подталкивая к ней тележку. – Бери все, что может понадобиться. Я думаю, на мансарде можно обустроить тебе мастерскую.
– Ты серьезно? – Ника закусывает губу.
– Конечно. Ты же здесь навсегда. Помнишь?
– Помню. Но иногда мне кажется, будто это какой-то сон, и ты ненастоящий.
– Это лишь потому, что ты недостаточно часто меня касаешься.
Ника откидывает голову и смеется:
– А что бы это изменило?
– Ты бы убедилась, что я самый обычный человек из плоти и крови. И что меня обуревают вполне человеческие страсти.
– О, это я знаю. Спасибо…
– За что?
– За то, что не стал настаивать на том, чтобы мы… – краснеет.
– Занялись любовью.
– Я знаю, как это называется.
– Вот и хорошо. Ну, ты тут выбирай, что тебе нужно, а я пока прошвырнусь по своим делам. Встретимся через полчаса на кассе. Тебе хватит времени?
Ника кивает, немного сбитая с толку резкой сменой темы беседы, но когда я, скупив все игрушки по Ромкиному списку, возвращаюсь в магазин художественных принадлежностей, у нее в тележке лежит только пара кисточек.
– Похоже, я потратил время с гораздо большей пользой, – улыбаюсь, потрясая пакетами в воздухе. – А ты почему потерялась?
– Я не потерялась. Просто…
– Что?
– Не знаю. Настроения нет. Вдохновения… Ничего не хочется, – Ника отводит глаза. Что-то тут нечисто. И я понятия не имею, как быть, ведь еще каких-то сорок минут назад все было хорошо.
– Ладно. А я, знаешь ли, капец как вдохновлен. Что это?
– Тушь…
– Ты ей пользуешься?
– Иногда. Постой! Что ты делаешь?
Ну, собственно, сгребаю с полок все, что попадается на глаза. Тушь, какие-то карандаши разной мягкости, ластики, мелки, краски. Ого! Они что, из золота? Ни хрена себе цены! Впрочем, мне не жалко. Нисколько. Только непонятно ценообразование. Кисти… Белка, силикон… Большая, маленькая, тонкая и толстая, плоская и, напротив, округлая.
– Да этой же кистью забор можно красить! – возмущается Ника.
– Не годится?
– Нет!
– Тогда показывай, что подходит. Я не собираюсь уходить с пустыми руками.
Никогда я еще не видел, чтобы женщина так реагировала на подарки. Чем больше мы нагребали, тем печальнее она становилась. А на кассе вообще едва не заплакала, повторяя снова и снова:
– Ну, зачем? Ну, дорого ведь… А вдруг оно вообще не понадобится?
– Чтобы сравнять вас с Ромкой в количество подарков, – шучу я.
– Так в этих пакетах…
– Все чинно, по списочку.
– Ты же сказал, что список остался дома!
– Ага, я его сфотографировал. – Чмокаю ее в нос. – Ну что такое? Почему глаза на мокром месте? Что-то случилось?
– Ничего. Знаешь, давай уж выдвигаться домой. Я беспокоюсь о Ромке.
– Да ничего ему не будет. Он под присмотром Сэма. Я хотел еще тебе каких-то вещей купить.
– Не надо, а?
Я оборачиваюсь. Глаза Ники совершенно больные. Видно, не прошла даром ее прогулка налегке. А я ведь говорил! Обеспокоенно трогаю Никин лоб ладонью.
– Жара вроде нет. А горло как, болит?
– Нет. Но мне как-то не по себе. Давай уедем?
Мне остается лишь согласиться. Не верить Нике у меня причин нет. Ее странное состояние я списываю на приближающуюся простуду. Все мы, болея, ведем себя не так, как всегда. На дорогу уходит меньше часа. Трассу расчистили, и с тех пор снега не было. Дома тоже все хорошо. Сэм, как бы криво-косо не говорил, с Романом общий язык находит.
– Долго вас не было. Что купили?
– Маме кисточки, краски…
Ну, не признаваться же мне, что в багажнике своего часа дожидаются и подарки сыну? Все-таки это сюрприз, а Ромка, как я и думал, дотошно инспектирует все занесенные в дом пакеты. Не найдя ничего для себя, обижается. И сколько ни старается того скрыть, ничего у него не выходит. Гашу улыбку, чтобы не обидеть того еще больше. Сердце переполнено нежностью…
Мы ужинаем, проводим вечер, пересматривая старые фильмы. И я же вижу, что с Никой что-то не то, но все кажется, будто у нас впереди куча времени, чтобы докопаться до истины. А потом, уже ночью, она голой забирается ко мне под одеяло, и я, совершенно от этого очумев, по глупости решаю, что именно этим и была вызвана ее тревога. И лишь когда становится слишком поздно, понимаю, как жестоко я ошибался.
Ника
Забираюсь под одеяло. Прижимаюсь грудью к Саввиной широкой спине. Я голая, и он, конечно, это чувствует, каменея в моих отчаянно сжавшихся руках.
– Ч-что такое, малышка? Что с тобой случилось?
Ничего… Ни-че-го! Я не хочу сейчас это обсуждать. У нас меньше времени, чем я думала, и терять его на болтовню мне не хочется. Веду рукой вверх по его твердому животу, груди, горлу… Накрываю ладонью губы и крепко-крепко прижимаюсь к его затылку губами. Я могу лишь надеяться, что сила моих чувств компенсирует отсутствие хоть какого-то опыта во всем… этом, но практически тут же сдуваюсь, не придумав, что делать дальше. Впрочем, от меня ничего и не требуется. Осознав мое замешательство, Савва берет командование на себя. Отстранив мою руку от своих губ, целует запястье. Перебирает губами костяшки. Следом накрывает ладонь и так же медленно ведет ею вниз. Мое сердце колотится, как ненормальное. Его тоже шарашит, отдавая в животе и… толстом члене, который он заставляет меня обхватить.
– Ч-ч-черт. Да. Вот так… – пару раз толкается бедрами мне в кулак и, тихо матерясь, переворачивается на спину.
Я сглатываю, не в силах отвести взгляда от его покачивающейся плоти. Во рту пересыхает.
– Ну, ты чего? Если хочешь, мы подождем еще…
На глазах выступают слезы. Я не хочу ждать! У меня не осталось времени. Я надеюсь спастись воспоминаниями об этой ночи, когда мне придется… Нет! Не сейчас. Я подумаю об этом после.
Трясу головой. Наклоняюсь резко, а Савва, напротив, тянется ко мне. Мы сталкиваемся, зубы клацают. Не быть мне роковой соблазнительницей. Все до того нескладно! Благо думать и загоняться на этот счет мне абсолютно некогда. Когда Савва меня целует, в голове не остается ни одной связной мысли, а тем более страха. Она вообще пуста… И это такая пьянящая легкость, что мне кажется, я вот-вот улечу.
– Скажи мне, как… – шепчу, облизав губы.
–
