После коротких дебатов, последовавших за запросом Макки, судья вынес решение в его пользу. К великому неудовольствию всех телерепортеров, операторы с камерами вынуждены были покинуть зал. Судья милостиво согласился оставить художников-скетчистов, чтобы корреспонденты имели хоть какую-то картинку к своим сообщениям.
В репортаже Кари явственно прослеживался намек на то, что введенный усилиями Макки запрет на видеокамеры в зале суда был направлен на то, чтобы держать общественность в неведении о собственных интригах.
— Но не станешь же ты утверждать, что сказанное мною — клевета!
— Если и не клевета, то очень близко к ней. — Пинки раздраженно одернул на себе засаленную курточку. — Знаешь, Кари, я, наверное, скоро устану.
— От чего?
— От твоих детских игр!
— Но это не игры!
— Называй это как хочешь, но то, что ты делаешь, недостойно профессионала. От твоего творчества за версту разит бульварщиной, причем такого рода, что даже мне ее переварить не под силу. Так что ты уж извини меня.
Услышать такое от Пинки, давнего друга и союзника! Это было равносильно пощечине.
— Что ж, очень жаль, что ты видишь все в таком свете.
— Мне тоже. — Пинки устало побрел к выходу. — Мне просто тошно. Так тошно, что я, наверное, даже попрошу Бонни напиться со мной на пару. — Шаркая ногами, он вышел из редакции.
Никогда еще Кари не было так одиноко. В машине по пути домой она думала о том, почему ее душу наполняет сейчас не радость, а смертная тоска. Она снова загнала Макки в угол, однако эту победу было не с кем отпраздновать, а потому не было и радости.
Повернув ключ в скважине, она вошла в свою квартиру, привычным движением включила свет и бросила сумочку на стул. И вдруг испуганно замерла на месте.
В глубине комнаты, в кресле-качалке, сидел Хантер Макки. Его глаза цвета мха выражали глубокое удовлетворение. Очевидно, он радовался тому, что дичь так легко попалась в расставленные им силки.
Его пиджак валялся на диване, жилет был расстегнут на груди, две верхние пуговицы сорочки тоже были расстегнуты. Узел галстука ослаблен, рукава закатаны до локтя. Вся его поза указывала на то, что он давно поджидает ее. В руке прокурор держал стакан с недопитым виски. Волосы на его голове казались взъерошенными сильнее обычного.
Не спуская с нее глаз, Хантер Макки поднялся из кресла. Допив виски, он аккуратно поставил стакан на журнальный столик. И двинулся к ней, ловко огибая по пути мебель.
— Как вы попали сюда? — спросила Кари немеющим от страха языком. Решительно выпяченная челюсть Хантера, мощь его тела повергли ее в паническое состояние. Он буквально олицетворял собой мужской гнев, достигший такой степени, когда простые увещевания уже не помогают.
— У меня степень магистра по криминалистике.
— Но охранная система…
— Отключил.
— Неужели такая кондовая?
— Нет, довольно хитрая.
— Но вы же отключили…
— Да, отключил. А потом опять включил.
Он стоял близко от нее. Слишком близко. Она ощущала жар его тела; ее лицо и шею обдавало дыхание, сдобренное густым запахом виски; в ноздри бил терпкий цитрусовый аромат одеколона. Ее сердце быстро застучало, словно побежало куда-то, сорвавшись с места.
— Что вам здесь надо, мистер Макки?
— Как-то суховато вы со мной обращаетесь. Вам не кажется? Ведь вы так ненавидите меня, что, наверное, чуть ли не ежеминутно мысленно произносите мое имя. Отчего бы вам в таком случае не называть меня по имени и сейчас? Ну же, попробуй. Вот видишь? Я не боюсь разговаривать так с тобой. — Он злобно цедил слова сквозь зубы. В нем было столько злобы, что она слегка отшатнулась.
Ни одного мужчину она не видела столь разгневанным. На виске у него вздулась и пульсировала вена. Он только что назвался специалистом по криминалистике. Так, может, он знает, как безнаказанно совершить преступление? Холодное, расчетливое убийство, которое никто не раскроет…
Однако главную тревогу внушало не то, что он мог совершить с ней физически. В его словах звучала какая-то другая, совершенно ей неведомая угроза.
— Произнеси вслух мое имя, Кари, — прошептал он, придвигаясь ближе.
— Нет.
Он заставил непокорную посмотреть себе в глаза, грубо схватив ее за подбородок. Большой палец придавил ее нижнюю губу.
— Мое имя. Назови его.
Эти слова были произнесены подчеркнуто спокойно, однако в голосе его звенел металл. Впечатление усиливалось от его огненного взгляда. Он снова нажал пальцем на ее губу.
— Хантер, — испуганно выдохнула она.
— Еще раз.
— Хантер, — повторила она. Его глаза внимательно следили за шевелящимися губами испуганной женщины. Казалось, он и не собирался отпускать ее подбородок. Однако пальцы внезапно разжались, и Хантер Макки на шаг отступил от нее.
Голова у Кари шла кругом. Она презирала и ненавидела себя за то, что подчинилась его грубой силе, но в то же время не хотела показать, что ему удалось сломить ее.
— Ну вот, я произнесла твое имя. Это все, что ты хотел?
— Нет, еще больше я хотел отшлепать тебя по заднице. — Он упер руки в бока. — Хорошенький репорта-жик ты передала сегодня вечером. Ну что, горда собой?
— Еще как! В особенности после финта, который ты разыграл со мной.
— Финта? Какого еще финта?
От этой неуклюжей попытки изобразить из себя невинного агнца кровь бросилась ей в голову.
— Но ты же заставил меня поверить в то, что, если я умерю тон своих репортажей, телеоператоры не будут удалены из зала! Или я разговаривала с кем-то другим?
— Моя просьба очистить от них зал никак не связана с нашим вчерашним разговором.
— Неужто? Значит, вовсе не из-за меня ты попросил судью вытолкать их взашей?
— Вообще-то из-за тебя. Но совсем не по той причине, о которой ты думаешь.
— А разве может быть другая причина?
«Может! — подмывало его завопить во всю глотку. — Из-за тебя я становлюсь похотливой скотиной!» Однако он предпочел более тонкий ход, переложив вину с больной головы на здоровую.
— Давай-ка разберемся в этом деле до конца, чтобы больше не было никаких неясностей. И определим, кто кому и сколько должен. Вот уже несколько месяцев ты травишь меня за то, что я застукал твоего муженька, запустившего лапу в общественную кассу. Но не моя вина, что именно я застукал его.
— Он не был виновен!
— Его вины хватит на всех грешников в аду. Кстати, у него на счету не одно это дельце.
Прищурившись, она набрала полные легкие воздуха.
— Я знаю, почему ты дискредитировал его заодно с другими.
— Он сам себя дискредитировал.
— Потому что он возражал против твоего назначения!
