— Нет-нет. Они в комнате Синклера, в антресолях над его гардеробом. Я проложила их нафталином, но, если ты выберешь какой-нибудь килт, мы развесим его на улице и запах выветрится.
Не желая терять ни минуты, я отправилась на поиски шотландских юбок. В комнате Синклера царили чистота и безупречный порядок. Я вспомнила, что эта врожденная чистоплотность всегда была в его характере. В детстве он не выносил беспорядка, и его никогда не приходилось просить сложить одежду или убрать игрушки.
Я взяла стул и подошла к гардеробу. Он стоял в нише рядом с камином, и пространство над ним решено было использовать как антресоли. Там хранились чемоданы, а также старая и не соответствующая сезону одежда. Я встала на стул, открыла дверцы и увидела аккуратную стопку книг, автомобильные журналы, ракетку для сквоша и ласты для плавания. От огромной коробки с одеждой, обвязанной веревками, пахло нафталином. Я потянулась, чтобы вытащить ее. Коробка была тяжелой и громоздкой, и пока я боролась с ней, то случайно задела локтем стопку книг и они полетели вниз. В таких стесненных обстоятельствах я не могла ничего поделать, а просто стояла на стуле и смотрела, как они падают на пол в ужасном беспорядке.
Я выругалась, покрепче ухватила коробку, вытащила ее наконец из антресолей, положила на кровать, а затем наклонилась, чтобы собрать книги. Среди них были учебные пособия, Тезаурус, однотомный словарь «Пти-Ларусс», жизнеописание Микеланджело, а под ними…
Это была толстая и тяжелая книга в алом кожаном переплете, обложка украшена личным гербом, а на корешке оттиснено золотыми буквами: «История Земли и живой природы, тома I и II».
Я знала эту книгу. Мне тогда было шесть лет. Отец привез эту книгу в «Элви» после одной из своих хаотичных вылазок в букинистический магазин мистера Макфи в Кейпл-Бридж. Мистер Макфи давным-давно умер, и его магазин теперь превратился в табачную лавку, но в то время отец провел немало счастливых часов, философствуя с мистером Макфи, веселым эксцентриком, которого не смущали горы грязи и пыли, и роясь в бесконечных полках с покрытыми плесенью томами.
Отец нашел «Живую природу» Голдсмита совершенно случайно и принес книгу домой с победоносным видом, ибо это было не просто редкое издание, но и очень красивая вещь, которую переплел кожей предыдущий благородный владелец. В восторге от книги, желая поделиться своей радостью, отец первым делом принес находку в детскую — показать мне и Синклеру. Моя реакция, вероятно, разочаровала его. Я погладила кожаный переплет, взглянула на одну или две картинки с азиатскими слонами, а затем вернулась к головоломке, над которой корпела.
Но Синклер отреагировал совсем иначе. Ему в этой книге понравилось все: старинный шрифт, толстые страницы, гравюры, детали крошечных рисунков. Ему нравились запах и мраморная бумага форзацев, а также приятная тяжесть большого старого фолианта.
Прибавление такого трофея к коллекции моего отца, казалось, заслуживало особого рода церемонии. Он отправился за одним из своих экслибрисов — табличкой с выгравированными на ней инициалами, увитыми декоративными растениями, — и торжественно перенес его на мраморный форзац «Живой природы» Голдсмита. Мы с Синклером наблюдали за этим действом в полнейшей тишине, а когда отец закончил, я восхищенно ахнула. Все было выполнено очень аккуратно и наглядно доказывало, не оставляя даже тени сомнения, что книга теперь принадлежит моему отцу.
Затем «Живую природу» отнесли вниз и положили на столик в гостиной рядом с журналами и ежедневными газетами, где книгой могли восхищаться, где можно было подержать ее в руках и пролистать. Заговорили о ней дня через два или три, когда отец понял, что она исчезла.
Сначала никто не придал этому значения. Все подумали, что «Живую природу» Голдсмита просто куда-то перенесли. Вероятно, взяли посмотреть и забыли вернуть на место. Но проходили дни, а книга так и не появлялась. Отец начал задавать вопросы, но ответом ему были лишь недоуменные взгляды. Бабушка неустанно искала книгу, но тоже тщетно.
Затем к поискам подключили и меня с Синклером. Нас спросили, не видели ли мы книгу. Но мы, разумеется, не видели ее, что и сказали, и в нашей невиновности никто не усомнился. Моя мама сказала: «Возможно, это вор…», но бабушка отнеслась к этому предположению с насмешкой. Какой вор не обратит внимания на серебро эпохи Георгов и довольствуется только кражей старой книги? Бабушка утверждала, что «Живую природу» Голдсмита просто засунули куда-то и рано или поздно она обязательно найдется. Как и любая сенсация, таинственная пропажа книги вскоре была забыта. Книга так и не нашлась.
До этих самых пор. Она хранилась в шкафу Синклера, аккуратно сложенная в стопку вместе с другими изданиями, которыми он не часто пользовался. Книга была прекрасна, как и прежде: гладкая и мягкая на ощупь красная кожа, яркие золотые буквы. Я стояла и держала ее в руках, тяжелую как свинец, и тут вдруг вспомнила о папином экслибрисе. Я открыла книгу и увидела, что мраморный форзац вместе с экслибрисом был аккуратно и ровно отрезан, прямо по корешку, возможно, бритвой. А на белом авантитуле, который следовал за вырезанным форзацем, было написано твердым почерком двенадцатилетнего Синклера:
«Синклер Бейли,
Элви.
ЭТО ЕГО КНИГА»
Чудесная, ясная погода стояла и в последующие дни. В понедельник днем моя бабушка, вооружившись лопатой и парой садовых перчаток, вышла на улицу сажать луковицы. Я предложила ей свою помощь, но она отказалась. Если я пойду с ней, как она объяснила, мы будем болтать и ничего не сделаем. Одна она сделает все намного быстрее. Получив отказ, я свистом подозвала собак и отправилась на прогулку, успокоив себя мыслью, что работать в огороде мне все равно не особенно нравилось.
Я прошла не одну милю и отсутствовала два часа или больше. К тому времени как я вернулась, уже начало смеркаться и становилось холодно. Несколько облачков появились над вершинами гор, пригнанные северным ветром, а над озером повисла полоса тумана. Из обнесенного стеной сада, где Уилл развел костер, тянулся длинный шлейф голубоватого дыма, и воздух был наполнен запахом горящего мусора. Засунув руки поглубже в карманы, мечтая о чае у камина, я пересекла дорогу по насыпи и направилась по аллее под сенью буков. Одна из собак вдруг залаяла, я подняла глаза и увидела темно-желтый «лотус элан», припаркованный перед домом.
Синклер вернулся. Я посмотрела на часы — было пять. Он приехал даже раньше, чем обещал. Я зашагала по траве, по лодыжку в опавших листьях, к гравийной площадке перед домом. Проходя мимо машины, я провела рукой по одному блестящему бамперу, словно для того чтобы уверить себя, что она мне не привиделась. Я вошла в теплый холл, в котором пахло торфом, впустила собак, а затем закрыла за собой дверь.
