумевший вскакиваю со скамейки и, позабыв про букет, хватаю урода за грудки:
— Слушай сюда, клоун! — выпаливаю в лицо придурка, пока тот очумело хлопает глазёнками. — Повторять не стану. Аня теперь моя, а в твоих интересах исчезнуть из поля зрения раз и навсегда. Иначе сотру порошок. Уяснил, Царёв?
— Мухоморов обожрался, баянист? — с издёвкой морщит нос парень, а меня задевает неуместная откровенность Пуговицы. Зачем она всё ему рассказала? Неужели и правда простила? А может, любит его? Я запутался! Как бы сильно я ни рвался к Румянцевой, разрушать её счастье в угоду своих чувств — низко. Хотя, с другой стороны, в любви и на войне все средства хороши!
— Я тебя предупредил, — сжимаю челюсть и с ещё большей силой — кулаки на груди ублюдка. Я не отступлюсь! По крайней мере, пока об этом меня не попросит Аня.
— Засунь себе в зад свои предупреждения! — скалится Царёв и пытается скинуть с себя мои руки. В его глазах читается смятение. Он явно не ожидал ответа от деревенского лопуха. Артур привык, что его все боятся. Просто так… Потому что он Царёв. Чёрт! Знакомое чувство! Я и сам частенько пользовался своим именем, а если не помогало, не брезговал напомнить фамилию отчима. Как же это дешево выглядит со стороны!
— А то что? — отталкиваю от себя Царёва, а сам усмехаюсь: парень явно не в курсе, что выиграв с Румянцевой ночь, рискует проиграть войну.
— Сейчас узнаешь, — Артур резво стягивает с себя куртку и швыряет ту на лавку к моему букету, а потом не сводя с меня разъярённого взгляда, начинает медленно закатывать рукава. Покорно жду, когда клоун закончит свое выступление и наконец перейдёт к делу. Но Царёв медлит.
Вот же хлюпик! Он так не хочет драться, что пытается меня запугать! Надеется, что сбегу. И даже не догадывается, что начистить ему морду, мечтаю с ночи! И все же право первого удара оставляю за Царёвым. Я не забияка! Правда, в ответ бью больно и безжалостно.
Пока Артурчик собирается с силами, всего на мгновение перевожу взгляд к окнам моей девочки: я никак не могу поверить, что Аня выбрала не меня. Краем глаза замечаю её силуэт. Румянцева стоит на балконе и нервно кусает губы, то и дело поднимаясь на носочки для лучшего обзора. Она что-то кричит, но за закрытым окно её неслышно. Зато я решаю пойти ва-банк. Да и кто сказал, что Филатов всегда играет честно?
Царёв не брезгует воспользоваться заминкой и, размахнувшись, заносит кулак в направлении моей смазливой рожи. Уйти от удара — пара пустяков. Ещё проще и желаннее — нанести ответный. Но вместо этого, я ехидно улыбаюсь Артуру, а стоит моему носу хрустнуть под напором Царёвского кулака, наигранно падаю и притворяюсь, что потерял сознание.
Мой план срабатывает на все сто. Уже минут через пять сбегаются неравнодушные зрители в лице всего семейства Румянцевых. Как и следовало ожидать, девчонки только в кино выбирают победителей, а по факту начинают жалеть пострадавших. Вот и Пуговица склоняется над моим бездыханным телом. Гладит по голове. Ладонями касается щёк. Ласково просит очнуться, чуть громче – вызвать скорую. Но самое главное — она, как тигрица, рычит на Царёва, и прогоняет того со двора. Артурчик матерится, подозревает неладное, наверно, хватается за голову. Он не дурак! Понимает, что подобным ударом не свалить на землю даже пятиклашку, но факты — штука упрямая. Поворчав ещё немного, Царёв уходит, а я растворяюсь в Анькиной заботе, как кусок сахара в кипятке. Но если Румянцеву провести вокруг пальца не стоит никакого труда, то намётанный глаз её отца сразу подмечает неладное.
