И в то же время я не мог ничего ни сделать, ни сказать, ведь по легенде, я ничего о ней не знаю.
— Что случилось? — спросил я, надеясь, если она откроется мне, то хотя бы ей станет легче.
Лика набрала в легкие побольше воздуха и сказала:
— Мой муж он… — она остановилась, унимая дрожь в голосе. — … он не знает обо всем этом…
Лика обвела мокрыми глазами помещение главного зала, и сколько безнадежности и сожаления в них было…
— Он не знает, чем я тут занимаюсь, и никогда бы не позволил открывать кафе или заниматься чем-либо другим. Просто у него такие установки. Паршивые! Он убежден, что жена должна сидеть дома, воспитывать детей, вышивать крестиком или что там еще они делают… И если он узнает об этом месте, он все разнесет тут…
И вот она не сдержалась. Заплакала. Она представила, как все, чего она добилась упорным трудом разбивается вдребезги, и не справилась с эмоциями.
Большим пальцем я поглаживал ее плечо, не позволяя себе большего, но это не успокаивало ее.
— Как он узнает?
— Я вообще никому не говорила, ну, кроме Арса. Ни маме, ни подругам… А тут я встретила их. Только что. И они все ему расскажут. Не ему так своим мужьям, а те передадут ему. Потому что это порочный круг, из которого нет выхода! По нему все сплетни разлетаются, и все обо всем в курсе. А тем более Вика, у нее вообще рот не затыкается! Она только и живет тем, чтобы всех за спиной обсуждать.
Слова лились из нее непрерывным потоком, и она не могла остановиться. С каждой минутой ей становилось все легче и легче, огромный камень падал с ее души. Не перебивая, я слушал ее и был той точкой опоры, в которой она так нуждалась.
— Все будет в порядке, — наконец сказал я, когда ее речь иссякла. — Они наверняка ничего конкретного не поняли. Ну микрофон и микрофон, ну какое-то помещение. Кто из этой логической цепочки придет к выводу о целом кафе? Вряд ли они будут сплетничать. Может быть, они уже наткнулись на какую-то более сочную новость и теперь ее обмусоливают.
Она не кивнула и никак не согласилась, но и не стала отрицать. Лика вытерла слезы, и я отстранился, услышав за дверью голоса парней.
— Спасибо, — шепнула она, и поспешила уйти.
Две девушки, одетые точно супермодели, только что сошедшие с подиума, шли по главной улице города. Лица их выражали нескрываемое удивление, ведь они никак не ожидали встретить свою подругу сегодня.
— Думаю, она лишь делает вид, что чем-то занимается, — сказала Байрамова. — Ты видела ее лицо в музее, когда я сказала, что она сидит дома и смотрит сериалы? Видимо, это ее задело, и она специально нас выследила и ждала с этой идиотской коробкой. А чем еще ей заняться? Она же только и умеет что в караоке горло драть! И поет она, надо сказать, посредственно. Мой учитель по вокалу сказал бы, что голос у нее слабый и непоставленный.
— Ты ходишь на вокал? С каких пор? — спросила Сергеева.
— С тех самых, когда мамаша Давида наконец-то уехала на свою родину! У меня хотя бы появилось время на себя! Не все же за ней по дому таскаться и следить, чтобы она не рылась в моих вещах!
— Ужасная женщина! Как ты с ней жила этот месяц!? Бедняжка…
Их разговор ушел в сторону от Анжелики Плешецкой, но у каждой из подруг остался в голове немой вопрос — что она делала в том помещении без вывески?
Это был самый длинный день в году. Солнце все не хотело садиться и в одиннадцать вечера было так же светло, как и два часа назад. Небо озарял темно-оранжевый закат, градиентом переливающийся в сине-фиолетовый цвет. Дома у Сергеевых горела напольная лампа, телевизор мерцал, транслируя какой-то старый фильм, который любил смотреть глава семейства. Жена сидела рядом с ним на диване, закинув на благоверного уставшие ступни. Он, не отрываясь от экрана, массировал ее большие пальцы ног.
— Знаешь, Лейла, конечно, моя лучшая подруга, но иногда она бывает такой невыносимой! Я скажу ей — не носи ты этот топик, он тебя полнит! А она все равно его наденет! Ты представляешь? Ну у нее же плечи как у мужика! Такое надо прятать, а она напоказ выставляет! Мне даже бывает стыдно с ней появляться в приличном обществе! Ну или то, как она красит ногти! Всегда этот ярко красный цвет! Он уже давно не в тренде. Я ей говорю, милая, зайди в пинтерест и найди что-то, что тебе подойдет! Но она и слушать меня не хочет!
Муженек качал головой, делая вид, будто слушает словесный понос Вики, а сам был увлечен фильмом, и понятия не имел, о чем она сейчас с ним разговаривает. Он знал, что, если не дать ей выговориться днем, она не заткнется ночью, а на эту ночь у него большие планы!
— …Ну и сегодня днем, кстати говоря, к чему я все это и веду! Мы вышли из салона, и опять этот ее красный маникюр, бр-рр, — Вику всю передернуло от негодования, и ее муж еле удержал ступню. Если он выронит ступню, она отвлечется и этот монолог начнется заново! — Я снова завела с ней разговор по поводу того, что некоторые ее вкусы совершенно колхозные, как вдруг мы встретили Анжелику Плешецкую, представляешь? Она стояла с этим своим идиотским микрофоном в руках, будто мы не знаем, что она специально нас поджидала! Потому что она все еще злится из-за того, что произошло на выставке в музее…
Виктор Сергеев уловил краем уха какие-то знакомые фразы про музей и фамилию Плешецкого и его внимание разделилось пополам — на фильм и на жену.
— …в общем, я, конечно, вежливо указала ей на тот случай в ресторане, чтобы Артем все-таки устыдился того, что сделал с твоим носом! Кстати, отек уже сошел?
— Прости, что ты сказала?
— Спрашиваю, как твой носик, котик, — она наклонилась к мужу и легонько поцеловала кончик его носа. — Надеюсь Плешецкий сейчас мучается бессонницей из-за того, что сделал! Ты, кстати, не знаешь, что может быть в том помещении?
— В каком?
— Ну, на Ленина, в центре, где мы встретили Лику! Ты что, не слушал меня?
— Конечно слушал! Покажи на карте, что у тебя там?
Вика достала телефон и быстро отыскала то место, где Лика намеревалась открывать
