силен, а в «отношеньках» совсем тормозишь? Ох, блин… о чем я спрашиваю…
- Я не торможу, Илона. Ты просто хреново объясняешь.
- Да уж, куда уж мне до вас! Вы только можете следить за тем, сколько ложек черной икры я съела, хотя икра эта в холодильнике килограммами преет.
- Я не следил.
- Проехали. В общем, если бы ты не сказал ей о том, что ты брат Феликса и тебе нужна ее дочь – сейчас было бы проще.
- Почему?
- Потому что она бы тогда думала, что нужна тебе сама. А теперь она будет сомневаться, решит, что ты только из-за дочери.
- Но я ведь реально из-за дочери.
- О! – Илона закатывает глаза, а я пытаюсь скрыть улыбку, ведь троллю ее по-черному, а она даже не сечет!
Конечно, я все понял. Да, ход не плохой.
Приударить за дамой, чтобы получить желаемое. Только…
Противно это как-то. Мерзко.
И… да, мне проще предложить бабки. Я считаю, что купить что-то не зазорно. И продать тоже.
Даже ребенка.
Более мерзко обманывать, притворяться, играть… в те же чувства играть!
- Ладно, Илона, считай на «Инфинити» ты заработала. Буду пробовать. Кстати, прямо сейчас и начну.
- Что? – округляет глаза, не понимая.
- Что «что»? Приударять! Ты же сама сказала?
- Ну… не сейчас же, ночь на дворе!
- Какая ночь? Всего-то девять вечера. Как раз… приеду, привезу букет роз, скажу, что был не прав.
- А я?
- А что ты?
- Я думала, мы с тобой…
- Нет, милая, извини, сегодня не получится. Сегодня я заигрываю с другой.
- Сволочь ты, Вишневский! И гад!
- То есть «Инфинити» тебе не нужна?
- Рома!
Ухмыляюсь. Нет, Илона мне нравится. Правда. Тем, что не врет. Она со мной потому, что у меня бабки. Если бы бабок не было – не было бы Илоны. Да, ей со мной хорошо, она меня даже по-своему, наверное, любит. Но деньги она любит больше. И в этом мы с ней очень похожи. И она прекрасно знает, что я на ней не женюсь. Нет у нее никаких иллюзий на мой счет. И у меня на ее счет иллюзий нет. Между нами бартер. Она дает мне то, что иногда надо мне, я даю ей то, что иногда надо ей. Прекрасные, здоровые отношения.
- Завтра пришлешь мне модель и цвет. Если есть в наличии в нашем салоне – к вечеру будет у тебя.
- Рома-а-ашка! – бросается ко мне на шею, обнимает.
Господи… О, женщины! Ничтожество вам имя! Прав был старик Гамлет, вместе с Шекспиром.
Не знаю, что меня реально дернуло, может и чёрт, но я быстро принимаю душ, переодеваюсь, заказываю букет нежных пионов и еду к Асе.
Звоню в дверь, уверенный, что она не откроет.
Открывает. Только не Ася, а зареванная Маруся.
- Что случилось?
- Гена… он Аленку забрал…
Что?
АСЯ.
- Никитин, ты с ума сошел? Остановись!
- Руки убрала! Хочешь, чтобы я полицию вызвал?
- Ты, полицию? Ты охамел в край, Гена! Какая полиция? Это я сейчас позвоню Утину, и тебя в СИЗО отправят, придурок!
- Звони! Хоть Утину, хоть Бутину, хоть самому… Звони! Ты вообще кто? Ты этой девочке никто, и звать тебя никак! И надо еще разобраться, куда ее мамаша пропащая делась! Вам, «простипомам», детей вообще доверять нельзя! Я еще потребую, чтобы опека проверила как ты старшую воспитываешь!
- Ты, кретин! А ну… Отдай мне ребенка!
- Я сказал, отвали, дай пройти! Найдешь бабки, получишь девочку назад.
- Никитин, ты понимаешь, что это не шутки! Я на самом деле позвоню куда следует и тебя…
- Звони! Звони, милая, обзвонись! Вот только после этого звонка ты точно ребенка не увидишь! Ни-ког-да! Опека – это не шутки. Там с такими как ты разговор короткий. Отошла! И учти, я пока, мать, прошу не так много. Мне нужно всего сто тысяч. Найдешь сто тысяч – получишь свою ляльку обратно.
Он отпихивает меня так, что я впечатываюсь в стену, голова звенит, все тело болит.
Бросаюсь на него еще раз, и он снова отшвыривает меня в сторону. Бьюсь на этот раз головой, и сползаю по стене, задыхаясь от слез.
Надо было мне открывать ему дверь!
Он ведь, когда звонил, таким голосом говорил. Заискивал. Просил просто отдать ему вещи, которые он у меня забыл. Обещал даже денег подкинуть.
- Настюх, ну я там, заработал немного, так что… могу, так сказать, с барского плеча. Мне очень нужны документики, они там лежат у тебя, в шкафу. Я заеду, а?
У меня даже мысли не возникло, что он…
Пришел, расселся на кухне, чаю попросил. Начал расспрашивать о том, о сем.
Я испугалась. Думала, он что-то узнал о Вишневском и его предложении!
Вот уж кто сразу бы побежал рассказывать, что мне не надо за ребенка деньги предлагать, что у меня просто можно забрать девочку и все. И ничего я не сделаю.
В смысле, по закону. Что я могу по закону? Да, наверное, ничего… Я ведь и Стасе, по сути, никто. Если копнуть. Я ей не мать. Не приемная мать. Была опекуном до восемнадцатилетия, всего полгода, потому что когда Лев умер ей было семнадцать.
Гена сначала вел себя нормально, а потом…
- Настенька, давай сразу к делу. Мне нужны деньги. Срочно.
- Ген, ты с ума сошел? Какие деньги?
- Такие хрустящие бумажки, знаешь? Вот. Мне их надо не так много. Сто тысяч. И срочно.
- Нет у меня денег.
Я просто дар речи потеряла от его хамства!
Приходить в дом к женщине, которая одна тянет, по сути, троих детей, знать, что она ночами не спит, работает, чтобы их поднять, приходить и ничтоже сумняшеся требовать у нее деньги?
Сковородкой бы его огреть! Было бы очень правильно.
- Насть, я тебя не спрашиваю есть они у тебя, нет. Меня это не волнует. Я видел, у тебя хахаль появился какой-то, да? Так вот возьми и займи у него деньги. Думаю, ты, - оглядел меня плотоядным взглядом, после которого хочется помыться, - ты найдешь способ убедить его дать тебе бабки. И учти. Ты знаешь. Никакой полиции, никакого Утина-Шмутина. И мужику этому своему не говори, что бабки для меня. Поняла? Сделаешь все в лучшем
